Аморальные авторитеты

Нашел статью Андрея Архангельского с vz.ru (она под катом). Он рассуждает о тех авторитетах, которые существуют сейчас в обществе. Не совсем согласен с тоном автора, впрочем, это дело вкуса и личных взглядов, но сам вопрос видится во-первых актуальным, а во-вторых очень неоднозначным. Какие же у нас существуют авторитеты сегодня? Около месяца назад у нас в большой компании завязался спор на эту тему. Взгляды у ребят были разные, иногда противоположные, но общий тон, который я уловил, как-то заставил задуматься.

Один сказал, что для него авторитеты — Лихачев с Сахаровым и Солженицыным. И даже удивился, что я задаю этот вопрос, мол, это совершенно очевидно, общепризнано и т.д. Однако, другой знакомый тут же сказал, что нет, эти люди вообще никакие не авторитеты, ему на них плевать, потому что либералы и т.д. Третий заметил, что в принципе он уважает их гражданское мужество, но авторитетами отнюдь не считает, потому что результатом их деятельности был развал страны и проч., и даже прибавил запомнившееся мне сравнение, что считает мужественным поступок офицеров СС совершивших коллективное самоубийство после смерти фюрера, но авторитетами их, конечно, и в страшном сне не считал.

Девушка моего приятеля назвала авторитетом Аллу Пугачеву (кстати, об этой певице говорится и в статье ниже), рассказала о том, что ее отец — большой поклонник этой певицы и ездил к ней, когда она жила в каком-то переулке и там все стены исписаны и сама Пугачева с ним общалась, и она хорошая, добрая и отнюдь не стерва как о ней говорят. Но тут же приятель — ее жених, не знавший, видимо, эту историю, очень удивился как можно считать авторитетом, именно моральным, пожилую женщину, которая цепляет молодых мальчиков, матерится, ведет себя часто непристойно и т.д. Между ними завязался спор. Девушка утверждала, что личная жизнь -собственное дело Пугачевой, на что приятель резонно заметил, что личная жизнь как артистки его в самом деле не занимает, но как нравственного авторитета — очень даже.

Еще кто-то прибавил, что когда-то считал авторитетом БГ (Бориса Гребенщикова), но теперь на концерты ходит, ностальгию испытывает, но авторитетом — нет, не считает. Я спросил почему.

— А это, помнишь, в «Золотом теленке» Балаганов с Паниковским стащили гирю, в которой, думали, есть золото? Балаганов пилит, а из-под ножовки — чугун. «Как же так, — говорит Паниковскому, — вы говорили, что там золото!» А тот ему в ответ: «Пилите, мол, Шура, пилите!» Вот тут та же история.

— Почему?

— Ну там то же — сначала по подвалам, милицейские облавы, запрещения и т.д. — всем казалось, что это для чего-то, что это ужасно полезно и стоит того. Я помню, однажды в Питер (мы и тогда «Питер» называли — тоже фронда) ездили с тремя ребятами, в какой-то квартире был концерт БГ и (тут он назвал фамилию, которую я не запомнил). И вот идет концерт, а тут в дверь: «Откройте, милиция!» Оказалось, правда, что соседи из-за шума вызвали. Но в первые моменты я думал, что все, сейчас заметут, из комсомола попрут и т.д. — истории бывали. Перепугался жутко, но и была уверенность, что это все-таки не зря. И вот после всех этих событий они дают концерты и т.д. — триумфаторы так сказать. А чего они добились? Всем что ли хорошо стало? Свобода наконец? Да нет, какой-то пир во время чумы. А ребяты хорошо устроились, зарабатывают, в том числе и на политических митингах выступают. А нам: «Пилите, Шура!» И из-за этого, из-за их возможности рубить бабло мы их с замиранием сердца слушали?

Еще некоторые назвали имена звезд культуры — народных артистов еще СССР — Табакова, Калягина и т.д. Они, мол, всегда оставались авторитетами и т.д. Но опять же, посыпались возражения. Многие, даже сторонники нынешней власти, говорили, что за человеком, который изменил своим убеждениям в пользу актуального мировоззрения идти нельзя или очень сложно. А большинство этих людей, за редчайшим исключением, сейчас исповедуют взгляды противоположные тем, которые имели раньше, еще 15—20 лет назад.

Тут даже не в том вопрос насколько эти убеждения были неправильные, а новые — правильные и т.д., а в том, как относится к людям, которые эти убеждения исповедовали, доказывали их необходимость, а теперь говорят противоположное. (Кто-то рассказал о выступлении Калягина, которое видел по телевизору, кажется на партийном съезде или что-то в этом роде, и прибавил, что его пламенной риторике и Брежнев бы позавидовал. А что он говорит сейчас? Противоположное, если не сказать больше).

Понятно, что кто-то из этих людей действительно был против той власти, кто-то действительно изменил свое мнение в точности так, как утверждает… Но даже если так, если поверить в это… Помнится, Сталин, человек очень мудрый, когда зашла речь о том, чтобы как-нибудь использовать фельдмаршала Паулюса, когда тот сдался в результате Сталинградской битвы, заметил: «Не поручайте ничего очень серьезного — их предал, нас предаст».

Как-то не тянут в любом случае они на моральных авторитетов. А уж если говорить о том, сколько среди них элементарных приспособленцев …

То ли дело — моральные авторитеты прошлого. Взять, например, Льва Толстого. Вот его фраза из знаменитой статьи «Не могу молчать»:

Нельзя и нельзя так жить. Я, по крайней мере, не могу так жить, не могу и не хочу и не буду. Затем и пишу это и буду всеми силами распространять то, что пишу, и в России и вне ее, чтобы или кончились эти ужасные нечеловеческие дела, или кончил бы я и или посадили: меня в каменный мешок, где бы я чувствовал, что не могу ничего сделать, или лучше всего (так хорошо, что я не смею и мечтать о таком счастии) надели бы на меня на 21-го или 21000 первого саван, колпак и так же столкнули с скамейки, чтобы я своей тяжестью затянул на своем старом горле петлю.

Кто-нибудь из всех этих рок-звезд, актеров и т.д. повторил бы эти слова в современном контексте, в переложении на другие условия и т.д.? (я говорю об общем тоне, о резкости). Не было такого и в приближении… И не потому, что нет повода. Поводов-то много… И, конечно, ни к одному из нынешних авторитетов нет того отношения в обществе, которое существовало к Толстому (а до него — к Достоевскому и Тургеневу и т.д.). У Юрия Олеши есть в воспоминаниях такой момент (по памяти цитирую):

«Наш трамвай задержался на Ильинке, и в последний момент зашел какой-то старик. „Это Толстой!“ — сказала мне мама на ухо. Старик сел, а все вокруг встали. И пока старик не вышел на своей остановке, весь трамвай стоял» Возможно ли сегодня такое общественное отношение хоть к кому-нибудь из артистов, ученых, политиков и т.д.? Наверное, нет. Я не могу назвать такого человека, и сколько мы ни спорили, так и не нашлось ни одного имени, которое бы признали все… Ни в искусстве, ни в общественной жизни, ни, тем более, в политике…

А говорят, что по авторитетам, их наличию, персоналиям и т.д. можно судить об общественном здоровье…

Статья:

Андрей Архангельский: Пугачева и Лихачев

21 апреля 2008, 16:34

Празднование очередного дня рождения Аллы Пугачевой (15 апреля) каким-то причудливым образом еще раз напомнило о странной ситуации, сложившейся у нас с моральными авторитетами — в области всего.

В этом году день рождения А Б.П. опять превратился чуть ли не в государственный праздник: на всех телеканалах с утра до вечера — «царица», «великая женщина», «звезда на все времена», чуть ли не «родина-мать»… Господи помилуй, речь идет об эстрадной певице, пусть и хорошей (которая, например, говорит «я обожаю ПастернакА») — но зачем так-то, зачем с такими-то эпитетищами?

А между тем, закономерно это все, нечему удивляться.

«Моральный дефицит или несостоятельность российского общества порождает потребность в разного рода „культовых фигурах“ и светских авторитетах, своего рода суррогатных образцах „морали“. Подобные образцы коллективной „совести нации“, выступающие в качестве „общественных святых“, обеспечивают символическое единство всего целого в условиях невозможности общих квалификаций поведения как морального».

«Когда нет в обществе коллективных представлений о том, что есть хорошо, и что плохо, общество компенсирует это сакрализацией отдельных „святых“» Это социолог, директор Левада-Центра, доктор философии Лев Дмитриевич Гудков написал недавно, и мысль его настолько хороша, что вопреки законам журналистики я готов поступиться авторским эгоизмом и прежде всего снять шляпу.

В истории России «общественные святые», моральные, а теперь и светские авторитеты возвышаются какими-то соляными столбами посреди безжизненного голого поля — пугающий пейзаж!..

Однако для нашего сознания это настолько привычно, что мы перестаем воспринимать этот феномен хоть сколько-нибудь критически. Да что там — даже с либеральной колокольни, положа руку на сердце, этот феномен видится, буквально, как нечто «хорошее вопреки плохому».

Таково у нас отношение к Сахарову, Солженицыну, Лихачеву… То есть, если говорить по-простому, мы радуемся за моральных авторитетов — как радуются за человека, который победил то, что в принципе непобедимо — тупость, косность, неповоротливость системы. (Косвенно это подтверждает, кстати, что существование самой системы мы признаем как константу).

Таким образом, можно говорить о своего рода традиции — сложившемся в России за века (!) институте воспроизводства моральных авторитетов. То, что этот институт постоянно пополняется, производит иногда даже утешающее впечатление (последнее крупное пополнение было после апреля 1985 года) — нам кажется, что страна медленно освобождается и, ориентируясь на этих «светляков», медленно и уверенно идет к свету, к выходу.

На самом деле, регулярность появления (и ожидание обществом) новых моральных авторитетов (свежий пример — с русским философом Иваном Ильиным) свидетельствует скорее о том, что в обществе, по большому счету, ничего не меняется.

Об этом и пишет Гудков: когда нет в обществе коллективных (консенсусных, которым предшествуют индивидуальные) представлений о том, что есть хорошо и что плохо (общепринятых норм морали и ценностей), общество компенсирует это сакрализацией отдельных «святых». На общем сером фоне святость особенно ослепительна. Происходит какая-то неконтролируемая реакция, массовый психоз — и все.

Штука в том, что закон этот универсален для любой области жизнедеятельности в России — что в эстраде, что в общественной жизни, что в политике.

Ладно — эстрада, политика. С этим в России, что называется, «исторически сложилось». Но вот возьмем гуманитарную сферу — универсальную, казалось бы. С точки зрения западного интеллектуала, даже сама лексика, с которой поминают у нас выдающихся представителей искусства, науки и т. д., — она удивительна.

Представьте себе заголовки: «Жан Бодрийяр — последний французский интеллигент»«; «Ролан Барт — это совесть нации»; «Школьники изучают труды Жака Дерриды», «Жана Поль Сартра должны знать наши дети и внуки» (это я просто взял наугад заголовки из наших газет в связи со столетием академика Дмитрия Лихачева (2006) и подставил вместо Лихачева имена французских интеллектуалов).

Внутреннее сопротивление вызывает не фигура Д.С. Лихачева, конечно, а сам принцип славословия. У нас как нигде умеют за короткий срок так заболтать, так заговорить километрами сахарных банальностей, забюрократизировать и вульгаризировать любую сложную и светлую личность.

Взять хотя бы эту чудную российскую традицию обязательного втягивания во взрослые игры детей и подростков — я имею в виду проведение всяческих школьных олимпиад и конкурсов.

Вот очередной всероссийский конкурс старшеклассников — «Идеи Дмитрия Лихачева и современность», Санкт-Петербургский гуманитарный университет (СПбГУП).

Я читал прошлогодние работы — встречаются очень даже высокого уровня. Но фокус в том, что все они посвящены воспеванию, в конечном итоге, личности самого Лихачева (сам он этого бы не одобрил, уверен) — и написаны без малейшей доли критичности, с большим запасом академизма, дидактичности и даже догматичности, близкой по тону, скорее, советской гуманитарной практике. Ну, а что вы хотели от детей?.. Они не хуже нашего прекрасно понимают, чего от них хотят.

Опять же: не то чтобы так было «нельзя писать» — просто нелеп сам этот тон по отношению к философам, культурологам, людям науки, интеллектуалам. Неестественен, что ли.

В истории России «общественные святые» возвышаются какими-то соляными столпами посреди безжизненного голого поля — пугающий пейзаж!

Вот эта манера — придыхательность, исключительные эпитеты, недискуссивность тона — как будто речь и вправду идет о святом, а не об ученом, не о его трудах. У нас это считается нормально; но, с точки зрения мировой практики, это — нонсенс.

Хотя бы потому, что в одной из своих ипостасей Лихачев — ученый, гуманитарий, интеллектуал; стало быть, идеи Лихачева, как и любого другого ученого, должны критически осмысливаться последующими поколениями культурологов, критиков, ученых.

Вся история западной мысли строится на критике, полемике, опровержении и развитии предыдущих открытий — это живой процесс, это нормальная и, главное, единственная продуктивная для развития культуры (одна из главных тем, кстати, самого Дмитрия Сергеевича) практика.

А теперь представим на секунду выход в России большого научного труда «Критика воззрений Дм. Лихачева».

Объяснение этому есть. Целью гуманитарных практик обычно является поиск истины — и ради ее отыскания, в конечном итоге, ломаются все копья.

У нас же в центре находится, как правило, не истина, а личность, фигура — пусть даже масштабная и великая, но все же человеческая, а стало быть, субъективная, личность.

С учетом плохой советской наследственности, с учетом смещенных моральных основ любой общественный разговор о ценности гуманитарных идей будет неизбежно сбиваться на размышления об этичности поведения самого гуманитария. (Косвенно это свидетельствует о том, что в России остаться порядочным человеком считается такой редкостью и доблестью, что за одно это тебя после смерти возводят на пьедестал).

А стало быть, неизбежна и моральная канонизация, и в первую очередь речь всегда будет идти о порядочности, интеллигентности, моральной стойкости имярек.

Ну, хорошо. В нашем обществе так мало морали — так пусть хоть отдельные великолепные примеры напоминают нам о ней? И хотя бы в этом польза — и немалая — от наличия «общественных святых»?

Ни фига подобного. На личную и общую, коллективную мораль это никак не влияет; скорее, наоборот — усыпляет.

Моральные ценности относятся к числу понятий, которые воспитываются в каждом человеке путем внутренней, сложной, кропотливой и индивидуальной работы. Внешние силы — государство, семья, школа — тут могут и должны, конечно, помогать, но «научить морали» нельзя.

Институт моральных авторитетов — некая застывшая данность — нечто прямо противоположное живой внутренней работе человека над собой.

Существование в России института моральных звезд, аятолл совести, гуманитарных святых есть попытка общества снять с человека индивидуальную заботу о формировании моральных норм, ответственности за моральность собственных поступков.

Потому что безудержное восхваление моральности, сакрализация, вплоть до святости, некоего Х. парадоксальным образом дает «простому человеку» понять, что для него этот идеал недостижим. Ну да, Лев Толстой, статья «В чем моя вера?»: «С одной стороны, все призывают людей жить по заветам Христа, а с другой — всячески подчеркивается, что для человека в земной жизни это неосуществимо».

Это «понимание» облегчает жизнь всем: вот был Лихачев, да, но так, как жил он, обычному человеку прожить невозможно, это под силу только мученикам и праведникам. Значит, все в порядке — я могу успокоиться и не рыпаться. Написано же русским языком — «последний русский интеллигент». Все, забудьте.

Попросту говоря, тебе сообщают: парень, успокойся, здесь всё давно решили: и насчет истины, и насчет морали, и насчет авторитетов. Тут у нас вокруг истины — тройная ограда и вышки с институтами-пулеметами. Ты, вообще, кто такой, чтобы вякать?! Ты что, Лихачев?!

А откуда они возьмутся тогда, новые лихачевы? Опять только в виде исключения. И так — по кругу.

Ваш Михаил Борисович Поляков