Завтра Илье Глазунову исполняется 90 лет. Без «бы». Потому что большой художник даже после физической смерти продолжает жить. В истории. Минуло 63 года с первой громкой выставки Глазунова, 33 года с тех пор, как он возглавил Академию живописи, ваяния и зодчества, и 3 года после смерти. Бог любит троицу. На наш субъективный взгляд (а в искусстве другого и не бывает), в сложносочиненной судьбе художника с мировым именем было три слагаемых успеха — энергия, твердость, артистизм. Вроде бы речь о личностных качествах, а не о художественной манере, но, как ни странно, именно внутренний стержень часто делает художника частью большой истории.
Как бы парадоксально ни прозвучало, Глазунов удивителен в своей радикальности. При всей популярности и известности он всегда оставался в оппозиции, причем полюс ее кардинально поменялся со временем. Из авангардиста и новатора, «советского антисоветчика», который чуть не стал вынужденным диссидентом, чуть не попал в лагеря, был сослан на стройку БАМ, и при этом был востребован на Западе и писал портреты советской элиты, в новой России он превратился в оплот академизма, поборника и хранителя классической художественной школы. Изменился ли сам художник со временем? Изменял ли он своим взглядам? Отнюдь. Менялось время — он оставался собой.
Художником с позицией и философией. Монархистом. Защитником православия. Общественным деятелем. Педагогом. Модником. У Глазунова множество наград и орденов. Кажется, он должен был забронзоветь. Но нет — до последних дней остался тем же смельчаком и смутьяном, что был в юности, который не боялся отвечать чиновникам «нет», когда ему говорили записать тот или иной образ или снять картину с выставки. Планов и энергии даже в последние годы в нем было через край. Вспоминается открытие выставки Ильи Сергеевича в «Манеже» к его 80-летию, где собрался весь свет, и он на лету бросил: «Мне всего 80, я полон сил и энергии».
* * *
Биография Ильи Сергеевича насыщена событиями, судьбоносными поворотами и яркими драматическими эпизодами. Всего не рассказать. Остановимся на нескольких картинах, которые стали для художника этапными и которые наверняка будут показаны на юбилейной выставке, уже после снятия карантинных ограничений.
Отношение к Глазунову всегда было полярным: от лютой ненависти до благоговейной любви. Но никогда не было равнодушных. Вот вам первый феномен. Первая же монументальная работа — «Дороги войны» (1957) — раскритикована. Это была его дипломная работа в институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина, задуманная давно. Во время блокады Ленинграда будущий художник потерял всю семью — отец, мать, бабушка и дядя умерли от голода. 11-летнему Илюше чудом удалось спастись — брат отца смог перевезти ребенка через замерзшее Ладожское озеро. «Дороги войны» стали отражением того, что он видел своими глазами, через что прошел. «Я помню, словно это было вчера, как сквозь клубы пыли и дыма нескончаемым потоком шли солдаты, беженцы, стада овец, словно гонимые бурей войны. Каждую минуту из разорванных грозовых туч могли появиться немецкие самолеты. Смерть, горе, рев моторов… золотая рожь вдавлена в землю гусеницами танков…» — описал он позже в книге «Распятая Россия» свои воспоминания, которые и легли в сюжет полотна. Такой взгляд противоречил канонам соцреализма, где о войне можно было говорить только как об акте героизма. Глазунов же написал ее как народную трагедию и запечатлел момент, о котором было не принято говорить, — отступление Красной Армии.
За два месяца до диплома руководство института наотрез отказалось допустить картину к защите, назвав ее антисоветской. Глазунову пришлось написать другую дипломную работу. Спустя 7 лет он снова выставил ее — на выставке, которая проходила в служебном помещении Манежа — и снова подвергся критике. Выставка проработала пять дней и была закрыта как противоречащая советской идеологии. Полотно «Дороги войны» было передано в Дом офицеров, где впоследствии бесследно исчезло. Уже в 1980-х художник сделал авторский повтор, который теперь хранится в собрании Государственного музея искусств им. А.Кастеева в Алма-Ате.
В том же 1957-м состоялась первая выставка 26-летного художника, которая пользовалась большим успехом у публики. Ей, впрочем, тоже сопутствовал скандал. Выставка в Центральном доме работников искусств состоялась благодаря победе Глазунова на Всемирной выставке молодежи и студентов в Праге, где он представил портрет заключенного в тюрьму писателя Юлиуса Фучика — автора книги «Репортаж с петлей на нее», написанной им в застенках гестапо. Сюжет, снова выбивающийся из соцреалистических рамок: в колодце тюремного двора, глядя в землю, ходят по кругу заключенные, и только один осмелился поднять голову в небо и увидеть красоту мира — кружащих на закате птиц. Политический сюжет, наполненный романтизмом.
Одна из главных картин его жизни — «Мистерия ХХ века» — полна полярности и радикализма. На первый взгляд это реалистическое и историческое полотно. Размер его — шесть на три метра, махина. Здесь тысячи героев — от Сталина и Брежнева до Достоевского и Солженицына, от Иисуса и Николая II до Гитлера и Мао, — так что всматриваться в нее можно вечность. И это чистый поп-арт — только в отличие от западного со своими отечественными святынями. Художник показывает на картине все и всех, что с трудом умещается в сознании. Крут набор из образов и символов эпохи — не только отечественных, но и западных.
Глазунов наверняка знал, что полотно, работа над которым длилась 10 лет, «завернут». Но даже когда ему было сказано переписать, он отказался, понимая, что его могут выслать или сослать. Собственно, так вопрос и стоял на самом верху, пока кто-то не предложил: нечего плодить диссидентов, отправьте лучше его на БАМ. И отправили.
Впрочем, картина, написанная в 1978-м, все-таки увидела свет. Сначала западный — Глазунов тайком умудрился вывезти ее в Германию, куда был приглашен Берлинским театром в качестве художника-постановщика оперы Бородина «Князь Игорь». «Мистерию ХХ века» выставляли в разных галереях, пресса захлебывалась отзывами («картина, которую никогда не увидят русские»), и в итоге она была куплена частным коллекционером. Однако спустя 10 лет все же вернулась на родину, чтобы произвести фурор в московском Доме молодежи. Такой успех, пожалуй, вряд ли кто-то повторит: на вернисаж выстраивались многотысячные очереди. Для многих именно с той выставки началось понятие «современное искусство», тогда еще неведомое и неизвестное. Кстати, позже художник написал второй вариант «Мистерии ХХ века», где персонажей стало еще больше.
Глазунов — неутомимый рисовальщик: на его счету более шести тысяч работ, среди которых немало монументальных. Но этапная — помимо «Мистерии» — «Вечная Россия», законченная в 1988 году. Крестный ход длиной в тысячелетия на фоне неспокойного неба, куполов и красных звезд Кремля, омываемый рекой революции. Сотни лиц и ликов — народ. Коллективный и в то же время личный портрет России — больше, чем живопись. Это философия, которой жил и дышал художник. Его концепция бытия. России. Родины.
Между строк
Но Глазунов — это не только живописец, но и общественный деятель. Все знают, что главным делом жизни для него стало создание Академии живописи, ваяния и зодчества, ставшей преемником одного из ведущих художественных учебных заведений Российской империи — Московского училища живописи, ваяния и зодчества. История академии началась в 1987 году — отдельная глава его жизни. Что важно — и здесь Глазунов шел против течения. В новое время, когда современное искусство и отказ от традиции стали тенденцией, Глазунов выступил как хранитель классической школы. Когда все вокруг создают новые формы, он отчаянно бьется за сохранение традиций: не зная академической живописи, невозможно создать новое. Интересная деталь: сегодня одна из выпускниц академии Наталья Царькова является главным художником Ватикана.
Сегодня мало кто помнит, что в 1981 году Глазунов стал первым директором Государственного музея декоративно-прикладного искусства народов СССР, куда вошел и будущий музей-заповедник «Царицыно». На тот момент ансамбль, созданный по проекту архитекторов Василия Баженова и Матвея Казакова, был почти руинами. Часть построек еще занимали коммуналки, другие были почти разрушены. Глазунов дал тот самый толчок, благодаря которому на этой территории началась новая жизнь и путь сложной реставрации. А в 1970-е годы Глазунов выступил против Генплана реконструкции Москвы, угрожавшего разрушением исторической части города. Вместе с единомышленниками он писал письма наверх и составлял альбом о «старой» Москве. В итоге Генплан был выставлен на обозрение в Манеже и раскритикован общественностью. Но он шел и на более радикальные меры, чем сбор подписей. Например, когда власти объявили о срочном сносе Белых палат и еще нескольких исторических зданий на Пречистенке, Глазунов со своими учениками вышел на улицы и перегородил дорогу бульдозерам. Скандал сработал — Пречистенку удалось отстоять.
В Глазунове была страсть, которая проявлялась на холсте, в отношениях, в любом деле. Например, он был увлеченным коллекционером. Находил картины и иконы в антикварных лавках, выискивал по деревням и селам. Собирательством занимался с той же страстью, как и собственным творчеством. А за год до смерти передал большую часть своей коллекции в дар Москве. Особая история — Глазунов и Русский Север. Несколько десятков лет художник вместе с семьей ездил в самые отдаленные уголки родины, заново открывал памятник русской архитектуры и находил там исторические редкости.
* * *
«Мне иногда кажется, что я прожил сто жизней, но все они — и счастливые, и кошмарно-трагические — объединены одним понятием: моя жизнь в жестоком XX веке», — писал Глазунов о себе. Точнее и не скажешь.
Мария Москвичева
