В музее города Монпелье МO.СО. проходит выставка «Нонконформисты. История русской коллекции». Это небольшая, но представительная часть «царицынского» собрания современного советского и постсоветского искусства, которое хранит у себя Третьяковская галерея. Когда-то это искусство было запретным, потом пошло по выставкам, а теперь снова живет с оглядкой.
МO.СO. на юге Франции в Монпелье — организация сложносочиненная. Это и выставочные залы, и учебное заведение для художников, и мастерские для приглашенных мастеров. Летом прошлого года к ним добавилась новая часть: «Дом коллекций», куда директор музея Николя Буррио намерен приглашать художественные собрания. Начал он с «коллекции Ерофеева», похоже, впервые официально названной именно так.
В центре экспозиции судьба коллекции, собранной в 1984–2008 годах Андреем Ерофеевым и его командой для музея Царицыно. Он начал собирать работы нонконформистов тогда, когда их музейная ценность еще не была признана ни коллегами, ни тем более властями. До Горбачева и русского Sotheby’s, до первых выставок современного искусства, приехавших к нам с Запада, Ерофеев решил стать посредником между непризнанными художниками — как старшего поколения, так и своими ровесниками — и музейным сообществом. Кажется, ни те ни другие не понимали до конца, чем он занимается. Ни Третьяковская галерея, ни Пушкинский, ни Русский музей не желали иметь с неформалами ничего общего, в итоге коллекцию согласился приютить находившийся в усадьбе Царицыно Музей декоративно-прикладного искусства народов СССР, а запасником стал заимствованный у военных бункер гражданской обороны. Метафора «подпольное искусство» сделалась буквальной.
Когда «царицынская» коллекция слишком разрослась, ее художественная, а то и денежная ценность стала очевидной, ее согласилась приютить Третьяковка, а Андрей Ерофеев сделался там руководителем отдела новейших течений. Будущее коллекции казалось счастливым, но споры вокруг выставки «Русский поп-арт» и особенно «Соц-арт», отправившейся во Францию вопреки воле Минкульта, привели к уходу Ерофеева из ГТГ. Потом он пошел под суд за выставку «Запретное искусство» в Сахаровском центре, потом поддерживал Pussy Riot и оказался в итоге на левом фланге совриска в давно вроде бы забытой роли художественного диссидента.
Коллекция и выставка в Монпелье рождают, как писали в те годы прогрессивные поэты, «ностальгию по настоящему». Когда я вижу плакаты-доски Елены Елагиной «Адское — Высшее», вижу Ленина, провозглашающего «Coca-Cola It’s the Real Thing» с холста Александра Косолапова, или Сталина с медведем, выписывающих на снегу «СССР», у Леонида Сокова, я начинаю вспоминать, как интересно мы тогда жили. Первые выставки запретных художников, первый каталог «Другого искусства», первые «детские» номера академических журналов, первая, хоть и 17-я по счету, молодежная выставка 1986 года на Кузнецком Мосту и расположившаяся в допожарном еще Манеже первая худярмарка «Арт-Миф», прозванная “Ъ” «моделью российского художественного рынка в натуральную величину». Вещи из коллекции Ерофеева, которые обнаружились на стенах МO.СO., будто бы промелькнули и исчезли, разъехавшись по миру, раскупленные любителями и почти не попавшие в музейные собрания. Оказывается, они у нас все есть.
И Кулик такой молодой, и юный Бренер, вызывавший с Лобного места президента на бокс,— немыслимое в наши дни произведение, за которое не отделаешься «двушечкой». И «Живопись для слепых» Юрия Альберта: черный холст со шрифтом Брайля, который теперь не возьмут на выставку ни слепцы, ни глупцы. В цензурном смысле мы вернулись далеко назад, причем не только на отечественном, но и на международном уровне.
Для европейцев эта история советского искусства в Монпелье такой же важный дар, как и коллекция, полученная от Фонда Потанина парижским Центром Помпиду,— хотя нынешняя выставка останется во Франции только в виде каталога. «Царицынское», оно же ерофеевское собрание не дождалось собственного музея. Зато соединилось до 9 февраля в «Доме коллекций» в память о счастливых десятилетиях, в которые несколько художественных поколений, как будто бы вернувшихся с войны, переживали новую оттепель — нимало не беспокоясь, надолго ли хватит тепла.
Алексей Тарханов
