Почему над инвалидами можно смеяться? Как остановить рефлекс и не лезть в карман за мелочью при виде человека на инвалидной коляске? Как особенным людям жить полноценной жизнью в городе, где безбарьерная среда кажется утопией? Об этом БГ рассказал Женя Ляпин, восемнадцатилетний парень, жизнь которого практически не отличается от жизни сверстников. Коляска не мешает ему учиться в обычном вузе на очном отделении, проводить время в университетском театре, заниматься вокалом, встречаться с девушкой, а по выходным бывать на выставках и в театре.
За зоной комфорта
Женя живет с мамой, папой и братом. В их квартире коридоры чуть шире обычных, нет порожков и большие дверные проемы. За дверью квартиры зона комфорта заканчивается. Здесь черта, за которую большинство людей с инвалидностью не выходит: город не приспособлен для людей на колясках, поэтому их нет на улицах, а улицы не оборудуют необходимым, потому что инвалиды на улицу все равно не выходят. Замкнутый круг. Но Женя, будущий режиссер, к стереотипу о том, что человек на коляске должен сидеть дома, относится профессионально. «Юмор, особенно телевизионный, строится на стереотипах — их можно вычленить из повседневной жизни. Однажды я ехал в вагоне метро — и люди на меня выжидающе смотрели: человек на коляске, а денег не просит, как так? Когда ты сталкиваешься со стереотипами по отношению к себе, надо к этому относиться как к эпизоду из «Смехопанорамы». На этих словах Алексей, папа Жени, завозит коляску в лифт — сейчас 8.10, и мы собираемся ехать на пары в университет.
На первый взгляд, в подъезде трудностей с передвижением возникнуть не должно: всего семь ступенек, есть съезд. «Самостоятельно лестница в подъезде не преодолима, — разбивает мои иллюзии Женя. — Это же обыкновенная лестница с двумя полозьями для детских колясок. Пытаться съехать самому — это самоубийство». Алексей аккуратно свозит коляску. У подъезда — две ступеньки и пандус, его по просьбе Жениных родителей сделал муниципалитет; правда, пришлось переделывать, сначала он был слишком крутым. Вообще, пандусы, которые мы видим на улице, после установки никто не тестирует, и в большинстве случаев для инвалидов они непригодны — либо съезд опасный и неудобный, либо пандус ведет в яму, в лужу или на скользкую поверхность. Даже в хваленом парке Горького некоторыми пандусами пользоваться нельзя. По словам Жени, он передвигается только «на папе». В метро есть отдельные подъемники, но безбарьерные пространства разделены преградами, которые самостоятельно Жене не преодолеть. «На многих зданиях есть кнопка вызова специалиста, — рассказывает Женя, — но она либо не работает, либо специалиста нет. Туалеты для инвалидов если и есть, то закрыты. Нужно договариваться, чтобы вахтер убедился, что ты действительно инвалид, и пришел с ключом. Однажды я собрался в Пушкинский музей. Предварительно звоню, мне говорят, что все приспособлено. Приезжаем — а там лестница длиной как взлетно-посадочная полоса. Вся приспособленность этого здания заключается в том, что к тебе приставляют охранников, которые переносят коляску по лестнице. Я был на электрической коляске, она весит 60 килограммов. Мой подъем выглядел так: сидит Женя на кресле, и четыре раба тягают его вверх. Музей я посмотрел — хорошо, что хотя бы так, но о приспособленности тут говорить не приходится».
Без скидок
Мы останавливаемся у институтских ворот. Папа Алексей вывозит из машины коляску, сажает в нее Женю, и мы мчимся на пару — опаздываем. Институт — обычное пятиэтажное здание, с пандусом на крыльце, но без лифта. А первая пара — на третьем этаже. Папа поднимает Женю по лестнице — 6 пролетов по 13 ступеней, 45 килограммов в Жене и 4 — в коляске. После второго пролета даже крепкий Алексей останавливается, чтобы передохнуть. В этом году Женя поступил на первый курс Социального института МГПУ на направление «социально-культурная деятельность». Обычно люди на колясках получают высшее образование на дому или в специализированных институтах. «Я сразу сказал, что не пойду в специализированный институт, — говорит Женя. — Я не хочу, чтобы мне делали скидки, я хочу учиться наравне со всеми и получать ту же программу. Я поступал на режиссуру в несколько вузов. В одном со мной всего пять минут поговорили по делу, а потом 25 минут объясняли, почему меня не могут принять. Все сводилось к тому, что я на коляске: «это такая ответственность, мы не можем взять ее на себя». А в МГПУ приняли хорошо. Я даже не подавал документы на льготные места. Это важно для самоощущения — что же я, не мужик, что ли? Что же, у меня таланта нет?» Сцену Женя любит с детства — он поет, ведет концерты, сейчас взялся за свою первую театральную постановку. «Сцена — это пространство, свободное от барьеров, — может, за это я ее и люблю. Для большинства людей бытовые проблемы — как выйти из дома, как сходить в туалет — это ерунда, а выйти на сцену перед большой аудиторией — это адреналин, взрыв эмоций. А для меня наоборот. На сцене я себя чувствую гораздо комфортнее, увереннее, чем в повседневной жизни, когда я не могу передвигаться сам. На сцене я ощущаю себя самодостаточной личностью». Женя единственный студент на коляске в этом институте. Администрация помогла, как смогла: во вторник, пятницу и понедельник группа Жени учится только на первом этаже. В остальные дни однокурсники носят Женю по лестнице. «Не хочешь просить никого — сиди дома, — рассуждает Женя. — Меня это никогда не останавливало». Сегодня вторая пара на первом этаже, Жене нужно спуститься. В его группе всего один парень, но он сегодня не пришел.
— Маш, позови ребят с направления социальной работы, — просит Женя.
— Да сиди тут, на информатике все равно неинтересно, — шутит Маша и идет за подмогой.
Жене помогают спуститься два парня — его друг и работник деканата. Все, кто идет навстречу, предлагают помощь. Попасть Жене в аудиторию помогаю я. Я везу коляску впервые и врезаюсь в парту. Краснею, бледнею и прошу прощения. Женя шутит: «Сразу видно, что у тебя прав нет». Со словами «на помощь идет опытный водитель» ко мне подходит Женина одногруппница. Но и она застревает с коляской между партами. Все смеются и дружно раздвигают парты. В этой группе — ни тебе великомученического пафоса, ни гордости за помощь страждущим. Такое ощущение, что с парнем на коляске им даже веселее.
Сменить интонацию
На вопрос, какой у него диагноз, Женя говорит, что не хочет касаться этой темы. «Все материалы об инвалидах — это сплошные стереотипы, — жалуется он на журналистов. — Такой героический эпос: «...Этот человек на коляске каждый день преодолевает…» Или герой сюжета вызывает жалость: «Жизнь приковала его к инвалидной коляске». Все фестивали для особенных людей называются как-то убого — «Надежда», «Преодоление». И если инвалид, то почему-то его всегда надо показать рядом с церковью, такого полусвятого. А по мне, идеальное отношение — как в фильме «1 + 1»: «Хочешь конфетку? Нет ручек — нет конфетки». Вроде жестоко, зато оба посмеялись, мне нравится такой юмор». Мы сидим в университетской столовой, вдруг к нам присоединяется парень из-за соседнего столика: «Я вот тоже не понимаю, почему шутить нельзя на эту тему. Ведь смешно же. Но про Женю я пока никакой шутки не придумал. Кроме того, что он профессор из фильма «Люди Икс».
Возвращаясь к разговору о том, что в основе юмора — стереотипы, Женя рассказывает нам «смешной» случай из своей жизни. Однажды он на коляске ждал друзей у театра. Проходящая мимо молодая девушка полезла в карман за деньгами, чтобы ему помочь. Но увидев у него в руках айфон, извинилась и пошла дальше. Женя считает, что именно в особом отношении, будь то даже благородный порыв души, и кроется нетолерантность окружающих. «Мы тоже и пьем, и курим, и сексом занимаемся. И когда общество это поймет, когда у нас в головах будет безбарьерная среда, тогда она и на улице будет», — говорит он.
Герои незаднего плана
После третьей пары за Женей заезжает папа — мы отправляемся домой к Елене, с ней Женя занимается вокалом. У подъезда — семь ступенек с полозьями, в подъезде — еще семь. Папа заносит Женю на руках в квартиру и пересаживает на стул. Чтобы не мешать занятиям, я решаю пойти домой. В подъезде вновь встречаю Алексея — он ждет, когда закончится занятие. Я понимаю, что в этой истории есть еще один главный герой — этот усталый мужчина с сигаретой в руках. График работы Алексея позволяет отвозить Женю в институт, забирать оттуда, возить на вокал. В этом Жене повезло, но дело тут, конечно, не в графике. Когда я спрашиваю папу, не рассматривали ли они в семье вариант, чтобы Женя получал высшее образование на дому, папа смотрит на меня с непониманием и говорит: «В смысле? А общение?» Я снова понимаю, что Жене повезло.
«Часто социальная отчужденность идет не от общества, а от родителей, — рассказывала мне накануне Светлана Розанова, директор фонда помощи детям «Детские домики». — На первых мероприятиях, которые проводил фонд, мамы не раздевались — стояли в теплом помещении в шапках и куртках или вовсе отказывались заходить. После того как в семье появляется особенный ребенок, родители сами исключают себя из общества, — делится Светлана своими выводами. — Зачастую им тоже нужна социализация. Мы встречаемся с родителями, которые даже в образовательных программах на дому отказываются принимать участие — им не хочется впускать в свой дом посторонних, они не хотят публичности, будто им стыдно за инвалидность ребенка. Это открывание дверей должно и в одну и в другую сторону работать».
Вечером я захожу на страницу Жениной девушки в сети. «Ты с ним из жалости?» — спрашивают ее анонимно. Этот популярный вопрос и есть тот самый барьер в наших головах, который не позволяет относиться к разным людям как к равным. Барьер, который заставляет расставлять людей на ступеньках иерархии, но мешает нам как обществу подняться на ступень выше.
Как-то Женя с друзьями отправился на выставку. «На входе в метро, увидев, что в компании есть человек на коляске, к нам подбежала контролерша, — рассказывает Женя, — и удивленно спросила: «Вы куда?» Мы говорим: «В метро». И дальше она задает потрясающий вопрос: «А зачем?»
Затем же, зачем и вы.
© «Большой Город»
