8 ноября, пятница. И день рождения Юрия Ивановича сегодня, и сегодня же Андрею Аствацатурову я обещал приехать и прочесть лекцию на его Литературных курсах. Неделю назад С. П. взял мне билеты в Ленинград на «Сапсан» и обратно уже почти в полночь — на какой-то фирменный поезд. Поездка в Ленинград всегда праздник. Пришлось около четырех утра подниматься и ехать на вокзал. На Ленинградском новости, не был там чуть ли год. За это время поставили несколько памятников — здесь и Николай Первый, прочертивший по линейке трассу от Северной столицы до Москвы, а также проектировщик и главный строитель. Появился даже архитектор главного московского здания вокзала Тон. Вокзал на памятной доске в Москве назван Ленинградским. С чего бы такая вольность? А потом, когда вошел в здание сообразил — убрали большой бюст Ленина в центре зала. Это уже испытанный прием. Надо убрать площадь, на которой могли бы собраться такие массы народа, которые смогли бы снести правительство, — на Манежной площади поставили торговый центр и лабиринт наверху. На вокзале в центральном зале построили галерею на втором этаже и убрали Ленина. Один поэт себя под Лениным чистил, а другой восклицал: «Уберите Ленина с денег!». Убрали.
Ленинградский вокзал в Москве
Встретил Юрий Иванович, я вез ему подарок, какие-то серебряные или посеребренные рюмки. Он живет неподалеку, повел меня домой кормить. Там уже Наташа расстаралась с какими-то своими изысками кормежки.
Расписание на целый день такое. Приблизительно час или полтора я после завтрака читаю сборник студентов Аствацатурова, перед которыми я в половине восьмого выступаю. В это время Юрий Иванович идет на работу, а мы с Наташей — в Русский музей, где вроде бы открылась выставка Сталлоне. Отрицательные впечатления — это самые яркие впечатления. Потом встречаемся и идем в Институт искусств, где Юрий Иванович нынче работает.
Из плана удалось спасти прогулку по Невскому — почти от Московского вокзала до Русского музея. В музее выяснилось, что выставка художника «Гора мышц» в филиале, в Михайловском замке, туда идти далеко, решили вызвонить Юрия Ивановича и идти в кафе «Север». В кафе людно, светски и дорого.
Лекцию свою перед студентами пропускаю. Все было экспромтом, на знакомые темы, в основном психология творческой работы, характер современной литературы и — реальность и литература. Андрей сказал, что лекция прошла блестяще. Тут же мне выдали деньги за билеты.
Самое интересное от поездки — посещение Института искусств, это знаменитый Зубовский институт на Исаакиевской площади. Из окон виден боковой фасад. Кажется, именно здесь первым командиром в советское время был Василий Кандинский, тут, кажется, в служебных квартирах и жил. Чудная доброжелательная и умная женщина директор — Ольга Борисовна Кох. Пили с нею чай и обменялись книгами. Раньше Ю. И. и О. Б. вместе работали в Университете культуры, вместе ушли и в Институт.
Уже без ног и без сил пришел на вокзал. Юрий Иванович проводил меня до вагона.
9 ноября, суббота. Уже когда выходил из вагона, спросил у одного из моих товарищей по купе: откуда ты, куда едешь? Молодой, простой, открытый малый лет 25–27. Парнишка ответил: да мне еще ехать до Китая. Сразу выяснилось, что он там занимается кунг-фу, то ли учится, то ли работает тренером. Я просто впервые подумал, как хорошо, что кто-то уже не привязан к своему рождению, молодежь ездит по миру.
Домой добрался довольно быстро и сразу ухнул в сон. Потом практически так и не слез с дивана, читал с карандашом верстку. Еще с утра решил не принимать таблеток и чувствую, как нездоровье начало меня всего заполнять.
10 ноября, воскресенье. Еще вчера понял, что не смогу ничем заниматься, поэтому лучше уж буду лежа читать верстку Дневников за 2012 год. Осознавая, что стиль слабеет, читал практически весь день. С перерывом, правда, на небольшой цикл о поиске и «обретении» могилы Ричарда III по Discovery. Здесь все: и интуиция историка, и возможный «идеологический заказ» Стюартов, новой династии, по дискредитации последнего Плантагенета. Самое поразительное во всей это научной истории — те приемы «опознания», которые проводили с останками. Нашли даже двоюродного племянника короля в 17-м колене. Это некий, живущий на окраине Лондона, столяр. Необходимые фрагменты ДНК столяра и последнего короля из Плантагенетов совпали. Специалисты даже по костям черепа восстановили внешний облик короля — довольно симпатичное и открытое лицо 32-летнего мужчины. Естественно, в останках, обнаруженных на стоянке автомобилей, нашли и искривление позвоночника — здесь и современники, и Шекспир были правы, король не был строен, как тополь, у него было что-то похожее на горб.
11 ноября, понедельник. Без болеутоляющего сегодня подняться не смог. Опять болело и в паху, и в бедрах, и боль еще отстреливала в правую руку, которой я почти не мог работать. К двенадцати потихоньку разошелся и прочел довольно слабый материал Ларисы Дудаевой и штук сорок этюдов, которые ребята написали по поводу праздника, случившегося в прошлый понедельник. Это был день 4 октября — День единства. В основном опять довольно слабо, все не знают, что это за праздник, относятся к нему как к счастливому третьему свободному дню. Спят наяву в основном мальчики и девочки, и только один Илья Вершинин — это настоящая писательская закваска — единственный пошел даже на «Русский марш» и все это своими глазами видел.
К 16.40 мне надо было в поликлинику на рентген. Собрался. Спустившись вниз, в почтовом ящике нашел вырезку из сегодняшней же «Российской газеты». Павел Басинский написал небольшую рецензию на «Дневник не-ректора». Хочешь не хочешь, приходится, хотя бы для того чтобы убедиться, что жизнь не проходит даром, цитировать.
«Я уже писал в “РГ” о том, что дневники Сергея Есина представляют собой исключительное явление в современной литературе (той же мысли придерживаются писатель Захар Прилепин и некоторые другие рецензенты есинских дневников). На первый взгляд, они совершенно необязательны и бесполезны для широкого читателя, ибо касаются сугубо внутрицеховых проблем, в основном внутренней жизни театра и литературы, отчасти кинематографа. При этом в дневниках Сергея Есина совсем нет “желтизны”, зато очень много таких подробностей, от которых широкий читатель пожмет плечами: “Зачем мне все это?”».
Стараюсь цитировать только те фрагменты, в которых есть некоторая новизна высказываний.
«Есин подробно цитирует внутренние литинститутские документы, со вкусом рассказывает о своих поездках на дачу, записывает меню литературных обедов, часто возвращается к размышлениям об одних и тех же фигурах литературного и театрального процессов. И вообще, он принципиально не спешит и так же принципиально не старается читателя заинтриговать. Иногда это напоминает хронику человека, оказавшегося в паутине. Неизбежность бытия внутри литературного процесса осмысляется как обреченность и в то же время удачная точка зрения, потому что вокруг точно такие же обреченные, но только не желающие осознавать свою обреченность и почему-то мнящие себя “властителями дум”.
Находка Есина — именно в точке зрения. Талант бытописателя — это уже вторичное достоинство книги».
Еще один большой кусок, который тем хорош, что почти совпадает с моей собственной рефлектирующей оценкой того, что я делаю, и, наконец, себя.
«Для меня нет никакого сомнения, что со временем дневники Сергея Есина станут литературным памятником современного литпроцесса, и не потому что они лучше или хуже чьих-то хроник и воспоминаний (жанр “преждевременных мемуаров” нынче в моде), а потому, что в них этот процесс изображается вне плана и вне заведомо принятой “задачи”. При этом автор достаточно страстен и пристрастен и отнюдь не скрывает этого. Что, на мой взгляд, ценно: он не скрывает и обид, и уязвленного самолюбия, и горечи от недостаточного внимания к нему критики и премиальных жюри — словом, всего того “человеческого, слишком человеческого”, что авторы “преждевременных мемуаров” как раз стараются скрыть, чтобы не выглядеть слабыми. Сергей Есин — писатель опытный. Он давно постиг простую и важную мысль о том, что писатель — такой же персонаж, как и герои его книг. В этом есть и некая религиозная составляющая, которую автор, к счастью, никак не педалирует, но она просвечивается между строк».
Паша уже не впервые рецензирует мои Дневники. Зная его атлетическое чувство справедливости, я уверен, что это не из-за нашего личного знакомства.
