Порой история удивляет фактами. И даже деятельность трехвекового «Аптекарского огорода», купленного 210 лет назад Московским университетом, сопровождалась щекотливыми историями, интересными героями, неожиданными решениями и знакомыми проблемами. О непредсказуемых действиях императора, создании первой государственной аптеки и скромных, но хитрых служащих, умевших выбрать меньшее из двух зол.
В 1706 году по указу Петра I на тогдашней северной окраине Москвы, за Сухаревой башней, был заложен огород для выращивания лекарственных трав. С этого огорода сад и ведет свою историю.
Первый аптекарский огород возник, вероятно, в Измайлово, при Алексее Михайловиче. В Москве подобных огородов было несколько, но все они, кроме современного, бесследно исчезли. Хозяином огорода сначала был Аптекарский приказ, затем Московский госпиталь, а ближе к концу XVIII века — Медико-хирургическая академия.
В 1804 году Медико-хирургическая академия переехала в новую столицу — Санкт-Петербург, туда же уехал и директор Аптекарского огорода, бывшего в то время собственностью Академии. Огород c сотнями ценнейших видов лекарственных растений оказался заброшен.
Именно в это время Московский университет искал в городе место для устройства нового ботанического сада, поскольку прежний Ботанический сад, располагавшийся в центре города, был стеснен в территории. 1 апреля 1805 года бывший аптекарский огород был куплен Московским университетом за 11 тысяч рублей серебром. К моменту покупки коллекция лекарственных растений уже значительно пополнилась разнообразными ботаническими редкостями и это послужило отдельным доводом в пользу приобретения огорода.
Императорский фандрайзинг
18 мая 1821 на столе министра духовных дел и просвещения, князя Александра Николаевича Голицына среди прочих бумаг появляется прошение, подписанное лично князем Андреем Оболенским, попечителем Московского учебного округа. Пространное начало («с распространением при Московском университете клинических и других институтов университету полезно иметь собственную аптеку как для сбережения суммы на лекарства назначенной, так и для практики медицинских воспитанников») перетекает в конкретные предложения: собрать необходимую для строительства сумму – 104 839,5 рублей – и возвести на Моховой улице двухэтажный каменный корпус под лабораторию, студенческую больницу и аптеку.
В этом же прошении правление московского учебного округа избирает радикальный путь поиска необходимых средств. Сперва говорится о ненужном строении, «в котором находится несколько погребов» под хранение «церковной утвари взятое». Его-то и предлагают снести, а материалы употребить на строительство аптеки. Остальные средства предлагается взять у правительства.
Голицын направляет прошение в этой форме императору Александру, с уверенностью, впрочем, что государь откажет и в выделении заявленной по смете суммы, и в следовании придуманной схемы с разрушением церковных построек. В ответ он получает следующее распоряжение: «Повелеваю, - пишет император, - на постройку дома из исчисленных по смете 104839,5 рублей 83525, 5 рублей употребить из оставшихся от постройки зданий медицинских при Московском Университете, а 21314,5 рублей – из Экономической суммы Московского университета [резервного фонда]». Письмо к Голицыну Александр подписал лично.
К слову, решение Александра – одобрить разрушение церковных приделов - удивительно еще и потому, что в 1821 году государь оставался глубоко религиозным человеком. Еще в год нашествия Наполеона на Россию под влиянием всех потрясающих событий того времени Александр впервые стал живо интересоваться христианской религией. Летом 1812 года по совету своего давнего друга, князя А. Н. Голицына, он пристрастился к чтению Библии; особенно его волновали страницы Апокалипсиса. Когда французы хозяйничали в Москве и на Красной площади пылал Кремль, они молились вместе, образовав своего рода мистический союз.
В 1850-х годах была предпринята серьезная реконструкция сада с целью сделать его более привлекательным для горожан. У заведения возникла новая функция: сад превратился в любимое москвичами место отдыха. Часть его была «отделана в английском вкусе», появилось много цветов, и «для удобства посетителя наставлены по разным местам скамейки и диваны». И. Е. Репин, бывавший в саду, записал как-то в дневнике: «В университетском саду много милого мужичья да бабья, несмотря на высокую входную плату».
Ничто не вечно, особенно — хорошее
Спустя 29 лет после описанной выше истории с непростым поиском средств на строительство нового корпуса под университетскую аптеку, дела у аптекаря Христиана Бертгольда шли совсем никудышно: аптекарский огород медленно снабжал необходимыми травами, поэтому приходилось повышать и без того солидные цены на лекарства. Улучшения не предвиделось.
Уже давно ходили слухи о закрытии аптеки и увольнении сотрудников, однако 27 февраля 1850, на очередном правлении Императорского Московского Университета было заведено дело номер 20, так и озаглавленное: «Об увольнении от службы по случаю упразднения Университетской аптеки состоящей при оной: аптекаря Бертгольда, магистра фармации Шишко, аптекарских помощников: Курдова, Курляндве и прочих служителей…».
Это дело слушалось невероятно долго даже по нынешним меркам – 1,5 года, до 6 июня 1852 года. За это время вскрылись чудовищные недоплаты жалованья увольняемым господам (суммарно – более 10 000 рублей за последние пять лет работы аптеки). Более того, Бертгольд был серьезно обойден по службе, не получив должного чина, о чем свидетельствует его прошение к правлению Университета).
Интересно и то, что система жалования в Российской Империи была ориентирована на ежегодные выплаты. С одной стороны, это свидетельствует об определенной устойчивости экономики, которая позволяет планировать расходы на долгие месяцы и годы вперед. С другой стороны, налицо явная отсталость России: в то время, как остальной мир привыкал к изменчивости рыночной экономики, в нашей стране рубль измеряли зерном.
Стоит отметить, что бумажная волокита не позволила скандалу с увольнением всех служащих университетской аптеки разрастись до имперских масштабов (для понимания серьезности представьте, что в крупной московской поликлинике ни с того ни с сего уволили всех врачей – примерно так воспринималось обществом упразднение университетской аптеки).
Конец у этой истории – царственно положительный. К вышеупомянутой дате – 6 июня 1852 года – все встало на свои места: Бертгольд был произведен в титулярные советники и, наряду со своими подопечными, получил денежную компенсацию в необходимом размере.
Откуда есть пошли госзакупки
Параллельно с делом об упразднении аптеки при университете и увольнении всех ее служащих правление университета 23 ноября 1850 года начинает рассмотрение дела номер 44, в заглавии которого значится следующее: «О согласии провизора Шульца, принявшего в арендное содержание вольную Тверскую аптеку, продолжать отпуск лекарств из Аптеки для подведомственных Университету заведений по состоявшимся на торгах за аптекарем Шмидтом уплате».
Кстати, Тверская аптека – аптека Тверской стороны (района) имперской Москвы. Именно ее в «Евгении Онегине» мельком упоминал А. С. Пушкин:
«Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стаи галок на крестах».
Множественное число указывает на соседство аптеки Шульца со злейшим конкурентом – Карлом Весселем, чья аптека находилась неподалеку – на Мясницкой улице.
На правлении обсуждался насущный вопрос – поиск подрядчика на поставку лекарств для студенческой больницы и университета в принципе. Было принято решение о проведении открытых торгов (тендера), результатом которого должен был сдать договор с одной из ближайших аптек на снабжение необходимыми медикаментами. Договор предполагал определенные льготы для университета при оплате.
Для понимания того, насколько льготными могут быть условия сотрудничества в частных аптеках и проводились торги, в ходе которых каждый из участников предлагал процент от стоимости товара – наценку, в рамках которой он согласен работать.
В тендере приняли участия три аптекаря (Карл Вессель, Карл Вадо и Август Обергард) и один провизор – Павел фон Шульц, выступавший от лица владельца аптеки Карла Шмидта. Из Торгового листа мы видим, что первой ставкой были 36,25%, затем она понизилась до 36% и в итоге пришла к финальным 33,33%. К сожалению, скудный исторический документ не позволяет говорить о страстях и накале, присущих этому мероприятию, которое, несмотря на небольшое число участников, длилось до 2 часов пополудни. Получивший подряд провизор Шульц остался верен своему заказчику на долгие 40 лет.
Второе счастье
Герой этой истории – окончивший курс по отделению естественных наук физико-математического факультета Сергей Николаевич Милютин, молодой человек двадцати трех лет, сын статского советника Милютина.
Происходил он из весьма обеспеченной семьи: как свидетельствует Формулярный список о его службе (№441 от 1887 года), Милютины проживали в «благоприобретенном» доме по Пречистенке.
Аттестат об окончании Императорского Московского Университета свидетельствует о невероятной благонадежности нашего героя: «при отличном поведении, [Милютин] окончил курс…, и за оказанные успехи, определением Университетского Совета, 30 мая 1888 года состоявшимся, утвержден в степени Кандидата. … Г. Милютину,… предоставляется, на основании предложения Министра Народного Просвещения от 8 мая 1871 года, право на получение свидетельства на звание учителя гимназии и прогимназии по предметам естественных наук без особого испытания».
Менее чем за год до получения аттестата об окончании курса, Милютин через столоправление своего факультета направляет прошение на имя Его Превосходительства ректора Императорского Московского университета о ходатайстве перед учебным округом об утверждении его в должности сверхштатного (то есть, без жалования) хранителя гербария при Ботаническом саде. 12 ноября 1887 года он получает желаемую должность.
Кстати, структура имперской системы образовательных учреждений была такова: империя разбивалась на 15 учебных округов, каждый из них на ряд губерний, органом исполнительной власти на уровне Империи являлось Министерство народного просвещения. Каждая губерния имела отдельное ведомство. Вдобавок к огромному количеству инстанций имперская почта не жаловала особенной скоростью, а всякое действие нуждалось в одобрении Министерства. Письменном.
Через четыре месяца господин ректор находит очередное прошение от Милютина (который каллиграфически выводит на документе «от Хранителя Гербария Сергея Милютина»), на сей раз – о необходимости сообщить в Московское воинское присутствие о том, что он состоит на службе при университете.
Очередные изменения в сроках службы связаны с однофамильцем нашего героя, главой Военного министерства Д.А.Милютиным (1861-1881), который в 1873 г. провел военную реформу. В результате с 1 января 1874 г. на смену рекрутской системе пришла всеобщая воинская повинность. Все мужское население, достигшее 21-летнего возраста, без различия сословий, 6 лет служило непосредственно в строю и 9 лет числилось в запасе (для флота – 7 лет действительной службы и 3 года в запасе). Отслужившие сроки действительной службы и в запасе зачислялись в ополчение, в котором пребывали до 40 лет. От действительной службы освобождались: единственный сын, единственный кормилец в семье при малолетних братьях и сестрах, призывники, у которых старший брат отбывает или отбыл срок действительной службы. Остальные годные к службе, не имевшие льгот, тянули жребий. Все годные к службе, в т.ч. и льготники, зачислялись в запас, а по истечении 15 лет – в ополчение. Давались отсрочки на 2 года по имущественному положению. Сроки действительной военной службы сокращались в зависимости от образовательного ценза: до 4 лет – для окончивших начальную школу, до 3 лет – городскую школу, до полутора лет – для имевших высшее образование. Если получивший образование поступал на действительную службу добровольно («вольноопределяющийся»), сроки службы сокращались вдвое.
Затем следует маленькая записка с просьбой на имя того же ректора о предоставлении Милютину права на проживание в Москве (фактически – регистрация). К августу прошение хранителя гербария удовлетворяют, выписывая на его имя билет «для свободного прожития в Москве сроком на один год» с уплатой необходимого гербового сбора.
Такая бумага давала возможность не прикрепляться ни к одному из воинских присутствий в Москве. Говоря современным языком, Милютин получил законную отсрочку от службы.
Проведя на службе сверхштатным хранителем гербария при Ботаническом саде три с половиной года, Сергей Николаевич неожиданно оставляет это место, направляя на имя ректора очередное и, очевидно, последнее прошение – о добровольном увольнении, которое совпало с его выходом из призывного возраста. Через месяц ректору приходит бумага от председателя педагогического совета одной из московских частных гимназий, извещающая о приеме Милютина в штат сотрудников.
Гимназия, к слову – женская, имени С. А. Арсеньевой.
После революции, в первые годы Советской власти в стране было не до ботанических садов. Вплоть до 1930-х годов в саду наступил период разрухи и упадка, сравнимый по нанесенному урону только с пожаром 1812 года. Примечательно, что в первые послереволюционные годы, когда никому не приходило в голову заботиться о досуге горожан, сад был закрыт для обычных посетителей, но несколько раз в неделю на территории разрешали гулять детям, жившим в окрестных кварталах.
Ботанический сад ожил лишь в 1948 году. 15 марта Совет министров СССР принял постановление о строительстве комплекса новых зданий для Московского университета на Ленинских горах. Размещение нового здания биологического факультета на Ленинских горах потребовало организации новой территории для экспериментов биологического факультета, таким образом на новой территории Университета было запланировано создание «Агроботанического сада». Проект был осуществлен, и старый Ботанический сад, история которого скрывала столько имен и событий, стал лишь филиалом нового.
