13 августа 1992 года — 15 марта 1993 года

13.VIII.92

Вчера на Мясницкой столкнулся с Люсей Герасимовой[1]. Еле узнал. Старуха. По-прежнему прикрывает рукой беззубый рот. Разработана целая система мелких движений — почесывание носа и т. д. «Ты чего же про меня написал? Я прочитала, не знала, куда деваться… Будто я в коммуналке живу…» — «Люся, но это же не ты, я же не называл ни имени, ни фамилии». — «Вообще все правильно написал. Я живу не в коммуналке, но хуже. У меня квартира в Бабушкине, соседи травят. Как я выжила с 16 кошками… 8 уже умерли. Капустные листья ела. Меня выперли из издательства «Музыка», потому что я слишком много знала. Сейчас оформляю пенсию, собираю справки. Брат не помогает. Собирался приехать — не приехал». Рваные, грязные колготки, седые волосы. «Могу я рассчитывать на книжку?..» — «Конечно, я позвоню».

 

23.VIII.92

На шестидесятилетии у Аксенова (20.VIII) Гриша Горин и Кваша[2] заговорщицки говорили о том, что не пошли на митинг к Белому дому. Я: «Гриша, ты же защищал Белый дом…» — «Я был там всего один день, а Кваша все три». Кваша: «Они мне позвонили, я сказал — приду на митинг, если буду в Москве». И не ушел с юбилея. А Дементьев бегал на митинг. Ему надо с российскими властями быть в контакте.

Вася был в двух рубашках. Внизу ковбойка, сверху белая. Мы спрашивали, может, это имитация. Нет, действительно, две рубашки. «Скоро и Витька так будет носить, вот посмотрите», — смеялся Вася. Мы-то думали, что это имитация, а оказалась иллюзия иллюзии, или иллюзия имитации.

Приехал Марик из Израиля. Говорит, что все в говне. Какую фамилию ни спросишь — «Злотников?» — «В говне»; «Валя Никулин?» — «В говне». Петя Клеймер подметает улицы. Но страна, говорит, потрясающая.

Слышал по телевизору как бы вторую часть к монологу о прелестях перестройки («переперестройки»). Первая часть: каким энтузиазмом нас наполняет сообщение правдивых цифр погибших и т. д. А тут говорили об итогах года со времени путча. «Главный итог это то, что мы поняли: от правительства, от президента ничего не зависит. Зависит только от нас. Мы думали: вот придет Ельцин и наступит райская жизнь. И вот мы победили путч, и пришло новое правительство — и все стало хуже. Это вдохновляет. Значит, пока мы сами не включены в процесс — ничего не будет. Главное достижение последнего года, что стало хуже».

Погиб Витя Веселовский[3], пошел купаться и утонул. Только на третий день всплыло тело. Три дня его никто не хватился. Жена в это время была в Турции, приехала только на десятый день. Вот такая судьба…

 

28.VIII.92

Придумал шутку про Ельцина: «Друзья, падать недолго. Самым трудным будет девяносто второй год, девяносто третий принесет нам облегчение. Так что осталось подождать каких-нибудь девяносто два — девяносто три от силы года. Терпение, господа!»

Заходил к Мише Левитину. «Сколько ты получаешь?» — «Много. Не хочу говорить даже, но много». В общем, все, кто работает в штате, устроились  — кто лучше, кто хуже. А свободный художник погибает. Гриша: «Вот, напечатали в «Магазине» рассказ — 5000». Мамонов, у которого я был в студии: «Кроме работы, мне платят зарплату в издательстве «Ренессанс», немного, 10.000, но с голоду не помру». Гриша: «Если бы мне платили 1000$ в месяц, я бы пошел работать». А я что? Живу конвертом. Напечатался в «Независьке», даже не интересуюсь гонораром. Ну, сколько? Ну, 1.000. И что? P.S. Получил 342 р. Ни х*я!

 

31.VIII.92

Нина рассказала, что встретила Регину[4]. Денег нет. Они с Осей решили продать кое-что из антиквариата. Понесли бюстик Наполеона. Оценили хорошо. Продавец сказал: «наполеоны идут хорошо». Вот такая пошла писательская жизнь!..

Вчера отдал Пете книги Довлатова. Крутил, крутил — не получилось. Объяснение для себя я придумал: Довлатов бессюжетный, единственный способ  — отъезд. А на эту тему делать пьесу не хочется. В репертуаре Ленкома их уже две: «Школа для эмигрантов»[5] и «Sorry»[6]. Но дело, конечно, не в этом…

 

5.X.92

Приехал Миша Ушац из Америки. Кися вышла замуж за Джо. Я высказал идею, что в порядке гуманитарной помощи они должны усыновить папу. Сюжет: по каким-то причинам папе нельзя официально помогать, тогда дочь оформляет фиктивное усыновление папы. Советско-американская комедия.

Все получилось, как было отгадано мной. Они приезжают и хвалят нашу ё*аную жизнь. Вася: «Когда это я мог ночью свободно купить бутылку воды!... Ни х*я, ни х*я, потерпите — все у вас будет». Фридрих: «Какой воздух!... Какие помидоры!.. Как чисто!.. Какие широкие улицы!..»

 

14.X.92

Дней десять тому назад открылся театральный фестиваль им. Чехова. Я пошел на «Вишневый сад» Питера Штайна. Ё*аный бомонд! На фестиваль приезжает еще Крейча[7] и румыны с «Вишневым садом». Вот Антон Павлович, умер и не попользовался плодами своих зарубежных постановок — жил бы сейчас, тут бы началось: «Ваши суточные, наш проезд… Часть гонорара на месте…» И повело!

А 7-го у меня очередная авария. Поворачивал у каланчи с улицы Барболина на Сокольническую площадь. И грузовик с прицепом задел меня, отломил (загнул) кусок бампера и отлетела шпаклевка. Грузовик с прицепом уехал. А я нашел милиционера, поехали в ГАИ. Хотели отобрать права. В результате игры милиционеров за 1000 р. они превратились в услужливых друзей. Оформили справку.

 

17.X.92

Стронгин, которого я недели две-три назад встретил у ЦДЛ, говорил: «Я теперь девушку дальше буфета не вожу. Ресторан мне уже не осилить. А если сажусь, то сосед по столу меня унижает. Он заказывает икру черную, красную, водку… Я вижу, что моя дама тоже хочет, приходится заказывать тарталетки».

Встретил в метро Бэмса. Вдруг он опять стал тем Бэмсом, которого я видел на улице Горького в начале 70-х. Потертый, обшарпанный, в грязноватом белом плаще… Круг опять замкнулся. Описав вираж перестройки, мы снова вернулись в исходную точку. И он, и я… Перестал ездить за границу, опять занимается какими-то мелкими посредническими делами… Реставрация. Время реставрации. Невышедшая книга уже нуждается в дописывании и редактуре. Кстати, неплохой ход: «Недописывающаяся книга».

Сегодня в «Лавке писателей»[8] встретил Сашу Гельмана. Потом гуляли с ним по магазинам. Он покупал понемножку и подешевле. Что мне это напомнило? Оккупационный быт интеллигенции: надыбать еды, продержаться, протянуть… Саша: «Но мне кажется, мрак рассеивается. Народ привыкнет жить при капитализме».

Кстати, о Вознесенском: по-моему, он уже написал строчку: «Ну что, Чикатило[9], опять накатило?»

 

20.X.92

Умер Игорь Ицков. Сегодня похороны. Недели три назад стояли мы со Стронгиным у ЦДЛ (разговор о девушке не дальше буфета), подошел Игорь. Поговорили о кризисе института писательского клуба. Варлен ушел, а мы с Игорем прошлись до магазина (я купил колбасы) и обратно. Потом я его подвез до Дома кино. «Походкой раненого жирафа» он бродил по Москве. «Уезжать, конечно, безумие… С другой стороны, трудно смириться с мыслью, что до конца жизни придется жить в этой стране». Вот жизнь и кончилась…

Почему я подпишусь на «Независимую»[10], а не на «Известия»? «Известия» серьезная газета, хочет во всем разобраться. Тон серьезный и мудрит. Да не надо мне это. Две, три подробности, и ни в чем не надо разбираться.

Хи-хи! (Как писал Полевой на полях рукописи Аксенова.)

Кися, дочка Ушаца, родила девочку Мэги. Я Мише: «С тебя бутылка». Рассказ (название): «Е*ущийся дедушка». Кстати, из раннего Ушаца:

Торт с кофе не фокстрот.

Хозяин дома предлагал

То кофе, то пирог.

Но я с Нинеттой танцевал

И кофе пить не мог.

Тогда хозяин мне сказал:

«Торт с кофе не фокстрот».

Я эту фразу записал

Хозяину в блокнот.

Но он блокнот перевернул

— «Прочти наоборот».

И я в смущеньи протянул:

«Торт с кофе не фокстрот».

С тех пор задумчиво хожу

Назад, потом вперед…

И про себя произношу:

«Торт с кофе не фокстрот».

 

30.X.92

Когда-то, когда я слушал первые речи Горбачева, у меня родилась мысль — Манилов: «Хорошо бы построить мост, и чтоб на нем купцы в разных лавках товаром торговали». А тут прочитал в «Литературке» интервью с Крупиным[11], которому я отнюдь не симпатизирую, и он сравнил Ельцина с Ноздревым. Точно! Когда обещает — искренне верит и говорит горячо. Но ничего этого нет. Гоголь победил: Манилов и Ноздрев.

А это привет от «Взрослой дочери». Прокоп снова приступает к проекту печей для крематория. Разгадает ли он на этот раз секрет: «Бэмс, и нет старушки»?

 

31.X.92

27-го был на собрании трудового коллектива в «Юности». «И вновь продолжается бой!..» Коллектив перегруппировался и вновь кинулся на Дементьева. Впереди: Липатов, Натан и Проскурина. Эта — просто хамка. Я выступил о том, что деление продолжается («деление поделенного»). В. Максимов прислал факс Дементьеву из Парижа. Эмилия: «А вам не кажется, что он нас оскорбляет». Букет черни и комплексующих: Натан, Липатов. Совместно  — «демократическая» схема. Хотят у главного редактора отнять машину, «шторы повесил за 200 тыс.», и т. д. Всё, «Юность» я потерял. ЦДЛ потерял. «Союзмультфильм» потерял. Дом кино. ВТО. ШДИ. Никитскую… Остался только Ушац, к нему вчера и ездил. Грустный вечер…

На фестивале посмотрел три «Вишневых сада». Поздновато пришла в голову идея. Снимаются все «Вишневые сады», потом монтируется один спектакль: реплика за репликой  — вся пьеса с перемешиванием действующих лиц. Спрашивает Раневская из Берлина, отвечает Лопахин Крейчи и т. д. Хорошая мысля приходит опосля. Может быть, на будущий год…

 

6.XI.92

Вчера был у Ларса на очередном четверге. Ларс показал шведские мультфильмы и пригласил Норштейна и Хржановского[12]. При опрокидывании мной рюмки Юра Норштейн сказал шутку чью-то: «Безумству «Х» поем мы «П». Я поперхнулся, водка пошла не в то горло, Ларс меня стукал по спине. Когда мы уходили, Норштейн обратил внимание на то, что забор и фонарь похожи на одну из картин Магритта. Когда мы снова вошли в прихожую ларсовского дома, оказалось, что эта картина — именно эта! — висела на стене. Причем Ларс на сходство картины с пейзажем своего двора внимания не обращал.

Люся, которая убеждала меня, что больше ничего написать не может, что кончилась как писательница, вчера у Ларса проговорилась, что написала одну пьесу, потом другую… Кроме таланта, она работает, потому что всегда была одинока и не примыкала ни к какой группе. Эгоизм помогает писать.

Люся процитировала Битова: «Живем не на разницу курса».

— Ну, что пишут?

— Пишут то, что я читаю.

 

10.XI.92

Подражание газете «День»:

«В годы застоя Волкогонов[13] сшил себе генеральскую шинель. Сейчас шьет шубу». («Они выигрывают дважды»)

Вчера звонила Рита Синдерович[14] относительно Горенштейна. Она получила письмо от него с печальными новостями. Он пишет «моя милая, преданная мне, сошлась с немцем». «Начались цыганские хлопоты» (Тут вспоминается, что предыдущая жена  — цыганка. Опять цыганские хлопоты.) «Теперь Инна полнедели живет у немца, а полнедели моя квартира превращается в коммунальную. Это забавный сюжет, но не хочется в нем участвовать самому». Далее спрашивает: нет ли молодого Бондарчука[15], но не антисемита, для его нового сценария. Опять Фридрих накололся на бабе — чилийка, цыганка, украинка. Но, я думаю, с помощью своего эгоизма, таланта и нью-Кристички справится.

 

25.XI.92. Руза

Филиппенко решил устроить вечер под названием «Пора кончать!» по идее одной из заключительных глав моей книжки. Я приготовил монолог на эту тему. Но когда Саня плясал свой рок, к сцене выбежали 20-летние стиляги во всем стиляжном: брюки-дудочки, красные носки, коки на головах. И стали отрывать рок-н-ролл. Оказалось, клуб стиляг. И я когда вышел, изменил свой монолог. До этого Леша Козлов  — «зачем подсказывать идею “пора кончать”?» Я перестроился. «Мы хотели кончить, но, когда увидели этих ребят, поняли: все только начинается! Саня после вечера на выпивке всех спрашивал: «Ну, что делать с этим номером?». — «Играть!»

Накануне отъезда в Рузу Валера Шульжик[16] рассказал мне о статье Маши Арбатовой[17] в каком-то эмигрантском журнале типа «Гранат» о шестидесятниках, в частности о драматургах, — обо мне, Петрушевской. Статья называется «Дедовщина шестидесятников».

 

26.XI.92

Только что был у Беллы. Говорила о полной невозможности писать — «есть начало, очень смешное, но потом смех пропал». «По телевизору ужасы, тревога за родных, не зарабатываю денег, раньше меня это не трогало, а теперь это меня заботит…» Я успокаивал: «Белла, не у одной тебя так…» Белла: «И Андрей Битов мне на это жаловался…»

 

30.XI.92

К. Чуковский. Из дневника:

20/Х. 53. Был у Федина. Говорит, что в литературе опять наступила весна. Эренбург напечатал в «Знамени» статью, где хвалит чуть не Андре Жида (впрочем, насчет Жида я, м. б., и вру, но за Кнута Гамсуна ручаюсь. И конечно: Пикассо, Матисс.) Во-вторых, Ахматовой будут печатать целый томик — потребовал Сурков (целую книгу ее старых и новых стихов), в-третьих, Боря Пастернак кричал мне из-за забора: «Начинается новая эра, хотят издавать меня!»

5.XII.53. Был с Фединым у Пономаренко. Он больше часу излагал нам свою программу — очень простодушно либеральничая. «Игорь Моисеев пригласил меня принять его новую постановку. Я ему: «Вы меня кровно обидели. — Чем? — Какой же я приемщик?! Вы мастер, художник — ваш труд подлежит свободной критике зрителей — и никакие приемщики здесь не нужны... Я Кедрову и Тарасовой прямо сказал: отныне ваши спектакли освобождены от контроля чиновников. А Шапорин... Мы поблагодарили его за то, что он принял нас. «Помилуйте, в этом и заключается моя служба» и т. д.

22.II.54. Вчера мы с Колей были у Федина. Опять разговор о «гужеедах», взявших в Союзе верх и называющих «эпоху Пономаренко» — идеологическим нэпом... Рассказывал о мытарствах Твардовского и Шолохова. Твардовский представил начальству продолжение «За далью даль» — и там два места сочтены подлежащими удалению. У Шолохова вся вторая часть «Поднятой целины» — вся ее история.

 

1.XII.92

«Что они научились — выигрывать съезды».

Хорошо сказал Максим Стишов[18], когда говорили о том, как трудно сейчас писать небанально. Я: «Пока пишешь строку…» Максим: «…она покрывается инеем».

Участвовать в том, что происходило у нас раньше, было подло; участвовать в том, что происходит сейчас  — стыдно. Раньше, тогда в жизни активничали негодяи, теперь  — мудаки (пример: Чаковский — Иодковский) и т. д.

 

2.XII.92

В чем основная бездарность нашей жизни: она упорно подтверждает правоту негодяев. Она дает негодяям возможность быть правыми.

Перечисление немногих достижений перестройки: «…и вторая буква «н» в слове «Таллинн», «…буква «ы» в слове «Кыргызстан».

 

11.XII.92

Министр гос. безопасности Баранников[19] сказал «икономыслящие» на судьбоносном съезде.

Остаток рузских историй. У меня был семинарист Сергей Головатских. Я с утра выпивал с Беллой и Борей, а вечером мне надо было беседовать с Сережей о его пьесах. Мучился совестью: молодой автор ждет, а я поддатый. Но выяснилось, что семинарист к нашему разговору немного опередил профессора. Я что-то говорил ему о вторичности модерна, он смотрел на меня осоловевшими глазами, потом устало сказал: «Виктор Иосифович, ее уже ставят…» Мол, х*ли говорить.

Снова судьбоноска. Съезд, обращение Ельцина к народу и т. д. Смотрю телевизор, е* его мать. Всю свою жизнь я слежу за этим е*аным политическим сериалом, как тетя Маня за Марианной.

На днях был в «Театральной жизни» на встрече с Рикардом[20], главным редактором шведского театрального журнала. Там сидел Оренов. Я хвалил «Лысого брюнета»[21], Оренов сказал: «Не знаю, не знаю… Мне лично нравится “Взрослая дочь молодого человека”». Я: «Это уже далекое прошлое». Замёл. Смолчал, не напомнил статью в журнале «Театр» Демидова и Оренова («“Взрослая дочь” имела успех, потому что сезон был плохой и на фоне выделилась».) Мягкий характер, е*и его мать. Вернее, характера просто нет… Представляю, какое шоу устроила бы на моем месте Люся…

 

24.XII.92

Вот интересно, кем были эти казаки при Брежневе. Я думаю, примерными работягами, передовиками социалистического производства, членами партии и секретарями партийных комитетов. Те же, кто рушил храм Христа Спасителя, теперь теми же методами выселяют из церквей. Бесконечная история…

Ну вот, делаю последнюю запись года. Позавчера позвонил Дементьев и сказал, что он подал в отставку. Вот такой конец «Юности». Довольно типовой. Короче, теперь заходить туда мне и вовсе незачем.

 

5.I.93

Показывали фильм по пьесе Мережко «Ночные забавы»[22]. Филозов играл что-то вроде Бэмса: «У меня все пляшут на голове». И его все унижали за то, что он не восстает против унижения. В конце даже его обидчик ставит на колени. Геройство не в том, чтобы восстать и одолеть в схватке противника. Драматический герой побеждает без борьбы. Таким Алик играл Бэмса во «Взрослой дочери». Когда он, проиграв по жизни все, шел вдоль голубого занавеса в своем нелепом макинтоше и великоватой шляпе,  — мы смотрели на него как на героя. Он демонстрировал достоинство в невыгодной ситуации. В «Ночных забавах» его герой демонстрировал ничтожность в ничтожной ситуации. Режиссеры эксплуатируют в Алике Бэмса. И все не туда. И только Иосифу (Рейхельгаузу) это удалось, потому что он резко поменял жанр.

Могила хорошо процитировала кого-то: «В Америке тоже на первых порах капитализма было много жуликов, но там были хорошие шерифы».

Эдлис совершил — сдал свою шикарную квартиру в центре за 1700$, а сам снимает маленькую за «Соколом». Он сказал: «Теперь, когда я стал по-настоящему богатым человеком…»

 

13.I.93

Приехал Вася. Мы повели его сразу на вручение Овенов[23], потом назавтра был банкет по случаю премий «Триумф»[24] (на который он, собственно, и приехал). Столы ломились. Вася сказал, что в эмигрантской прессе на Западе нагнетают чернуху, впечатление, что на улицах Москвы валяются трупы, а тут такая сладкая жизнь. Я: «Вася, когда приедешь, не рассказывай там, в Америке, об этом. Говори, голод. А то они перестанут нам помогать».

У него же на лацкане была какая-то большая пластмассовая брошка «Попова»!.. Я спросил: «Вася, как это понимать?» — Он посмотрел на меня: «Украшение, е*ёна мать». И еще. Сидели в ЦДЛ. Как раньше. Элем Климов, Эдлис… Подсел пьяненький Паша Китаев. А Вася рассказывал что-то: «Как у меня в моей трилогии…» Паша (издевательски): «У меня в трилогии!» Вася обернулся к нему и якобы строго: «А что ты думал, е*ёна мать…» Мол — да, трилогия! А х*й ли. У всех трилогия, и у меня.

Там же за соседним столом сидела Ирочка. Она подошла, мы расцеловались. Она протянула руку Эдлису: «Я с Вами не знакома, но я вас знаю». — «А вы кто?» — спросил Климов. «Я — жена, заместительница Гладилина. Ира меня зовут».

Эдлис рассказал, что в последний день перед отъездом Володя Максимов обедал со Стерлиговым — генералом.

Когда мы были в гостях у нынешней хозяйки эдлисовской квартиры (нет! Это было в ЦДЛ, где сидели с Климовым!), кто-то упомянул Бродского. Вася стал ёрничать в еврейском местечковом стиле: «Поговорим о Бродке, о Бродке поговорим… о Бродке…». И в другой раз (вот тут, в экс-эдлисовской квартире) Галина Белая[25] стала ругать премию Букера. Вася: «А что, я начал читать Харитонова[26]. Нормальная проза… Уж не хуже Бродского».

А вот абсурдистский сюжет с Эдлисом. Он сдал квартиру за доллары (1700!) датскому бизнесмену и его жене  — нашей еврейке (Лизкиной знакомой). Пришли Вася, я с Эдлисом, Белая, Слава Иванов. Юлик оказался гостем в своей квартире. Заглядывал в кабинет, говорил: «Вот тут я творил». Я: «Юлик, спроси хозяев, где тут туалет». В разгар party Вася за спиной жены Иванова наклонился ко мне: «По-моему, Эдлис просто идиот».

В Старый новый год мы собрались у Мессерера в мастерской. Компания хорошая: Вася, Войнович, Женя Попов, Ефремов… Олег Ефремов вел себя как-то неестественно, испытывал какой-то комплекс в присутствии Васи и Володи. Привыкший царить в любой компании, он тут как бы внутри себя сомневался в своем праве и ждал непристойностей. Впадал в фамильярный тон. «Вася, надо встретиться, поговорить, есть идеи… Володя, надо встретиться… Ребята, все рухнуло. Время смуты. Я об этом буду делать Годунова. Надо возвращаться». На что Войнович отвечал: «По мне, так любая смута лучше коммунистов». А Вася подначивал: «Член культурной комиссии ЦК КПСС». В общем, я шептал Нине: «Будет драка». В конце, когда и Вася, и Володя ушли, Ефремов, напившись, жалостливо говорил: «Они меня описали. Володя нет, но Вася и Максимов». Когда на Васиных проводах мы вспомнили этот вечер, Вася сказал: «Когда было письмо десяти[27] (уже при Горбачеве), Олег отработал всю компанию против нас. Мудак!»

На этих проводах я говорил по пьянке Аксенову: «Вася, до лета мы продержимся, а там — приезжай». Вася, показав глазами на Рейна: «Уведи этого человека». Все-таки годы эмиграции не делают человека добрее… Особенно обидно, что в какой-то степени это касается Василия. В минимальной, но…

 

28.I.93

Звонил нудный Лева Корсунский по поводу немецкого конкурса, которого я номинатор. «Надеюсь, ты не будешь душителем». — «Лева, конкурс для молодежи…» — «А я молодой. Я надеюсь, будет повод выпить. Все зависит от тебя». твою мать! Вчера как раз Валя Тур рассказывал, как Лева несколько месяцев сидел в Переделкине. Сначала говорил: «Пишу бестселлер». Через некоторое время: «Не знаю, думаю, что попаду в точку». Потом: «Может быть, кто-нибудь возьмет». День ото дня росла его неуверенность. И наконец — «Не знаю, куда бы это понести?..»

Наконец пришла верстка книжки. Никулин сказал — к весне мы ее вряд ли выпустим, тогда уже лучше к осени». Тишкин: «Я хотел 10.000, но типографии невыгодно. Будет 25.000. Я думаю, цена 25–30 р.». Посмотрим.

Могильный разговор.

— Больше всего на свете я не люблю вырезать и наклеивать.

— А я только это и люблю. Если бы я не гноил себя тем, что надо что-нибудь делать, я бы целыми днями вырезал и клеил. Под джаз. Ставил бы пластинки классиков джаза и вырезал бы и клеил, клеил и вырезал. Вплоть до тех пор, когда бы я вырезал некролог, посвященный мне, наклеил бы — и все.

— Меня от всего этого трясет.

— А ты не трясись. Я вот все то, от чего тебя трясет, вырезаю и наклеиваю, — и мне хорошо.

Позавчера подал заявление о выходе из редсовета. Звонил Ряшенцев (по просьбе Натанчика, уверен), уговаривал не позволить втянуть себя в интриги. Я: «Я не могу простить этим людям то, что они обосрали мою биографию. Я потерял место, куда я мог бы зайти». Фраза: «Я семнадцать лет проработал в “Юности”» уже не звучит, так же, как «Я артист Таганки». Все! Пи*да рулю. И не важно, кто виноват».

Муратов на годовщине смерти Аксельрода вспомнил о фильме, который мы снимали на пароходе: я, Муратик, Миша Яковлев и Аксельрод. Может, переписать это на видео. Я полез на антресоли и нашел. Две бобины были завернуты в газету «Правда» от 28 октября 1962 г. Письмо Хрущева Кеннеди, фотография митинга «Куба si, янки no!». А в это время приехала Мики с режиссершей и пригласили меня на обед в ЦДЛ. Я подарил им эту истлевшую газету, хотя они наше с Бэмсом интервью из фильма о Карибском кризисе вырезали. Муратов  — газета — американки — к вопросу о совпадениях.

Бланк[28] снял «Три сестры»[29] по сценарию Мережко: Ирина хочет Машу, Соленый — Тузенбаха, учительницу изнасиловали в гимназии и т. д. Я думаю, теперь надо снять фильм или поставить спектакль «Вишневый ЗАД», гомосексуалистская трагикомедия. Все живут с Фирсом, а у того красная задница от усилий.

Будет проходить акция, организованная израильским центром под названием «Катастрофа». Творческая интеллигенция по местам еврейских страданий: Бухенвальд, что-то во Франции, Израиль и т. д. Нина: «Все хотят попасть в “Катастрофу”».

 

9.II.93

Я шел подписывать письмо от редсовета. У памятника Пушкину меня ждали Дементьев и Поляков. Два бывших комсомольских работника. Они борются за место в жизни и в системе, а я им помогаю. Ирония судьбы. Но они мне действительно ближе косящих под демократов новеньких. Черт знает что! Я выбираю стабильность.

Сегодня Ося Райхельгауз рассказал про Петренко. Он уже в спектакле не играет. Вместо него Качан. Последнее время Леша писал Райхельгаузу письма от «первого актера России». Жаловался на условия труда и просил прибавки денег. «Я полтора часа распеваюсь…» и т. д. Галя: «Вы не понимаете, что имеете дело с гением». На последнем спектакле на поклонах, ревнуя к Никитину, пришедшему на спектакль, сказал в зал: «Идите на х*й». Иосиф предложил ему отдохнуть. Леша сидит дома и ждет, когда позовут. Впереди гастроли в Израиль.

«Каждый день я заглядываю в лицо своего несчастья».

После презентации книги «Видеомы» А. Вознесенского на сиром банкете он перед аудиторией писателей и артистов прочел свои стихи «Молитва». А неделю тому он собирал нас у себя. Вот его речь: «Я захожу к Ваське Барчуку[30], полному идиоту…» Министр финансов. Яша из «Вишневого сала» стал министром.

 

21.II.93

Розов в РАИСе сказал: «Большая помощь в бюджете — военная пенсия. Да я еще инвалид первой группы!»  Я: «Повезло!»

 

3.III.93

К Розовскому на «Майн кампф»[31] должен был прийти Жириновский. Телевидение хотело снимать реакцию нашего фюрера. «Ведь интересно послушать, что скажет Жириновский. Ведь вам же должно быть интересно послушать…»  — «Да, интересно. Безусловно, интересно послушать Жириновского. На Нюрнбергском процессе». Так кончил Марк статью в «Известиях». Молодец! Изобрел хорошую формулу. И в этот же день вечером по телевизору показывали «Пресс-клуб». «Минкины и прошутинские» принимали Бакланова, Павлова, Шенина. Эти продувные бестии крепко держались под хилыми уколами журналистов. Наконец один из них назвал уважаемых гэкачепистов «дерьмом», и те гордо удалились… Градский возмутился, заставили извиниться журналиста перед ГКЧП. Вот итог этой встречи. Мудаки! Нельзя с убийцами и бытовыми негодяями устраивать КВН. Прав Розовский, прав! Меня трясло. Ночь не спал. Не от каких-то социальных эмоций, а от чисто личных. По Горенштейну: «…а я мудак, что все это слушаю».

Из серии «Мы рождены, чтоб шутку сделать былью».

Из серий «Бедность становится аморализмом» (памятник в Вашингтоне), «Абсурд становится реальностью». Когда-то в Ростове эту фразу «Тут по воскресеньям у нас горит ВЕЧНЫЙ огонь» сказала мне девушка-методист. Многие годы я рассказывал это как анекдот, и вот…

 

5.III.93

Вчера на четверге у Ларса я, Филиппенко: «Саша, принеси соку инвалидам премии Букера».

 

10.III.93

О, если бы борения различных ветвей власти заключались в том, что, когда побеждает Хасбулатов, в магазинах становится колбасы больше, чем сыра; а верх берет Ельцин — сыр преобладает над колбасой…

На вручении премии «Триумф» я наконец увидел Женю Сидорова в сане министра. Солиден, но держался просто. Я: «Я тебе сочувствую, там такие кадры работают по тридцать лет!» Женя: «Я всех уволил»; потом оттащил меня в сторону: «Кого уволить? Ну, скажи, я уволю». «Монахова». — «Уже уволил. Еще кого?». Больше я решил никого не называть. И то, что назвал Монахова-негодяя, нехорошо.

 

11.III.93

Ездили смотреть дом. Фазиль, Приставкин, Каледин, Попов, Мальгин… Каледин: «Когда я думаю об этом — как сон…» А я думаю, на чем мы проколемся. Приставкин: «Если не посадят…» Интересно, чем кончится эта история? Кончится ли?

Вечером я пошел в Дом кино смотреть фильм «Серые волки»[32] про то, как скидывали Хрущева Никиту. Много общих мест с форосской историей. В зале были все горбачевские демократы: Яковлев, Федоров, Тихонов, Бакатин, и новые — Степанков, Владиславлев, Мигранян… Они все в полном порядке. Горбачев и Ельцин в говне, а они в порядке. Заработали на этой пене имя, стали новой демократической аристократией. Трагедия наших дней состоит в том, что я сейчас пишу, как для газеты «День». «Он прав, сволочь!» Платоновская реплика про нас. Все правы. Даже негодяи. Это идейная гиперинфляция. Когда подонки получили возможность тоже быть правыми и убедительными. Пи*дец!

 

15.III.93

Вчера были «Итоги» под лозунгом: «Съезд проигран»[33]. Нина: «Но народ, который уже попробовал “Амаретто” и “Сникерс”, обратно в стойло уже не загонишь — на это только и надежда».