После внепланового ремонта, вызванного массированными протечками 26 августа, в Новой Третьяковке вновь открылись залы русского авангарда, первая часть постоянной экспозиции «Искусство ХХ века». Не было бы счастья, да несчастье помогло: новые обстоятельства, в частности приостановленная из-за пандемии выдача произведений для выставок, позволили показать этот период искусства с редкой полнотой. Причем, как убедился Игорь Гребельников, зачастую непривычным образом.
Теперь уже понятно, что масштаб беды, который в день протечки на Крымском валу рисовали любительские видео с места происшествия — из залов с авангардом, с выставками «Ненавсегда», «Шедевры из Казани», «Русская сказка»,— был все же несколько преувеличен. Но от информационной бомбы был и положительный эффект: директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова рассказывала тогда в интервью “Ъ”, что срочную и безвозмездную помощь в ремонте ливневых стоков предложил глава концерна «Крост», член попечительского совета музея Алексей Дюбашин. Уже через пару дней устранили протечки и начали замену обветшавшей ливневки над всей постоянной экспозицией и основным выставочным залом.
Закончив ремонт, в музее решили не просто вернуть работы авангардистов на свои места, но перекомпоновать экспозицию. Отдельные перевески бывали и раньше — например, из-за планового ремонта залов, а также выдачи шедевров на зарубежные выставки. Но пандемия приостановила регулярные гастроли многих произведений, и нынешняя развеска так полно и разнообразно представляет этот период, как это мало когда удавалось сделать прежде.
Конечно, даже в пространстве 14 залов адекватно показать русское искусство первой трети ХХ века, учитывая многообразие творческих объединений и тот шквал, с которым менялись художественные направления, манифесты, моды,— задача не из простых. Как и развернуть это искусство к массовому зрителю. Но, кажется, в нынешней экспозиции кураторам удалось найти баланс между энциклопедичностью и наглядностью, а резко опустевшие из-за пандемии залы дают редкий шанс побывать чуть ли не один на один с произведениями, изменившими ход мирового искусства.
Теперь экспозиция открывается «Купанием красного коня» Петрова-Водкина и, соответственно, залом, целиком посвященным художнику. Но осмотр можно начать и с другого входа — по сути, с противоположного конца экспозиции, где к переступающему порог зрителю обращены сразу два «Черных квадрата» Малевича (оригинал 1915 года и авторское повторение 1929-го). Причем каждому отведена отдельная стена, а соседние увешаны работами последователей супрематизма. «Купание» и «Квадрат» могут даже показаться альфой и омегой того бурного обновления русского искусства, что пришлось на начало ХХ века,— хотя на самом деле обе картины-эмблемы были написаны с разницей в три года.
Работы, разместившиеся между этими залами, охватывают три бурные декады, когда одно направление отменяло другое, соратники становились врагами, а земля уходила из-под ног в пылу революции и новой жизни. Так что, показывая эволюцию искусства того времени, кураторы резонно решили сочетать монографические залы, где представлен один или два художника (как в случае с Ларионовым и Гончаровой, следующими сразу за Петровом-Водкиным), и залы, отвечающие за то или иное направление или школу,— например, впервые в постоянной экспозиции представлен таким образом круг Павла Филонова. Впервые отдельный зал посвящен и женщинам-художницам, «амазонкам авангарда» (хотя понятно, что те же Любовь Попова и Ольга Розанова задают тон и в большом зале беспредметного искусства, рядом с Малевичем).
Новая развеска, как и предыдущая, воздает должное и коллекционеру Георгию Костаки, завещавшему Третьяковской галерее значительную часть своего собрания авангарда. Отдельная стена в посвященном ему зале имитирует домашнюю развеску, выражающую вкус собирателя, а не искусствоведческие штудии. Среди прочего там впервые показывают две поздние фигуративные картины Малевича — кураторы обещают периодическую ротацию произведений на этой стене.
Безусловная гордость коллекции музея — Кандинский и Татлин, и посвященные им монографические залы — единственные у нас в своем роде. А фоном для воспарившего татлинского махолета «Летатлин», сконструированного им в начале 1930-х годов, смотрится подробная реконструкция выставки Общества молодых художников 1921 года, ставшая манифестом конструктивистов.
В авангардистские шедевры неожиданно вклинивается небольшой зал с неакадемической живописью — картинами Альтмана, Григорьева, Яковлева,— напоминающий о том, что не одними только экспериментами жило искусство той эпохи. Впрочем, подробнее о последующем художественном реванше, трагическом и грандиозном, нам еще напомнят готовящиеся к открытию залы дальнейшего искусства ХХ века: по счастью, новые санитарные ограничения на постоянную экспозицию музеев пока не распространяются.
Игорь Гребельников
