20 июля — юбилей у народной артистки СССР Людмилы Чурсиной. Родилась она в 1941 году. По документам — в Сталинабаде, нынешнем Душанбе. Но случилось это радостное событие во время бомбежки, когда мама будущей актрисы пробиралась из Риги в Великие Луки к родственникам. Многое уже не восстановить. Такое было время.
Людмила Чурсина — аристократичная и величественная актриса и женщина, но при этом простая в общении, хотя панибратства не позволит никому. Она скромна и не станет качать права, требуя Bentley к трапу самолета, предоставления бизнес-класса, как это происходит в среде молодых и бестолковых актрис. С Людмилой Алексеевной мы не так давно побывали в городе Оше — южной столице Кыргызстана на Неделе российского кино. В университете, где она встречалась со студентами, установили огромный щит с ее фотографией, указав дату рождения. Но Чурсина своих лет не скрывает. Она благодарит каждый прожитый день.
— Ведь кого-то уже нет на этой земле, а мы живем. Разве это не счастье? Жизнь так быстро проходит. И пока мы ею недовольны, она все равно проходит. Я благословляю каждый подаренный мне день. Не хочу отрекаться ни от одной морщины на своем лице. Каждая заработана слезами, радостью, приобретениями и потерями. Сейчас можно все растянуть, привязать бантиком, к пяткам подтянуть. Актриса, да и вообще женщина должна следить за собой. Но мне кажется, что лицо — это продолжение того, что заложено природой, дано творцом и родителями. Зачем же в 80 лет превращаться в Барби? Если бы можно было опыт прожитых лет использовать, вновь став молодой, я бы уже, наверное, каких-то глупостей и ошибок не наделала. А их было много в моей жизни. Хотя если мы закроем двери перед заблуждением, то как в них войдет истина? Мы же на ошибках учимся.
Странно было видеть потрепанных жизнью женщин, которые признавались в любви актрисе таким образом: «Я выросла на ваших фильмах». Чурсина моложе их всех. В Оше, когда Людмила Алексеевна выходила из зала, выстроился живой коридор. С букетом ландышей, который ей принес кто-то из зрителей, она прошествовала как особа царских кровей.
— Я побывала в Оше 42 года назад. Была зима, минус 21 градус. Все заснежено. Я выступала в том же кинозале. Неожиданно погас свет. Но творческая встреча продолжалась. Я предложила зрителям задавать вопросы в темноте. Они сразу осмелели, и из мрака пожилой человек спросил: «У вас есть любовник?». «Целых три. Муж, кинематограф, жизнь» — ответила я.
— Вас тянет в Среднюю Азию? Все-таки детство там прошло?
— Я до 5 лет жила в Душанбе. Плохо помню то время. Слишком маленькая была. Но запахи, вкус шашлыка, шум реки — все это осталось в памяти. Потом уже я приезжала в Душанбе. Не могу сказать, что испытываю ностальгию, тоскую по азиатской кухне. Ведь где только наша семья не жила. Я — дитя войны. Выросла в семье военного. В детстве не была избалована. Отец нашел нас после войны в Душанбе, куда из Великих Лук Псковской губернии бабушка, мама моей матери, вместе с пятью детьми и мной были эвакуированы. После того как отец нас нашел, начались путешествия по стране. Семь лет мы жили в Тбилиси, поэтому я знаю грузинский язык. Затем — два года в Батуми. А потом мы попали в ледяное царство Чукотки. Северное сияние наблюдали через день. Через два года переехали на Камчатку. Вспоминаю ее неброские, но прекрасные пейзажи. И там мы прожили пару лет. Затем я вернулась в Великие Луки, закончила там школу и отправилась в Москву поступать в институт.
— Вы ведь не сразу решили стать актрисой?
— Я была серьезной ученицей, любила химию и физику, хотела поступать в МАИ. Мечты были такие — либо строить самолеты, либо стоять на палубе корабля, либо руководить колхозом. Но его величество случай подарил мне удивительную профессию актрисы. Я поступала вместе с подругой в Щукинское театральное училище. И прошла, а она — нет. Мной руководило любопытство, не было страха, который лишает человека даже тех возможностей, которыми он располагает от природы. Наверное, поэтому и поступила. Училась в Москве, приезжала к родителям на каникулы. Сколько раз, бывая в своем городе Великие Луки, где у меня теперь 14 могил и есть родственники, я пыталась узнать о судьбе своей подруги, с которой поступала. Но она словно растворилась.
Актерская профессия расширяет пространство души, позволяет сыграть те чувства, какие, может быть, никогда не довелось бы самой испытать. Но профессия мучительная, с вечными вопросами по поводу того, хорошо или плохо ты сыграла, понравилась ли зрителю. Кинематограф вошел в мою жизнь на первом курсе. Как и всем студентам, мне надо было подрабатывать. Я снялась в небольшом эпизоде в «Утренних поездах», еще где-то, а потом была картина «Когда деревья были большими» потрясающего режиссера Льва Кулиджанова, подарившая знакомство с Леонидом Куравлевым, Инной Гулая, Василием Шукшиным, Юрием Никулиным. Я заканчивала театральный институт. И уже репетировала в Театре им. Евгения Вахтангова. Рубен Николаевич Симонов пригласил меня в труппу. После «Донской повести» и «Двух билетов на дневной сеанс» мне предлагали разбитных и дородных героинь. Останавливало то, что это были поверхностные роли, без судьбы. Я от них отказывалась. Только потом пришли «Угрюм-река», «Виринея», «Журавушка».
«Увидев меня, Евгений Леонов сказал: «Как же я с этой жерделой сниматься буду?»
— Когда я училась на четвертом курсе Щукинского театрального училища, меня пригласили на кинопробы «Донской повести» по ранним рассказам Шолохова. Приехала на «Ленфильм» и поняла, что на роль мощной, дородной женщины, прошедшей огонь, воду и медные трубы, меня не утвердят. Вернулась в Москву заканчивать институт. Вдруг получаю телеграмму: «Приезжайте в станицу Раздорскую для участия в фильме «Донская повесть». Роль Дарьи». По глупости и молодости решила, что, раз еду играть главную роль, надо и выглядеть соответствующим образом. В ту пору были в моде шпильки и очень короткие юбки. Я накрутила на голове халу. Надела туфли на высоченных каблуках и самую короткую юбку. В таком виде и явилась в станицу Раздорская. А расположена она в 40 километрах от Ростова-на-Дону. Выхожу на старую и ветхую пристань, которая ходит ходуном. Куры в пыли кудахчут. Пустынно, никто меня не встречает. В тот день у группы был выходной. На берегу режиссер Владимир Фетин и мой будущий партнер Евгений Леонов ловили рыбу. А ее в ту пору в Дону водилось очень много. Стою растерянная. Каблук попал в первую же щель и полетел. Прихрамываю, прическа набок. Фетин и Леонов меня заметили, пришли на пристань. Режиссер с ужасом произнес: «Женечка, познакомься. Это, может быть, ваша будущая партнерша». У Евгения Павловича выпало ведро с рыбой. «Как же я с этой жерделой сниматься буду?» — спросил он.
Как вы понимаете, студенческая жизнь не позволяла набрать солидную весовую категорию. Мое женское самолюбие было задето, и я стала защищаться. «Евгений Павлович, если нам будет суждено вместе сниматься, закажите себе скамеечку и пользуйтесь ее услугами», — сказала я. И действительно, была сделана скамья, которая исчезала в самый нужный момент. Леонов мне потом отомстил. Яму, в которой я должна была стоять, чтобы быть ниже ростом в кадре, копали не на том месте. Режиссер мне сказал при первой встрече: «Тебя не утвердили. Вызвали мы тебя с условием испытательного срока. Поверь, на эту роль пробовалось много известных актрис. Если ты за 10 дней не поправишься килограммов на восемь, ничего не будет. Забудь про городскую одежду, духи, платье, мыло. У тебя должны потрескаться пятки, а под ногтями нужен чернозем. И самое главное — улови донской говор». С весовой категорией я справилась за неделю. Обрела мощь. Ходила босиком, в маленькой короткой казачьей кофточке, длинной юбке и платке. Вот и весь мой незатейливый костюм. И так два месяца. В общем, спустя десять дней меня не отослали в Москву, все вошло в колею. Мои партнеры проявляли терпение, понимая, как мне трудно. Когда что-то не получалось, хотелось убежать со съемочной площадки. Много было бессонных ночей и отчаяния. К концу съемок я так обнаглела, что в сцене расстрела Дарьи позволяла себе слишком много. Мы снимали в павильонах «Ленфильма», поскольку часть отснятого на природе материала оказалось браком. Привезли много земли, листьев. Аромат был абсолютно такой же, как и на натуре. Моя героиня испытывала в кадре отчаяние, плакала, а я, увидев вокруг костюмеров и осветителей, строила им всякие рожицы, а потом входила в кадр.
Я благодарна судьбе за этот фильм, подаривший мне встречу с истинно народным артистом Евгением Леоновым, большим и беззащитным как ребенок Алексеем Смирновым, самобытным режиссером Владимиром Фетиным, у которого свой почерк на экране. У Владимира Фетина я снималась еще в нескольких фильмах и стала его женой.
Между прочим, Евгения Леонова не сразу в Госкино утвердили на роль. В «Донской повести» он впервые после «Полосатого рейса» и других комедийных ролей играл доходящую до трагического звучания роль нелепого пулеметчика по имени Яков Шибалок. На Международном кинофестивале в Индии он получил приз. Мы тогда впервые поехали в загадочную для нас страну, провели там более месяца. Хорошо помню переполненный огромный конференц-зал в Дели. В проходах на полу сидят дамы в вечерних туалетах. Индийские женщины себя украшают. У них масса браслетов на руках, все с венками цветов. В нашей маленькой делегации — я, Евгений Павлович Леонов, режиссер Владимир Фетин и представитель азербайджанского кинематографа. Нам скоро улетать домой. В Дели — плюс 37, а в Москве — минус 17. Мы переговариваемся по поводу того, как и где переодеться по сезону. И вдруг слышим, как председатель жюри, а это был крупный английский режиссер, приглашает на сцену советского артиста Евгения Леонова для получения приза за лучшее исполнение мужской роли. Мы были не готовы к этому. Евгений Павлович оглянулся и сказал: «По-моему, кого-то из нас». Фетин говорит: «Женечка, по-моему, тебя». Евгений Павлович стал пробираться к сцене. Он наступал на шлейфы, нырял в декольте. На него шипели и шикали. Он, извиняясь, пятился задом к сцене. А она огромная, украшена вазами с цветами. На ней восседают десять членов жюри. Евгений Павлович, поднимаясь по ступенькам, запутался в кулисах, долго в них барахтался, потом наткнулся на цветочную вазу, опрокинул ее, поскользнулся на мокром лепестке и ласточкой проехал по сцене. А вручать награду вышел французский актер Жан Маре. Женская половина фестиваля замирала при встрече с ним. То есть на сцену вышел сам граф Монте-Кристо. В ладонях он нес награду Леонову. Когда они поравнялись, Евгений Павлович поправил прическу совсем в другую сторону, обнаруживая ее отсутствие. Даже в то время он не отличался густотой шевелюры, стройностью фигуры. Эта трогательная индивидуальность всегда была ему присуща. Сам он с огромным чувством юмора относился к себе и своей внешности. Леонов был очень умный и грустный человек. Он поравнялся с Жаном Маре. В зале — хохот, свист, аплодисменты. Леонов совсем растерялся, стал кланяться залу, полез в карман, достал мелочь, пересчитал ее, опять положил в карман. Это было что-то нервное. Жан Маре поднял руку, успокоил зал и, как настоящий мушкетер, в изящном прыжке склонил перед Евгением Павловичем колено.
«На роль Смерти я брала благословение»
— Я начинала работать в Театре им. Евг. Вахтангова, но влюбилась и переехала в Ленинград. Там меня пригласили на роль Лизы Протасовой в «Детях солнца» по пьесе Горького в Александринский театр, а тогда Театр драмы им. А.С.Пушкина. Сыграла я и чеховскую Шурочку в «Иванове». Когда в Москве в Центральном театре Советской армии приступили к репетициям «Идиота» по Достоевскому, главный режиссер Юрий Еремин пригласил меня на роль Настасьи Филипповны. А до этого в Ленинграде правая рука Георгия Товстоногова Роза Сирота предложила мне вместе сделать «Супругов Карениных» по страницам романа Толстого «Анна Каренина». И вот спустя годы мы будем делать эту работу в Москве с Евгением Князевым. Всего два актера, минимум мизансцен. Каждый из нас выступает в трех ипостасях: от автора Льва Николаевича Толстого, от героев и от себя. Я до сих пор работаю теперь уже в Театре Российской армии. А «Идиот» шел в течение 13 лет. Мы играли тему обожженной, опаленной красоты. Первым князем Мышкиным был Аристарх Ливанов. После того как Татьяна Доронина пригласила его к себе в театр, к нам пришел другой «идиот» — Борис Плотников. В какой-то момент я сама сказала, что пора и честь знать. У меня были роли леди Макбет по Шекспиру, баронессы Штраль в «Маскараде» Лермонтова и многие другие. В спектакле «Та, которую не ждут» по пьесе Алехандро Касоны «Утренняя фея» у меня роль странная и опасная. Я даже брала благословение, прежде чем приступить к работе. В центральной роли выводится ее величество матушка Смерть. Но спектакль оставляет очень доброе и хорошее послевкусие. За эту роль я впервые в жизни получила театральную награду. Недавно у нас вышел спектакль «Этот безумец Платонов» по пьесе Чехова «Платонов». Вот такая игральная биография.
Меня часто спрашивают, почему я не поехала в Голливуд, ведь приглашали. Отвечу коротко. Где родился, там и пригодился. В то время это было действительно сложно, не существовало такой практики. К тому же я не владею иностранным языком в той мере, чтобы сниматься в кино. В детстве приходилось часто менять школы, поэтому учила то французский, то немецкий, то английский, то грузинский. В то время у меня было много интересной работы здесь, в своей Отчизне. Потом уже, когда я поехала в Голливуд с организацией по созданию советско-американских инициатив, куда входили Рустам Ибрагимбеков, Ролан Быков, Элем Климов и где Владимир Познер был переводчиком на самых ответственных мероприятиях, состоялась встреча в Академии, где решается судьба «Оскара». На ней присутствовали режиссеры Милош Форман, Коппола. Они посмотрели фрагменты советских фильмов, пришли в восторг от того, какие у нас замечательные операторы и артисты. Ко мне подошел Дэвид, фамилию которого я уже забыла, и сказал: «Вы помните фестиваль в Сан-Себастьяне, когда велись переговоры по поводу трехлетнего контракта в Голливуде? Ваша судьба могла бы сложиться совершенно иначе» (на XVII Международном кинофестивале в Сан-Себастьяне Чурсина получила награду за лучшую женскую роль из рук Одри Хепберн за фильм «Журавушка». — С.Х.). Я ему ответила: «Сложилась так, как сложилась. И я своей судьбе благодарна».
У каждого актера свой век, свое время. Сейчас пришли другие герои на экран, другие режиссеры. Года полтора назад я снялась в двух сериалах. Как правило, выбираю такие, где нет разорванных тел, крови, прочих ужасов, где по-человечески решаются проблемы нашей жизни. Каждая, даже маленькая роль в телевизионном сериале или в полнометражном фильме — это все равно судьба, в которой что-то может перекликаться с твоей собственной жизнью, судьбой твоей матери или сестры. Может быть, теперь я не играю таких ролей, какие у меня были в молодые годы. Но грех жаловаться. Недавно я снималась с Дмитрием Нагиевым. Всего два дня. Я очень волновалась. Он такой медийный и раскрученный. У меня была роль матери героини. Дмитрий оказался человеком невероятной дисциплины в плане знания текста и мизансцен. В «Интернах» я тоже играла мать героини. У меня было несколько съемочных дней с Иваном Охлобыстиным. И тоже волновалась, потому что он такой непосредственный и такой экзальтированный. Никогда не знаешь, какой текст произнесет. После того как Иван снялся, он начинает хохотать от удовольствия, как хорошо все получилось, требует, чтобы все вокруг смеялись. Такие они разные, но это и интересно. Сегодня молодым актерам не всегда удается работать с такими режиссерами, как Глеб Панфилов, Никита Михалков, Владимир Бортко, умеющими повести за собой, вооружить актера для кадра. Но все равно есть интересная молодежь, которую я наблюдала в больших сериальных проектах. Они любопытны, неравнодушны, хотят, как говорил Пастернак, дойти во всем до самой сути.
Светлана Хохрякова
Источник
