— Анатолий Ошерович, День джаза в России — это действительно праздник или пока только упоминание в календаре?
— Для слушателей концертов — однозначно грандиозный праздник, это чувствуется, это видно. На протяжении уже шести лет мы празднуем в России этот день, и мне радостно, что в истории джаза он появился: это констатация многолетней любви к музыке, которую слушает весь мир. И, конечно, меня переполняет гордость за то, что нам удалось убедить ЮНЕСКО провести празднование Дня джаза в России, в Санкт-Петербурге. Это доказывает необходимость джаза, интерес и любовь к нему в нашей стране.
— Тяжело было убедить чиновников ЮНЕСКО провести День джаза именно в России? Нынешняя политическая ситуация отражается на музыке?
— К счастью, никакого противостояния в ответ на наше предложение мы не почувствовали. Хотя, возможно, что какие-то дискуссии внутри и были. Но у нас нет ни одного отрицательного предчувствия, которое помешало бы нам радоваться грядущему событию.
— Кто занимался составлением программы форума?
— Структурной частью программы занимались Фонд Игоря Михайловича Бутмана и Институт джаза имени Телониуса Монка. Формированием списка приглашенных артистов мирового уровня, участников гала-концерта — американский джазовый пианист, известный организатор мероприятий Джон Бизли.
В программе — огромное количество имен, которые известны в джазовом мире, но далеко не все из них знакомы широкой российской аудитории. Несмотря на то что отбор делался очень тщательно, число исполнителей, которые выступят на форуме, — огромное.
— Игорь Бутман рассказывал «Известиям», что на фестивале ожидается множество ансамблей.
— Всё верно, но это не только готовые ансамбли. Мы будем формировать их из представителей разных стран. Условие только одно — интернациональные составы, в каждом из которых будут ударные, контрабас или бас-гитара, гитара и духовой инструмент. Это будет очень интересно.
Что касается главных российских коллективов, это, конечно, оркестр Игоря Бутмана. На этот раз мне доверили поучаствовать в выступлении не в дирижерской ипостаси, как это обычно происходит, а как пианисту.
— В России проходят десятки джазовых фестивалей и сотни концертов. А ведь были времена, когда советских людей жестко карали за любовь к этой музыке.
— Мы наконец-то ее заслужили (улыбается). Да, джазовая музыка в России развивалась не очень просто. Был момент, когда ваш покорный слуга тоже пострадал за увлечение джазом. Я в свое время был исключен из музыкального училища за увлечение «тлетворной музыкой». В фильме «Мы из джаза», к которому я написал саундтрек, рассказана такая же история.
— Вы подсказали Карену Шахназарову этот сюжет?
— Нет, что вы. Я никому об этом не говорил. Просто такой случай был в те времена стереотипным: человек, который увлекался джазом в советском музыкальном учреждении, мог запросто оказаться за его пределами.
К счастью, всё это позади. Мы научились оценивать музыку по ее художественным качествам, а не по географии. Джаз заслужил это в полной мере своей многогранностью, многоликостью. Он добрососедствует со всеми музыкальными направлениями. Даже классика прекрасно интерпретируется в джазе. В джазе всё возможно. Дело за талантом.
— Вы не считаете, что вашу любовь к этому музыкальному направлению спровоцировали именно запреты?
— Для тех, кто серьезно влюбился в джаз, запретный плод, конечно же, был сладок. Но мы понимали, что джаз запрещают не потому, что эта музыка на самом деле тлетворная. Всему виной были политические взгляды: музыка не наша, а всё «не наше» было плохим. К счастью, мы излечились от этой болезни, и джаз многие годы существует как полноправный вид музыкального искусства страны.
— И очень почитается.
— Да, многие музыканты получили высокие звания, включая того, кто с вами сейчас говорит. Если бы этот жанр дискредитировал меня как человека, наверное, мне бы не оказывали такого внимания. И не только мне, но и многим другим исполнителям. Джаз перестал быть полуподпольным и самодеятельным увлечением, стал национальным государственным жанром.
— Стать успешным джазменом сегодня проще, чем во времена вашего становления?
— В чем-то легче, в чем-то труднее. Легче в том, что сегодня существует образование. Я многие годы работаю в Российской академии музыки имени Гнесиных, где мы воспитываем ребят и даем им правильные знания. Но мало просто научить, после этого необходимо предоставить соответствующие места работы, чтобы музыкант приобрел хороший уровень мастерства.
— У нас есть проблемы с трудоустройством?
— Я не слышал о понятии «безработица» в мире джазовых музыкантов (смеется). Понимаете, спортсменов всегда больше, чем команд. То же самое с музыкантами. Не все хотят играть в большом оркестре: кто-то хочет блистать в малосоставных и сольных проектах.
— Это понятно — каждый талантливый музыкант считает, что он достоин сольного проекта.
— Самовлюбленность еще никогда и никому не помогала. Доказать свое мастерство можно только делом. Я знаю одно: все достойные музыканты находят себе столь же достойное место для своей творческой деятельности.
— Вы — автор киномузыки. Как считаете, российским композиторам стоит учиться у своих коллег из Голливуда? Или нам нужно сохранять самобытность, которая была присуща музыке советских фильмов?
— Музыкального кино у нас, может, было не так много, как на Западе. Тем не менее появились «Веселые ребята», «Мы из джаза», «Зимний вечер в Гаграх». Но это не массовая кинопродукция, она зависит прежде всего от уровня и направления деятельности кинорежиссера. Я никогда не думал, что выйдет такой фильм, как «Мы из джаза». Но появился молодой Карен Георгиевич Шахназаров, с которым мы подружились и создали совместно семь фильмов.
Сегодня кинематограф стал другим, и его наполнение изменилось не только в музыкальном отношении. Уже нет, на мой взгляд, человечности, иногда, может быть, простой, но очень трогательной глубины души. Всё стало более эпатажным. Это не столько касается кино, сколько продукции, которую показывает наше телевидение.
— Не так давно вы отметили 75-летний юбилей и 60-летие творческой деятельности. До какого возраста планируете жить сценой?
— У меня нет шлагбаума, который должен закрыться в определенный момент. Хотя, конечно, такие мысли возникают. Но я не ставил себе возрастных рамок, когда начал этим заниматься, поэтому очерчивать финишную черту сейчас тоже не собираюсь.
В свои 75 лет я занят больше, чем когда-либо. В моей джазовой жизни есть всё: исполнительская деятельность, композиторская, продюсерская. И я не собираюсь останавливаться. Мне кажется, нет ничего хуже для человека, когда, проснувшись утром, он понимает, что ему нечем заняться. Самое страшное — когда у человека впереди пустота. Поэтому, если ты достиг чего-то хорошего, нужно стараться это хорошее продолжать
Наталья Васильева
