13 августа актёру и режиссёру Андрею Соколову исполняется 60 лет. Накануне мы встретились в опустевшем на время отпусков театре «Ленком», где Андрей работает с 1990 года.
ФОТО: ГЕННАДИЙ АВРАМЕНКО
— Мы с вами разговаривали пять лет назад и тоже накануне юбилея. Как прошла пятилетка?
— Насыщенно. Такой пятилетки хватит лет на пятнадцать по количеству событий и их эмоциональному восприятию: пандемия, «Танцы со звёздами», спектакли, кино. Чего только не было. Время уплотняется в современных реалиях. Проект «Танцы со звёздами» должен был идти два с половиной месяца, а пришлось его сделать за месяц. И так во всём.
— Многое не состоялось из намеченного?
— В последние годы была работа в кино? Я насчитала три роли, в том числе и в пока не вышедших проектах.
— Всё было плотно. Снимался в основном в сериалах, участвовал в большом проекте «Уголь» Владимира Котта, который ещё не вышел. «Стюардесса» тоже снята и ждёт своего часа. Был один полный метр «Аманат» Антона Сиверса и Рауфа Кубаева.
— Что-то неожиданное предлагали?
— «Аманат» был неожиданным, как и получение за него звания «Заслуженный артист Дагестана».
— Ездили в Махачкалу?
— Вручение происходило на официальной премьере в Москве. А в Дагестан мы ездили представлять картину.
— Наверное, вам не за одну роль дали высокое звание, а за карьеру в целом?
— Молодые ребята, работавшие в картине, тоже были отмечены. А у них ещё нет такой биографии. Так что наградили именно за фильм, потому что для Дагестана он знаковый и хорошо, по-взрослому сделан.
— Как себя чувствовали в роли государя Николая I? Может быть, это обычная для вас роль?
— Нет, всё-таки она знаковая. Когда мы с режиссёром картины Антоном Сиверсом договаривались на берегу, ещё не было основной сцены посвящения кадетов в офицеры. Антон придумал классную вещь, взяв подлинные слова Николая I, которые немного адаптировал. В реалиях сегодняшнего дня они оказались очень актуальны. Когда Антон прислал текст, то у меня даже не возникло вопроса, играть или не играть. Я вспомнил речь Наполеона накануне Ватерлоо, произнесённую перед строем солдат. Хотелось, чтобы и у нас эти слова прозвучали столь же масштабно и достойно. Можно прожить жизнь и не соприкоснуться с ролью такого масштаба. Мне в этом плане повезло.
— Сколько раз приходилось слышать от режиссёров, что невозможно найти артиста на роль государя — стать не та.
— Но царь-то другой?
— Да. Но всё равно пойдёт уже тиражирование. А это то, что тиражировать не стоит.
— А в «Угле» у вас роль руководителя производства?
— Директора шахты, который всё покупает и разрушает в так называемые лихие 90-е, которые я хорошо помню и люблю. Сюжет закручен лихо. Снимали мы в городе Шахты Ростовской области на реально работающих предприятиях, спускались под землю на максимальную глубину, видели, как там работают люди. Мы прожили больше месяца под Ростовом-на-Дону, и много чего стало понято на уровне физиологии. Когда ты спускаешься вниз, слышишь тишину, начинаешь понимать, что тебя с жизнью связывает только лифтовая шахта и твоя жизнь висит на волоске. А ведь ребята, которые там работают, ещё и надолго уходят по коридорам от лифта добывать породу. Надо видеть, какими чёрными они возвращаются, какие у них глаза. Понятно, почему они так быстро сгорают. Уголь везде. Он пробирается в лёгкие. Это история о том, как приватизировались шахты. Фильм жёсткий и мощный. Я видел кусочек во время озвучки и постпродакшена. По-моему, получилось очень сильно.
— Ваш герой — бандит?
— Он человек своего времени и дела, решивший, что лучше быть «над», чем «под», потому что если не ты, то тебя. Ему приходится совершать поступки, которые не согласуются с уголовным законодательством. Такое было время. Тогда жили по таким законам.
— Многих молодых интересуют сегодня 90-е. Они не знают все «прелести» того времени. Для вас какой в них интерес? Что там было хорошего?
— Как что хорошего? В то время мне было достаточно мало лет. Я был азартен и любил жизнь. Правда, не было опыта для того, чтобы оценить, в какую сторону всё это пойдет. Мы же верили в светлое будущее. К сожалению, капитализм, который настиг нашу страну, как я считаю сегодня, хорошего принёс не так много. У меня есть возможность сравнить с 80-ми, когда я учился в МАТИ и Щукинском училище. Это всё было круто. Когда страну стало трясти, я не могу сказать, что это было хорошо или плохо. Но это были реалии моей жизни. Я не буду жить до или после. Я проживаю свою жизнь здесь и сейчас. К этому надо относиться объективно, стараться делать то, что должно.
— Недавно в повторный прокат вышла «Маленькая Вера» — важнейший фильм вашей биографии, и он вызывает большой интерес у молодой аудитории.
— «Стюардесса» — тоже многосерийный проект?
— Да, многосерийная история, которую снимал Дмитрий Черкасов. Мы с ним уже второй раз сотрудничаем. Картина рассказывает о реалиях сегодняшней авиации. Проект нам обоим дорог, поскольку мы с Димой окончили МАТИ. Это как дань нашей авиационной альма-матер. Год назад мы сняли картину «Храм» с Рауфом Кубаевым. Я там был не только актёром, но и сопродюсером. Это история пути ищущего себя человека. Только что закончили детскую картину «Друг» Елены Борисовой, где я тоже снимался и стал сопродюсером. Сейчас завершается работа в проекте «Вампиры средней полосы».
— Как взаимосвязано ваше участие как актёра и сопродюсера? Что первично?
— На проектах, о которых мы говорили, я сначала появился как актёр. Когда Рауф Кубаев предложил мне поучаствовать в «Храме», то у меня в голове сразу сложилось, где и как можно эту историю оптимально сделать. Сразу же понимаешь, какие могут быть локации и административные ресурсы, как это связать с проживанием группы. Вся эта гармошка тут же выстраивается. И я сказал Рауфу: «Давай попробуем».
— Творческие полёты совместимы с административными хлопотами?
— Когда ты режиссёр, то волей-неволей становишься ещё и продюсером. Сейчас такое время, когда приходится соизмерять свои желания с возможностями. Можно снимать Чёрное море на берегу Москвы-реки или поехать в Испанию. Затраты разные. Голь, как известно, на выдумки хитра. Но здорово, когда есть ресурсы, позволяющие тебе не думать об экономии.
— Вас в основном видят в образе сильного мужчины, предлагая ту или иную роль?
— «Храм» — абсолютно другая история. Там я играю сломанного человека, пытающегося себя сохранить.
— Но он был сильным?
— Когда-то мы все были сильными. Стартовая площадка у всех приблизительно одна, хотя мы меняемся с первых шагов, в зависимости от того, что в нас закладывается. Если ты хотя бы армию прошёл, то в тебе уже что-то мужчинское заложено.
— Знаю, что вы мужественно перенесли пандемию, хотя это было нелегко.
— Я болел жёстко. Если говорить в двух словах, то завещание написал. Кости ломало так, что, казалось, они треснут. Судороги крутили. Лечился в общей сложности месяц: дома неделю и три недели в больнице. Потом было долгое восстановление.
— Но теперь вошли в привычный ритм? Спортом продолжаете заниматься?
— Да, играю в хоккей, хожу в тренажёрный зал «Ленкома». Он у нас очень хороший. Всё это делаю исключительно для себя. Как только перестанешь смазывать свой механизм, он тут же заржавеет. И тогда всё, труба.
— Сколько лет занимаетесь хоккеем? Стали профи?
— Занимаюсь им со школы. Всё начиналось с «Золотой шайбы». Потом были «Авангард», «Крылышки» и… длительный перерыв. А лет 12 назад наш капитан Саша Морозов собирал команду и позвал меня. Я вратарь, а это востребованная единица. В любых командах ворота мне открыты. Мы играем в Ночной хоккейной лиге и в своём дивизионе третьи. У нас команда актёров и музыкантов. Вы можете увидеть там много знакомых фамилий.
— Как всё уживается — хоккей, поэзия?
— Само собой. Недавно, кстати, вышла новая книжка моих стихов. Немаленькая, где-то 120 страниц.
— Как ваши стихи меняются со временем?
— Мировоззренчески и по стилистике. Это же лакмусовая бумажка тебя самого. Она объективна. Ты не можешь себя выдумать. Всё складывается само собой. Ты кодируешь свои слова таким образом, что потом их считывают другие. И этот код на каком-то этапе меняется.
— Поэзия и спорт предполагают ежедневный труд?
— В зависимости от свободного времени.
— Вы сам себе хозяин? Разве театр не регулирует вашу жизнь?
— Всегда есть возможность найти компромисс.
— Так вы тут скорее гость?
— Почему? Спектакль поставил. У меня два с половиной спектакля. Я так говорю, потому что один из них — «Пролетая над гнездом кукушки» — мы играем на стороне, на сцене Театра сатиры. А здесь идут «ЛюБоль» и «Всё оплачено». До недавнего времени я был занят у Евгения Миронова в проекте «Утопия», который получил «Золотую маску».
— А что впереди?
— Такое ощущение, что всё настоящее ещё только впереди. Когда начинаешь новую работу, происходит полнейшее обнуление. Особенно это ощущается в режиссуре. Затеваешь новый проект, читаешь, думаешь, как это вообще делать? Смотришь какие-то свои прежние вещи и удивляешься тому, как они сложились? Тот же огромный пласт «Адвоката», треть которого я снял, и особенно наши первые шаги, теперь кажутся очень круто сделанными. Из учёбы на Высших режиссёрских курсах я вынес простую истину, которую надо прочувствовать печёнкой: актёрская и режиссёрская профессии — две разные вещи. Да, это две ветви одного дерева, но они разные. Когда ты это понимаешь и когда у тебя есть актёрский опыт, ты осознаёшь, как его использовать дальше.
— Наверное, трудно отказаться от того, чтобы самому не сыграть в своем режиссёрском проекте.
— Когда я снимал «Память осени», то завидовал Сашке Лазареву. Мне тоже хотелось сыграть его роль. Но если бы я это сделал, то мы бы просто не выплыли в ситуации форс-мажора, когда пришлось всё снимать за 16 дней, вместо 22. Я всегда делаю раскадровки. Кино снимаю на бумаге, поэтому могу прыгать из одной сцены в другую. Только благодаря этому мы и вырулили. Если бы я был ещё и внутри площадки, то это было бы на физическом уровне тяжело. Камера тебя высасывает, а режиссура подпитывает. Ты в хорошем смысле вампир и больше приобретаешь от актеров и ситуации, чем теряешь. А когда ты актёр, то отдаешь энергию на площадке.
— Вы куда-то уедете на время юбилея, спрячетесь, как это часто бывает с вашими коллегами, или широко его отпразднуете?
— У меня по плану мероприятие, и я, скорее всего, улечу из Москвы. И когда вернусь, не знаю. С одной стороны, это хорошо, потому что летом не все уезжают из города. Юбилей — такая штука, которая позволяет тебе побыть эгоистом. Ты можешь позвонить и сказать: «Друг мой дорогой, у меня юбилей. Отмазки не принимаются». Таким образом, можно увидеть всех людей, которых хочешь увидеть.
— Есть кого за стол посадить?
— Я стараюсь, чтобы было немного людей, но меньше ста не получается.
— Какая-то дагестанская свадьба. Неужели это всё друзья?
— Это те люди, с кем ты шёл по жизни. Ты можешь видеть кого-то раз в год, но в этот день он должен быть рядом. У меня есть товарищ в Кабарде. Я могу ему сказать: «Бросай свои министерские дела и приезжай». И он прилетит.
— Мама ваша жива-здорова?
— Слава богу, но её на такие мероприятия уже приглашать не стоит. Возраст почтенный. В моём спектакле «Койка» есть слова: «Пока живы наши матери, мы чувствуем себя детьми, и только когда они умирают, мы осознаём, что остались одни». Великие слова.
— Вы чувствуете, что реализовались в жизни и профессии?
— Каждый из нас, наверное, не чувствует, что полностью реализован. Чем ты становишься взрослее, чем богаче твой опыт, тем чаще возникает иллюзия, что можно им поделиться. Но тут происходит подмена. Опыт-то твой накапливается, но ты забываешь, что физика человека меняется, и ты уже не тот, каким тебя могли бы реализовывать. Это несоответствие болезненно и вызывает диссонанс, с которым надо справляться в первую очередь. Важно понимать, что ты взрослеешь вместе со своим зрителем, что меняются поколения и информационное поле. Раньше оно было одно, а сейчас абсолютно другое. Я на вступительных экзаменах задал вопрос: «Даля знаете?» Абитуриентка ответила: «Нет, не читала». «А Смоктуновского?» — «Это композитор». — «Чурикову знаете?» — «Кажется, она актриса». — «А Бузову?» — «Ну конечно, знаю». Какое время, такие герои. Но всё равно это проблема воспитания. Говорю, конечно, банальные слова, но это государственная история. Какую базу ты закладываешь, такую и будешь пожинать. Мы удивляемся тому, что происходит с нашими людьми. Но отсчитайте время, когда они были рождены, в каких условиях воспитывались, и всё встанет на свои места.
— Вы набрали актёрский курс? Неужели захотелось поделиться опытом?
— Да не захотелось — уговорили. Я набрал курс в институте театрального искусства Иосифа Кобзона, где сильный педагогический состав. Преподавание — это возможность проверить свои мысли и идеи, своего рода реализация и обратная связь. Важно понимать, чем дышат молодые.
— Наверное, поступают в основном девочки? Приезжают со всей страны?
— В основном девушки со всей страны. Есть очень интересные. Хочется, чтобы у будущих студентов была крепкая базовая подготовка. Если ты играешь в хоккей, то должен знать, кто такой Харламов или Третьяк. Если хочешь изучать высшую математику, то выучи арифметику. Чем крепче база, тем выше полёт.
Светлана Хохрякова
