Проблема будущей революции, проблема «быстрых реформ» по-прежнему в центре внимания общества. Эмоции зачастую перехлестывают через край, однако складывается ощущение, что оппоненты опираются не столько на внутреннюю механику ситуации, сколько на свое желание (нежелание) социальных и политических перемен.
Между тем и у революций, и у связанных с ними реформ существуют закономерности, которые во многом определяют ход событий.
Закономерности эти вполне очевидны.
Упущенный шанс
Данную закономерность можно сформулировать так. Никакая власть не хочет реформ. Любая власть отчетливо понимает, что реформы — это ситуация высокой неопределенности, это новые правила социальной игры, это появление новых людей, это риск для существования самой власти, и потому оттягивает преобразования — сколько хватает сил.
В результате реформы всегда опаздывают. Власть, как правило, пропускает тот короткий период, когда трансформацию общества можно осуществить сравнительно мягким путем. Если говорить о России, то все изменения, которых требует внесистемная оппозиция — свободная регистрация партий, устранение искусственных барьеров на выборах, реальная конкуренция, объективный подсчет голосов, — можно было осуществить еще при второй легислатуре Владимира Путина, в 2004 — 2008 гг. Тогда, после стабилизации экономики, сопровождаемой «золотым дождем» нефтедолларов, авторитет президента, социальная харизма его были достаточно высоки, чтобы избежать подростковых крайностей демократии. Ситуация была вполне управляемой. А за последующие восемь лет оппозиционное движение, несомненно, успело бы повзрослеть: организовать реальные партии, вырастить лидеров, выработать программы, научиться правилам конкурентной борьбы. Россия вступила бы в эпоху цивилизованного политического бытия.
К сожалению, ничего этого сделано не было. Был выбран путь авторитарного «сырьевого распила», идеологическим выражением коего стала «суверенная демократия». Политическое поле было грубо зачищено, все конкуренты устранены, проблема загнана внутрь, начала накапливаться «энергия отсроченных изменений», которая, достигнув критической величины, расплескивается теперь по улицам и площадям.
Поезд мирных преобразований ушел.
Российская власть упустила свой единственный шанс.
Призрак г-на Гильотена
Сформулируем вторую закономерность. Она тоже проста. В условиях авторитарного государства, в ситуации опаздывающих реформ любое движение к демократии для власти смертельно опасно.
О чем свидетельствует история?
Вот Николай II собрал Думу в 1906 году, и эта Дума немедленно обрушилась на правительство. Самого государя-императора критиковать было нельзя, но от министров, назначенных им, только перья летели. Авторитет власти сразу же покатился вниз. Чем это кончилось? Николая II расстреляли в Екатеринбурге. Вот Горбачев собрал Съезд народных депутатов СССР, и съезд точно так же, всей яростью, обрушился на правительство. Сначала министров потрошили, как кур, затем полетели камни в КПСС, и, наконец, дошла очередь до самого Горбачева. Свидетельства истории очень наглядны. И потому можно быть уверенным, что ни на какие реальные демократические уступки нынешняя власть не пойдет. Не надо иллюзий. Никаких «честных выборов» мы не дождемся: не дай бог, на них победит оппозиция. Не дай бог, она образует устойчивое парламентское большинство. Ведь тогда немедленно возникнут вопросы: кто пилил, как пилил, где деньги? Будут образованы комиссии по расследованию, будут открыты десятки, может быть, сотни уголовных дел. Многие из нынешних административных богов могут запросто оказаться в тюрьме.
Осознает этот риск власть?
Конечно, осознает.
Боится она такого исхода?
Конечно — до судорог.
Так что «суверенная демократия» будет удерживаться в России любой ценой.
Речь идет о жизни и смерти правящего меньшинства.
Просто так оно власть не отдаст.
Другое дело — есть ли у него возможности эту власть удержать?
Проблемы со зрением
Третью закономерность можно определить как фатальный «политический астигматизм». Авторитарная власть всегда живет в царстве иллюзий. Она, как правило, не чувствует реального положения дел в стране.
Вот Николай II в феврале 1917 года едет из Могилёва, где находится Ставка, в столицу империи — Петербург. И что он видит, прогуливаясь по платформам промежуточных станций? Он видит, как в струнку тянутся при его появлении офицеры, как собираются толпы ликующих горожан, он убежден, что армия и народ боготворят своего царя. И вдруг на подъезде к Пскову — как гром: Россия, государь, требует вашего отречения!..
Никакой революции не ожидал президент Туниса Бен Али. Ничего подобного не предвидел президент Египта Хосни Мубарак. Муамар Каддафи до последнего дня был убежден, что народ Ливийской Джамахирии любит его, и эту веру ничем было не поколебать.
Неизвестно, о чем думает наш нынешний президент, выступая на «путингах», собранных для него «Единой Россией». Судя по телевизионной картинке, по его растроганному лицу, он также уверен, что его власть незыблема — что его поддерживает абсолютное большинство россиян.
То же самое вроде бы подтверждают и рейтинги.
Однако при этом выпадает из поля зрения очевидный факт. Большинство никогда не делает революций. Революции всегда совершает пассионарное меньшинство. В момент Октябрьского переворота большевики располагали Красной гвардией всего в 4 тысячи человек. Однако сражаться ни за Керенского, ни за Временное правительство, ни за свергнутого царя никто не хотел.
Вот чего обычно не принимают в расчет.
Баррикады возводятся не рейтингами, а людьми.
Как только начинают звучать куранты революционной эпохи, могущество власти, которым она себя убаюкивает, развеивается как дым.
Алеет Восток
Революции, в отличие от государственных переворотов, не приходят из темноты. Они рождаются, когда в стране накапливается социальная духота, когда власть дискредитирована до того, что ей больше никто не верит. Тайфун начинается лишь тогда, когда перемен жаждут все.
Революции пробуждают вовсе не Кромвели и Робеспьеры, не товарищ Ленин с товарищем Троцким и уж, конечно, не Алексей Навальный с Ксенией Собчак. В революцию страну ввергают такие правители, как Карл I, английский король, Людовик XVI, французский король, Николай II, император всероссийский. Не случайно во времена советской власти ходил анекдот: политбюро ЦК КПСС решило наградить Николая II орденом Октябрьской революции. За создание в России революционной ситуации.
И вот тут следует подчеркнуть важный момент. Обычно считается, что революция — это масштабное насилие, сопровождаемое гражданской войной.
Это не так.
Революция как механизм быстрого преобразования настоящего в будущее может осуществляться и в мягкой форме. Мы помним о «бархатных революциях» в ряде бывших социалистических стран. Мы только что наблюдали сравнительно спокойные революции в Тунисе и Египте. Мы знаем о вполне благополучных «революции роз» в Грузии и «оранжевой» революции в Украине.
России, скорее всего, очередной революции не избежать. Страна проскочила ту точку, когда преобразования можно было осуществить эволюционным путем. Мы попали в сужающуюся «воронку событий», и финал здесь можно несколько оттянуть, но невозможно предотвратить.
Энергия «отсроченных перемен» все равно прорвется.
И потому лозунг дня, как мне кажется, должен быть совершенно иным.
Бороться следует не за революцию и не против нее.
Бороться следует за революцию мягких форм.
За революцию цветов, а не баррикад.
Рубеж веков показал, что цветы способны останавливать даже танки.
