9 мая, четверг. Как объективный наблюдатель не могу не отметить: вчера весь выход из самолета, таможенный контроль и получение багажа заняли у нас не более тридцати минут. Как же в этом смысле к лучшему изменилась наша жизнь. В машине слушал радио. Несмотря на поздний час, было что-то около пяти, радио бодро комментировало главную политическую новость: отставка вице-премьера Вячеслава Суркова. По мнению радио, эта отставка не связана со скандалом в Сколково. Сурков вроде бы курирует область исследований по нанотехнологиям. Там чуть ли не 750 тысяч долларов выдали Илье Пономареву, депутату и оппозиционеру, за непрочитанные лекции. Таких гонораров не видели даже нобелевские лауреаты. Уже дома по неумолкающему даже ночью «Эхо Москвы» Эдуард Лимонов порадовался отставке Суркова. Именно, по мнению Лимонова, на совести Суркова, «кремлевского политического кукловода», лежат акты расправы с партией Лимонова.
Дома, когда доехали, с удивлением обнаружил, что машину не угнали, квартиру не взломали, цветы, которые стояли в банках с водой, не завяли и даже посаженная в лотке, покрытом пищевой пленкой, взошла рассада огурцов.
Сергей Есин
11 мая, воскресенье. С трудом и долго прихожу в себя после Англии. Наверное, это перемена часовых поясов, а может быть, и весна подбадривает мою апатию. Все-таки первый день по приезде провел дома, читал почту в Интернете, почти не смотрел телевизор, расставлял комнатные цветы, которые мучились во время моего двухнедельного отъезда в тазах и мисках, наполненных водой. Потом переносил помидорную рассаду, которая была в эмиграции, на восьмом этаже у моего соседа Анатолия, рассада даже похорошела и подросла, поживая в интеллигентном и богатом доме. Политика почти перестала меня интересовать. Все те же оплачиваемые говоруны по «Эхо Москвы» вспоминают свои прошлогодние триумфы на Болотной. За них сейчас отдуваются сроками рядовые участники. Пикейные жилеты рассуждали по поводу отставки Суркова. Я грешным делом подумал, не перейдет ли бывший вице-премьер в оппозицию? Подобное часто бывает с покинувшими сытые и высокооплачиваемые места чиновниками. Правда, уходят эти чиновники из власти, иногда и хлопнув дверью, поднакопив изрядное количество честно заработанного. Но вот феномен: жизнь почти никого не удерживает на своих грохотах времени. Как быстро из памяти и разговоров исчезают имена прокураторов и командиров легионов, если только они чего-то выдающегося не совершили и если их имена не подхватили писатели. Кто помнит сейчас о всевластном Бурбулисе или ушедшем в свои деньги и комбинации Чубайсе, проклинаемый народом внук знаменитого советского сказочника тоже почти исчез из круга интересов.
Вечером девятого все-таки по каналу «Домашний» посмотрел знаменитое и нестареющее «Кабаре» с Лайзой Минелли и Майклом Йорком. Здесь все хорошо, «художественно», как сказали бы мои семинаристы, и значительно.
Что-то я ничего не написал о военном параде — проснулся после самолета поздно, уже шла техника. Мне показалось, что кроме слов «новая» нового-то как раз ничего не было. Только был новый министра обороны С. Шойгу — в новеньком кителе и в погонах генерала армии.
Десятого уже ближе к полдню поехали на дачу — с вечера приехал Володя Рыжков, он и был за рулем. Доехали быстро. Володя после смерти Маши в жутком состоянии. На даче все и ему, и мне о ней напоминает. Вот несколько кустов клубники на грядке, которые она посадила. В простенке за печкой хранится ее дачная одежда. Грядку с клубникой мы решили не перекапывать, ей теперь будет всегда заниматься Володя. Уже когда мы все сильно выпили за ее память, ночью он мне рассказывал, как перевозил ее гроб на Украину, как ее там хоронили. Маша была по натуре сова — днем она часто спала, а ночью смотрела телевизор или занималась хозяйством. И вот после похорон, после поминок Володя вдруг почувствовал, что она его зовет. Во втором часу он один пошел на кладбище. Какой-то щемящий парадокс жизни заключался и в том, что Маша всю жизнь боялась летать самолетом, а тут в последний раз ее гроб на Украину отправляли по воздуху.
Весь день одиннадцатого занимался огородом, пересаживал рассаду, до того как уже окончательно уйти в «отключку». Володя вскопал мне две грядки в обеих теплицах. Подвал полон воды, а водопровод еще не работает, приспособил насос, опустил в колодец и налил две бочки. По радио передали о какой-то группе людей, которые перегородили одну из центральных улиц в день парада с антипутинскими и антикремлевскими лозунгами. На следующий день всем участникам акции дали от 12 до 15 дней. Против чего борются? Чтобы вместо Путина пришел «их»? И все было бы по-старому, с воровством, с коррупцией, с новой, но из только своих Думой? Все эти борцы с коррупцией уже хорошо себя показали, как принципиальные люди и бессребреники. Один не вытерпел и поторговал лесом, другой прочел лекции в Сколкове. Я бы тоже, думаю иногда, пошел в оппозицию, так мне с институтских горизонтов надоело наблюдать за всем происходящим. Но за что я пошел бы бороться? Например, за пересмотр законности приватизации некоторых объектов. За дифференцированный налог на доходы, чтобы с миллиардеров брали не столько же, сколько с пенсионеров. За новую систему здравоохранения. За новую пенсионную систему. За другое телевидение. За сохранение русской системы в высшей школе. За то, чтобы Россия опять стала по-настоящему Великой Державой. Но, кажется, заговорился.
С дачи, испуганные пробками на дороге, выехали рано, часов в одиннадцать, но долетели довольно быстро, часа за два.
Вечером до глубокой ночи просматривал и исправлял те замечания, которые сделал Паша Косов в тексте Дневников за 2007 год. Какая же у него светлая и крепкая голова! Я уже не говорю о добросовестности, из которой все потом и рождается. У него то же зрение на текст, что и у покойной Вали, это и врожденная или же приобретенная в институте грамотность, и свободное владение культурными реалиями — и имена знает, и фамилии, и названия, все то, без чего не существует редактура и творчество.
12 мая, понедельник. По дороге в Институт позвонил Василию Гыдову — книгопродавцу и нашему институтскому выпускнику, и вот первая хорошая весть — Вася опять потребовал две пачки моих Дневника за 2009 год, а перед самой поездкой я привозил ему две пачки Дневника за 2006 год. У меня ощущение, что мои Дневники все-таки начали пробивать свою дорогу. Есть ощущение — часть публики на подобное чтение подсела.
Двор литературного института
В Институте, собственно, пробыл часа три или четыре, собрал новости. Все оборачивается, как я и предполагал. Рейн, правда, написал все представления к своему семинару, но прислал бюллетень и уехал с женой отдыхать, значит, на защитах его не будет. Однако в этом году, кажется, в его семинаре не все благополучно, уже получены отрицательные отзывы на некоторых его студентов. Володя Костров по-прежнему где-то в больнице ли, на даче, в реабилитационном ли центре — значит, ни рецензий, ни присутствий на защитах. Народу много, но крутиться придется очень шустро. Из-за желания нашего боязливого начальства делать все исключительно по министерским правилам, не входя ни в дискуссию, ни даже в переговоры с министерством, в этом году дипломная сессия, которая у нас проходила за две-три недели, пройдет на очном отделении за неделю. Каждый день по семь защит — это означает выполнение всех правил, но потерю контроля за качеством, все переваливается на коллективное решение, а раньше я практически успевал прочесть все дипломные работы Института.
В Институте все еще не остыли разговоры после последнего Ученого совета, когда невероятными усилиями ректор все-таки пробил нового профессора все из того же Российского православного университета. Первым дорожку оттуда проложил у нас А. Н. Ужанков. Теперь новый православный ученый — Иван Есаулов. Он возглавлял Центр литературоведческих исследований. На это место профессора претендовал ученик Ю. И. Минералова, доктор, закончивший у нас докторантуру и защитившийся у нас же, Васильев. Предпочли варяга. Главным аргументом было, что с варягом пришли в Институт какие-то гранты. Некоторые усматривают в этой кадровой атаке на Ученый совет стремление нашего ректора спрямить дорогу для одного их своих сыновей, вроде бы работающею в том же университете и в том же научном центре, что и наш новый профессор. Народ не устает комментировать и выступления наших старейших, моих, кстати, друзей Левы Скворцова и Валентина Сорокина. Подобного чинопочитания и облизывания спорной точки зрения начальства на кадровый вопрос мы не видели со времен знаменитых партийных собраний прошлой эпохи. Я все могу понять. Ну, я одинокий человек, но Лева-то, у которого успешный сын, у которого полная любящая семья, крупное имя, ему-то чего бояться! Что касается Валентина Сорокина, он, как березка, куда ветер клонит. Разговоров много. В качестве административной меры за своеволие Ольга Саленко уже схлопотала: в подготовленном приказе на ГЭК ее заменили Ужанковым, хотя фронтальный курс по литературе ХIХ века читала именно она. И от всего этого у меня, кажется, рождается некий сюжет.
Дома готовил лаваш с творогом и зеленью — некий рулет, а попутно, как всегда, слушал радио. Радио борется все за то же — против ксенофобии, против тени и праха Сталина, оказывается, в Москве одну из новых улиц собираются назвать улицей Сталинградской битвы, и заодно разбирает, что же мы празднуем в День Победы. Ведущая была озабочена тем, что в Якутске открыли памятник Сталину, причем третий по счету. Видимо, всеобщая мерзлота проветривает мозги.
