24 апреля, четверг. Утром все же дописал статью к юбилею Юры Полякова, вечером он — уже по другому поводу — звонил мне и поговорили об Украине и положении в Институте. Не сам Поляков, но есть люди, которые интересуются почти свободной должностью ректора.
В час у меня в Институте была встреча с А. Н. Леонтьевым. Два часа сладко и хорошо — есть масса совпадений с детства — поговорили. Теперь надо садиться писать очерк. В половине четвертого начался первый Ученый совет с новым ректором. На этот раз были практически все, даже В. П. Смирнов. Сама Л. М. Царева делала доклад о финансах за прошлый год. Среди общих цифр прозвучало, что деньги, которые зарабатывает профессорско-преподавательский состав, уходят не только на оплату мало получающему техническому персоналу, но и на оплату административному звену, начальству, потому что бюджетных денег не хватает. Выяснилось также — это меня просто поразило — проректора получают на 10% меньше ректора, а их у нас в маленьком институте тьма. Я раздельным залпом задал три вопроса: 1. Какая часть этих самых денег тратится на оплату административных расходов? В ответ были не цифры, а слова. 2. Каким образом в начале учебного года стоимость места в общежитии оказалась 2200 рублей, а потом — я промолчал, что за это новаторство ректор получил от министра выговор — оказалась чуть ли не самой маленькой в Москве. Здесь тоже были лишь уклончивые слова со ссылкой на министерство. 3. Только что прошла проверка бухгалтерии силами комиссии министерства. Доведут ли до членов Ученого совета ее результаты или, как во все прежние разы, ректорат ограничится усеченным пересказом? Ответ: результата, дескать, еще нет, рассматривается в министерстве, а потом нам расскажут.
Сидоров предложил, чтобы все-таки по финансам были какие-то представлены цифры. Л. М. Царева отослала его к нашему сайту.
Вечером приезжал Игорь, помогал делать мне морковные котлеты, говорили о сайте Шахиджаняна, где Игорь вроде бы начал работать. Условий он не понимает.
Телевидение весь вечер говорило, как и вчера, об Украине. Нападение армии с танками и артиллерией на Славянск. Кажется, началась гражданская война. Думаю, что в ближайшее время Донбасс может отделиться от Украины.
25 апреля, пятница. Еще вчера, когда я разговаривал с Леонтьевым, раздался звонок из РАМТа — в субботу будут давать «Берег утопии» Тома Стоппарда, пойдут ли мои студенты. Конечно, пойдут, легкомысленно ответил я. Звонила Ксения Аронова: мы договорились, что о количестве зрителей я скажу завтра. Вчера студенты уже разошлись, пришлось ехать сегодня к началу занятий, обошел несколько аудиторий, вместе с Мариной, моей лаборанткой, составили объявление, которое начали так: «Нелюбопытные и ленивые студенты семинара С. Есина…»
Из Института сразу поехал в «Ашан». У меня сегодня гость; дело в том, что позавчера объявился мой старый знакомый из Дублинского университета Джон. Джон работает на кафедре у Сары. Но это и знакомый С. П., когда он работал на кафедре в Дублине. Продуктов пришлось купить целую тележку, среди других русских разносолов будет узбекский плов — его варит Гафурбек. С. П. обещал взять на себя половину расходов.
Джон, как и подобает европейцу, пришел строго к семи; стол уже был накрыт. Я постарался придать ритуалу приема гостя определенную пышность — мой долг за участие ко мне Джона в Дублине. В подарок Джон принес мне бутылку виски, купленную, судя по всему, в Москве. К этому времени подгреб и С. П. Сидели довольно долго. В Дублине опять некий всплеск интереса к русскому языку. Джон это связывает с тем, что в Ирландии довольно много живет теперь русских, и с тем, что опять образовался некоторый интерес к России, которая выплывает в современном море глобальной конкуренции. Сара, наша общая подруга, теперь в отпуске — в Ирландии университетская профессура раз в три или четыре года имеет право на большой, чуть ли не годовой отпуск для повышения своего научного уровня. Сара сейчас делает какую-то работу, связанную с ирландцами, носителями русской речи в стране. Кажется, я понял правильно. Джон приехал сюда с каким-то своим ирландским другом снимать телевизионный фильм о работе «Московского комсомольца»; до Гусева они не дошли, а один из его, кажется, замов весь замысел дезавуировал, и «ирландских телевизионщиков» не пустили даже в столовую. У Джона среди корреспондентов и сотрудников газеты были знакомые — не дали с ними пообщаться. Слово «пообщаться» — ненавистное мне слово, которое ныне вошло в лексикон даже общественных деятелей.
Говорили также о Крыме и Украине. Джон, как человек много читавший русской прессы и знающий наш менталитет, говорил о некотором психозе на Западе по отношению к действиям русских. Никто, по его словам, не хочет всматриваться в подлинность событий, даже в историческую правоту крымской проблемы. Занятную реплику бросил его друг и коллега, приехавший с Джоном оператор, по поводу западных «санкций». Когда приглядишься к улицам Москвы и к транспорту на улицах, а в частности к обилию машин иностранных марок, то понимаешь: «Никаких серьезных санкций не будет, очень уж емок русский рынок».
После провода гостей, что-то в одиннадцать вечера рухнул без сил на свой диван.
Не читал.
