В прокат вышла «Годовщина революции» (1918) — первая режиссерская работа Дзиги Вертова, которая долгое время считалась утраченной. Об уникальном кинодокументе рассказывает Юлия Шагельман.
Дзига Вертов, основатель современной кинодокументалистики, чья картина «Человек с киноаппаратом» (1929) регулярно включается в списки лучших когда-либо снятых фильмов, называл «Годовщину революции» своим «первым производственным экзаменом». В 1918 году ему было всего 22 года и он работал делопроизводителем и монтажером в Московском кинокомитете при Наркомпросе РСФСР — составлял журнал «Кинонеделя» из кадров, которые присылали операторы с разных концов только что появившейся на свет страны. В «Годовщине революции» тоже нет ни одного кадра, снятого самим Вертовым, она смонтирована из уже существовавшей кинохроники. Некоторые фрагменты очень узнаваемы, другие же после недолгой прокатной истории фильма нигде не демонстрировались. Столь важную задачу — подготовку пропагандистской картины к великой дате — поручили молодому и никому тогда не известному специалисту потому, что летом 1918 года более опытных кинематографистов в Москве просто не было: они разъехались кто куда.
Вертов в воспоминаниях рассказывал, что работал одновременно с тридцатью монтажницами (в другой версии их число выросло до пятидесяти — такой тираж полагался только самым идеологически важным лентам). Премьера фильма с огромным для того времени двухчасовым хронометражом состоялась 7 ноября 1918 года сразу в нескольких городах Советской России. Потом его еще пару лет возили по всей стране на агитпоездах, что, понятно, приводило и к чисто физическому износу пленки и пропаже копий, а позже его порезали на куски, которые включались уже в другие хроникальные картины.
Первые попытки восстановить ленту предпринял киновед Виктор Листов еще в конце 1960-х, но получилось это сделать только когда в 2017 году его коллега Светлана Ишевская случайно обнаружила афишу со всеми интертитрами из фильма.
Она состоит из тринадцати частей, рассказывающих о событиях от Февральской революции до создания первых трудовых коммун. С одной стороны, это просто куски хроники, в которых пока совсем не чувствуется руки и взгляда режиссера «Киноглаза» (1924) и «Человека с киноаппаратом». С другой — в самом подборе этих кусков видна авторская позиция, и она сильно отличается от привычного нам киномифа, созданного Сергеем Эйзенштейном в «Октябре» (1927) и определившего визуальный образ 1917 года для всего советского кинематографа. Никакого романтического штурма Зимнего — только мрачные юнкера, возводящие баррикады из бревен (само взятие дворца не показано, а упомянуто в интертитрах). Революционные события в Москве и вовсе иллюстрируют кадры зданий, пострадавших от артиллерийских обстрелов (в том числе, например, Чудова монастыря). Непременные торжественные похороны жертв после каждого из ключевых событий. Обгоревшие мертвые тела на фронтах войны с белочехами — и тут же весело пляшущие матросы и бойцы Красной армии, после победы «занявшиеся туалетом» (то есть стрижкой и бритьем) на казанском базаре.
В предпоследней главе о «Чехо-Словацком фронте» из единой народной массы и ее многочисленных и равных друг другу представителей выделяется главный герой — это Троцкий, который разъезжает по полям сражений в оснащенном пулеметами бронепоезде или принимает парады верхом на коне: тут сразу становится понятно, отчего фильм на долгие годы похоронили в архиве. Что же до Ленина, то он в «Годовщине революции» появляется только в середине, в той части, которая мило озаглавлена «Мозг Советской России». Вместе с ним показаны другие члены Совнаркома и ВЦИК, вплоть до чьих-то заместителей, и это, вопреки всемирно-исторической значимости момента, забавные кадры смущающихся, куда-то спешащих, не привыкших к камере людей, похожие на любительские съемки из семейных архивов. Но зато полные отчаянного оптимизма, который по сю сторону экрана выглядит и наивным, и страшным.
Юлия Шагельман
