9 мифов о посттравматическом стрессовом расстройстве

Посттравматическое стрессовое расстройство встречается гораздо чаще, чем мы привыкли считать. По статистике, примерно 70% взрослых американцев пережили то или иное травматическое событие, и у 20% из них в результате развилось ПТСР. Однако тот факт, что это состояние так широко распространено, не делает его более понятным для тех, кто никогда не испытывал ничего подобного.

Мы попросили людей с этим расстройством и экспертов прокомментировать самые частые заблуждения.

Многие считают посттравматическое стрессовое расстройство уделом тех, кто побывал на войне. В действительности поводом для этого нарушения психического здоровья может послужить любое трагическое событие — включая стихийные бедствия, ДТП, террористические атаки, сексуальные посягательства или серьезные проблемы со здоровьем, объясняет Вонни Нилон из центра лечения ПТСР в Техасе.

«Когда у меня диагностировали ПТСР, первое, о чем я подумала: «Но это расстройство бывает только у военных!» Однако врач объяснил, что триггером могло стать любое из тех травмирующих событий, которые случились со мной в один год, — вспоминает 34-летняя Лорен Дуд, которая живет с посттравматическим стрессовым расстройством с 2013 года. — В моем случае их было три: смерть близкого родственника, срочная госпитализация и потеря ребенка из-за осложнений во время беременности. Когда врач сказал мне об этом, мне стало немного легче. Я почувствовала, что меня понимают».

На самом деле у многих людей с ПТСР есть работа и отношения, даже если последствия тяжелых событий до сих пор дают о себе знать. 37-летняя Бекки Бич живет с ПТСР с тех самых пор, как в 2001 году рассталась с партнером-абьюзером.

По ее словам, она до сих пор не оправилась от последствий домашнего насилия: «Я вздрагиваю каждый раз, когда слышу громкий шум или кто-то слишком громко произносит мое имя. У меня может начаться паническая атака, и успокоиться бывает непросто».

Однако она нашла способ справляться с этими триггерами: «Работая, я надеваю шумоподавляющие наушники, а по ночам сплю под большим и тяжелым одеялом — это успокаивает. По утрам я обязательно медитирую, чтобы снизить тревогу и частично снять напряжение. Еще я веду блог как молодая мама, и мне очень нравится это занятие».

Даже если два человека пережили схожий травмирующий опыт, реакция на него у их будет разной. Бывший военный врач Бен Джонсон вспоминает, что у людей, с которыми он служил, развитие ПТСР запускали разные триггеры: необходимость быть вдали от дома и семьи, истощение, враждебная обстановка.

«От меня как от медработника требовалось быть в «эпицентре опасности», ведь именно там находились травмированные пациенты. И даже сейчас, вернувшись домой, в толпе я продолжаю сканировать людей и искать источники потенциальной угрозы. Это очень тяжело — всегда и во всем искать опасность», — делится он.

Бывший военный врач объясняет, что, если рядом от радости завизжит ребенок, он может воспринять это как крик страха или боли или принять хлопок дверью автомобиля за выстрел.

То, что большинство из нас воспринимает нормально, для него может стать серьезной сенсорной перегрузкой.

И это касается не только триггеров. «Схемы лечения тоже должны быть разными. Что помогает одному, может быть совершенно неэффективно для другого. Это не простуда — универсального средства просто нет».

«Эта серьезное заблуждение, — подчеркивает клинический психолог Мэри Джоуи. — Большинство людей с ПТСР не хотят «срываться» на окружающих и не станут причинять себе вред».

Близкие людей с ПТСР часто из лучших побуждений стараются охранять родных от потенциальных триггеров, способных запустить реакцию. Однако для последних это не всегда полезно.

«Часто избегание триггеров — лишь способ усугубить проблему. Не позволяйте насильнику или другому травмирующему событию снова отбирать у вас часть вашей жизни. Куда важнее искать способ, как жить с тем, что произошло, и наслаждаться всем, что у нас есть», — уверена 39-летняя Элисон Николс, которая живет с ПТСР уже больше восьми лет.

Многие считают: раз человек кажется счастливым, он наверняка излечился от травмы. Однако реальность такова, что излечиться от ПТСР непросто и нет каких-то определенных сроков восстановления. У 42-летней Кендры Лидле ПТСР развилось после нескольких операций на головном мозге.

Последствия, по ее словам, проявляются до сих пор, даже если для окружающих это не очевидно.

«Я вернулась к работе, со стороны выгляжу абсолютно здоровой, и людям вокруг не видны спрятанные под волосами шрамы от операции. Но ПТСР никуда не исчезло, просто это моя проблема-«невидимка».

Переживания не дают мне поверить, что жизнь снова сможет стать такой, как прежде».

Мы привыкли использовать слово «триггер» в самых разных контекстах, и его значение, кажется, девальвировалось. «На самом деле все происходит в нашем бессознательном.

Когда на меня напали, древняя часть моего мозга сделала все, чтобы я осталась в живых и чтобы такого больше не повторилось. Определенные люди, места и события теперь неразрывно связаны в моей голове с возможностью неминуемой смерти», — объясняет 49-летняя Джина Ибарра.

«Это сохранилось в моих «настройках». Теперь, когда я оказываюсь в схожих обстоятельствах, мой мозг тут же извлекает ощущения, связанные с травмирующим событием, из хранилища памяти. Эти люди, места и события будто говорят: «Эй, ты помнишь меня?» Я больше не в опасности — но мой мозг все равно подталкивает меня к бою или бегству, чтобы я снова могла спастись».

«Бывает так, что симптомы посттравматического стрессового расстройства начинают проявляться лишь спустя несколько месяцев после травматического события — особенно если первое время человек подавлял чувства, — рассказывает 37-летний Майк Робинсон. — У меня ПТСР развилось через несколько месяцев после серьезной автомобильной аварии, и со временем все становится только хуже — вероятно, из-за того, что лечение до сих пор продолжается и мне приходится мириться с физическими последствиями травмы».

Любой человек, независимо от жизненного опыта и черт характера, будет испытывать посттравматическое стрессовое расстройство, если попадет в определенные обстоятельства и переживет травмирующее событие.

«Я всегда объясняю клиентам, что, напротив, ПТСР — очень нормальная реакция на очень ненормальные события. Многие из тех, кто пережил их, наоборот, гораздо более сильные духом люди, чем те, кто не испытывал в жизни трудностей», — уверена психотерапевт Кристин Андерсон. Она напоминает, что обращение за помощью — не признание поражения.

«ПТСР — болезнь, которая появляется по не зависящим от нас причинам, и ее можно лечить».