Михаил Булгаков придумал псевдоним Г. П. Ухов, подписал так несколько текстов, все посмеялись, подумали, что не стоит нарываться и шутить над ГПУ,— и забыли. Традиционная забава пишущей публики — придумывать псевдонимы и писателей. Но жизнь этих персонажей коротка, и лишь очень немногие вымышленные имена остаются в истории литературы. Собирая сведения о них, я с удивлением обнаружил, что между родившимся в 1936 году Евгением Сазоновым и родившимся в 1803-м Козьмой Прутковым больше сходства, чем различий. Меняется время, меняются политические системы, а русские писатели смеются над тем же.
Понятие «известный писатель» — сравнительно новое. В средние века защищать свое авторство никому не пришло бы в голову. Да и в присвоении чужих текстов не было ничего криминального. Средневековый автор мог страницами переписывать чужой текст, а потом закончить свой труд словами, что его книга хороша, поскольку он ничего не выдумывает, а лишь воспроизводит сказанное ранее, что писатель, подобно пчеле, собирает мед знаний и приносит его в свой улей. Кстати, один из популярных сборников Средневековья так и назывался — «Пчела».
Многие предпочитали вообще не подписывать своих сочинений, а приписать авторство, например, Иоанну Златоусту. И уже в наше время историкам приходится, прилагая массу усилий, отделять произведения Иоанна Златоуста от того, что ему приписывают.
Имя писателя стало интересовать читающую публику лишь c XVIII века. Вскоре появились авторы, которых никто не читал, но чьи имена были у всех на слуху. Например, граф Дмитрий Хвостов пользовался всероссийской известностью как образцовый графоман. Рассказы о том, что Хвостов сам скупает сборники своих стихов, чтобы указать в последующем издании, что прежний тираж разошелся, передавались из уст в уста. При этом желающих читать самого Хвостова было не много.
То же самое можно сказать и про Ивана Баркова, с именем которого связано огромное количество стихов эротического содержания. Круг читателей подобных текстов всегда был довольно узким, но имя Баркова знали все, тем более что он, как и Хвостов, неоднократно упоминается в стихах Пушкина.
Ситуация, когда литературное имя живет как бы независимо от имени писателя, дает широкие возможности для литературной игры. Трудно избежать соблазна придумать имя, сочинить биографию и опубликовать под этим именем какие-нибудь тексты. Первый и самый известный опыт подобной литературный игры принадлежал компании веселых молодых людей, в которую входили родные братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы и их двоюродный брат Алексей Толстой.
Эксцентричные поступки братьев были предметом городских сплетен. Жители столицы со смехом рассказывали, как однажды в театре Александр Жемчужников умышленно наступил на ногу какому-то высокопоставленному лицу, а затем в течение долгого времени каждый приемный день приходил к нему и извинялся.
В ряду шалостей, столь любимых братьями, было и создание Козьмы Пруткова, признанного мастера трескучих банальностей. Теперь хулиганить можно было не только от своего имени, но и от имени этого самовлюбленного литератора.
«Давать направление благонамеренному подчиненному…»
Произведения Козьмы Пруткова стали появляться в журнале «Современник», к которому были близки его создатели. Пародийные персонажи обычно живут очень недолго. Уходит эпоха, и то, что еще совсем недавно казалось смешным и злободневным, становится скучным и непонятным. С Прутковым же этого не произошло. Его «литературным опекунам» (так себя называли Жемчужниковы и Толстой) удалось создать нестареющий образ ударившегося в литературу чиновника, который глубокомысленно высказывает пошлости и благоглупости.
Житейские афоризмы Пруткова настолько просты и категоричны, что ими мог бы гордиться самый строгий фельдфебель. Его знаменитое «Бди!» напоминает военную команду «Пли!».
Сочиняя биографию Пруткова, его «литературные опекуны» явно развлекались. Существуют и «Материалы для моей биографии», автором которых назван сам Козьма Прутков, и биографический очерк, составленный «литературными опекунами» (на самом деле его автором является Владимир Жемчужников).
Из этих многословных квазисерьезных текстов следует, что свое служение царю и отечеству Козьма Прутков начал на военном поприще. Причины ухода с военной службы биограф Пруткова объясняет тем, что однажды «возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам». Проснувшись утром, Козьма Прутков решил подать в отставку.
Гражданская служба будущего литератора началась в Пробирной палатке, то есть учреждении, в котором ставили государственное клеймо на изделия из драгоценных металлов. Здесь он сделал карьеру, став в конце концов директором Пробирной палатки, то есть, согласно Табели о рангах, генералом. Государственная служба явно ему нравилась.
Правда, в начале царствования Александра I, когда в стране заговорили о реформах, Козьма Прутков несколько растерялся и не уставал повторять, что он «враг всех так называемых вопросов». Однако позже, поняв, что реформы — это требование начальства, сам начал писать реформаторские проекты и был сильно обижен, что все его идеи были отклонены.
Что это были за проекты? В архиве Пруткова благодарные потомки обнаружили набросок «О том, какое надлежит давать направление благонамеренному подчиненному, дабы стремление его подвергать критике деяния своего начальства было бы в пользу сего последнего».
Прутков полагал, что подчиненным не нужно запрещать высказываться о начальстве. Следует лишь определить форму подобных высказываний. Так что если подчиненный вдруг захочет выразить те чувства, которые он испытывает к своему начальнику, то пускай составляет поздравительный адрес или организовывает в его честь официальный обед. В результате все будут довольны — и высказавшийся подчиненный, и похваленный начальник.
А записку Пруткова «О необходимости установить в государстве одно общее мнение» можно и вовсе не пересказывать. Подобных записок, причем не пародийных, а вполне серьезных, со времен Пруткова по наши дни было написано очень много. А некоторые из подобных документов даже приобрели силу закона.
Алексей Толстой и братья Жемчужниковы были людьми очень талантливыми, так что литературное наследие Пруткова оказалось довольно значительным. Его полное собрание сочинений выдержало огромное количество изданий, а высказывания разошлись по бесконечным сборникам из серии «В мире мудрых мыслей».
Высказывания Козьмы Пруткова соседствуют здесь с высказываниями Чехова, Льва Толстого, Монтеня, Шекспира, Конфуция, Аристотеля. Составители сборников мудрых банальностей имеют дар так препарировать Чехова и Шекспира, что их становится невозможно отличить от Козьмы Пруткова.
«Он мало видел, но много пишет…»
16-я полоса «Литературной газеты», где печатались когда-то юмористические материалы, была своеобразной отдушиной, где можно было посмеяться над официозом. Постоянным персонажем этой странички был выдуманный классик советской литературы «людовед и душелюб» Евгений Сазонов.
Сочинители Евгения Сазонова почему-то не удосужились заказать его портрет. Единственным изображением этого классика является групповая фотография, где Сазонов сидит спиной к зрителю в обществе сотрудников 16-й полосы «Литературной газеты» — Михаила Ляшенко, Елены Ланкиной, Владимира Владина, Павла Хмары, Владимира Волина и Натальи Веселовской
В мировую литературу он вошел 4 января 1967 года, когда «Литературная газета» начала печатать его бессмертный роман-эпопею «Бурный поток». Эпохальный роман печатался небольшими фрагментами, объемом одно-два предложения. Публикации выглядели примерно так: «Вечерело… Дома было тихо. Только было слышно, как в соседней квартире кто-то в кого-то изредка стреляет. (Продолжение в следующем номере)».
Нетрудно догадаться, что продолжалась публикация много лет, и никто не предполагал, что читатели действительно будут следить за запутанными отношениями Федора и Анны — главных героев романа. Основным содержанием проекта была «сазониада» — окололитературный шум, сопровождавший каждый шаг этого вымышленного персонажа.
Довольно быстро у вымышленного писателя появилась биография. Сообщалось, что он родился в 1936 году в городе Бараний Рог. Будущий писатель «родился в рубашке и с той поры любит хорошо одеваться». Школу он окончил «с одной тройкой и двумя золотыми медалями. Первую золотую медаль он получил в барьерном беге на 100 метров, вторая оказалась серебряной». Четыре раза не поступив в литературный институт, он начал работу над своим бессмертным романом, который завершил в течение трех недель.
«У Евгения Сазонова,— писала “Литературка”,— обычная биография простого молодого писателя. Он мало видел, но много пишет. За это его и любят читатели».
Газета регулярно помещала отзывы и критические разборы, посвященные Сазонову. Например, было напечатано письмо, подписанное технологом В. Петуховым, обвинявшим редакцию в том, что она слишком уж пропагандирует творчество Евгения Сазонова.
«Я внимательно прочитал весь “Бурный поток”,— писал технолог Петухов,— целиком, от корки до корки. Признаться, не понимаю, почему его всюду так хвалят. У нас есть много других произведений, которые написаны не хуже. Видать, вокруг “Бурного потока” и его автора преднамеренно создана нездоровая атмосфера, благодаря которой этот роман принес такую популярность и, наверное, немалый гонорар. И автор, пользуясь такой недопустимой благожелательностью, начинает держаться нескромно, подавая плохой пример нашей творческой молодежи».
Читатели «Литературки» видели здесь не просто пародию на «письма трудящихся в редакцию». Подпись «Технолог Петухов» вызывала у человека того времени и другие ассоциации. У всех на слуху была песенка Юрия Визбора про технолога Петухова, который на все вопросы про странности советской жизни отвечает:
«Зато мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балета
Мы впереди планеты всей».
Дополнительную известность принесла технологу Петухову газета «Советская Россия», которая, во-первых, приписала эту песню Высоцкому, а во-вторых, обвинила ее автора в том, что технолог Петухов смакует недостатки и издевается «над тем, чем по праву гордится советский народ».
Сатирики «Литературной газеты» сочиняли не только письма советских читателей, но и отзывы американских критиков. Признаюсь, что эти тексты очень трудно цитировать. Сейчас советские идеологизированные пересказы иностранцев, пишущих об СССР, кажутся куда более смешными, чем пародии на них.
Так, от лица американского критика «Литературка» писала, что советским писателям не удается скрыть, что Анна, главная героиня «Бурного потока», плачет. И это «естественная реакция русской души на советский образ жизни». Тогда это казалось очень смешным и очень смелым, а сейчас около этих цитат хочется поставить смайлик, чтобы показать читателям, что здесь следует смеяться.
«Литературная газета» на голубом глазу сообщала, что готовится шведский перевод «Бурного потока» и не за горами присуждение его автору Нобелевской премии.
Понятно, что читатели радостно соотносили «Бурный поток» с «Тихим Доном», за который Михаил Шолохов получил Нобелевскую премию. На это накладывались и слухи, что Шолохов не является автором знаменитого романа. Вымышленный автор «Бурного потока» как бы указывал на то, что и автор «Тихого Дона» может оказаться фиктивным.
«Литературная газета» поместила большое интервью с Евгением Сазоновым, которое обрывалось на фразе: «Я хотел бы знать, берут ли алименты с Нобелевской премии?» Это очень характерный прием советской сатиры. Спокойно и безопасно было смеяться лишь над алиментами. Остальные темы для смеха угадывались или вычитывались между строк.
Карикатуристы «Литературной газеты» посвящали Евгению Сазонову свои композиции, но его самого предпочитали не изображать
Довольно забавно смотрелись воспоминания о встречах с Евгением Сазоновым, написанные в стилистике известных писателей. Например, Эрнест Хэмингуэй озаглавил свои воспоминания «Сазонов и море»:
«— “Великий Гэтсби” — неплохая книга,— сказал мне Сазонов и налил стакан виски.— Может быть, даже хорошая книга. Но ей далеко до “Бурного потока”. “Бурный поток” — это великая книга. Бедняге Скотту никогда не написать такую.
Он налил второй стакан и добавил:
— Ты тоже неплохо пишешь, Хэмми. Но и тебе далеко до меня. Напрасно ты работаешь босиком, Эрни».
Владимиру Солоухину, очерки которого про сбор грибов, отличия сморчков от строчков и способы приготовления жаркого из мухоморов пользовались огромным успехом, авторы «Литературки» приписали эссе «С Сазоновым по грибы».
Авторами «сазониады» были писатели, печатавшиеся на 16-й полосе «Литературной газеты»,— Марк Розовский, Виктор Перельман, Виталий Резников, Владимир Волин и другие.
Тогда казалось, что на страницах «Литературки» появился персонаж масштаба Козьмы Пруткова. Однако прошло немного времени, и вся эта советская субкультура оказалась забытой.
Золотой портвейн «Агдам»
Если «Литературная газета», на страницах которой обитал Евгений Сазонов, считалась в позднем СССР отдушиной либеральной интеллигенции, то выходящий в издательстве «Молодая гвардия» альманах «Поэзия», главным редактором которого был поэт Николай Старшинов, считался более консервативным изданием.
И здесь тоже был свой выдуманный персонаж — Ефим Самоварщиков, глубокомысленный графоман, который любил перекраивать классические тексты. Результаты его творчества выглядели примерно так:
«Тут мазурку оркестр заиграл. И пока не
Разобрали мужчины на танец всех дам,
Я послал вам большую мимозу в стакане
Золотого, как солнце, портвейна “Агдам”».
(Самоварщиков обыгрывает здесь известную строфу Блока:
«Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи».)
Ефим Самоварщиков, персонаж, придуманный редакцией альманаха «Поэзия», был напыщенным, но в общем-то безобидным графоманом
Ефим Самоварщиков, персонаж, придуманный редакцией альманаха «Поэзия», был напыщенным, но в общем-то безобидным графоманом
Фото: Молодая гвардия
Причем в комментариях к публикации можно прочитать, что в раннем варианте речь шла о портвейне «777». Боюсь, что большая часть моих читателей не подозревает, что «Агдам» и «Три семерки» — это самое дешевое и самое отвратительное пойло, которое алкаши пили в подворотнях.
Стихи сопровождались достаточно обширными предисловиями, где пародировался высокопарный стиль предисловий к сборникам молодых потов: «Простота формы и изящество мысли — вот те краеугольные камни, на которых покоится талант Самоварщикова… В целом стихи Ефима Самоварщикова не смогут не запомнится читателям и, возможно, послужат студентам филологического и других факультетов для написания курсовых и дипломных работ, за которые — независимо от их качества — несомненно будет поставлена оценка».
Впрочем, творчеством Самоварщикова дело, как правило, не ограничивалось, и от вымышленного поэта мысль критика переходила к творчеству поэтов реальных. При этом в одном ряду с Самоварщиковым оказывались Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский и другие известные советские поэты.
Тексты, подписанные именем Самоварщикова, были всегда далеки от политики. Это, так сказать, чистое искусство в исполнении советского графомана. Бесконфликтный советский вариант Козьмы Пруткова. Вот, например, размышления Самоварщикова о литературных переводах:
«Только время зря переведешь,
Если плохо стих переведешь.
Если же хороший перевод,
То придет хороший перевод».
Одним из основных авторов, создававших этот вымышленный образ, был Владимир Емельянов, который продолжал использовать бренд и после того, как альманах «Поэзия» прекратил свое существование. Так что в сети можно найти стихи Ефима Самоварщикова, посвященные, например, экстрасенсу Павлу Глобе. Но это уже жизнь после жизни, если не гальванизация трупа. Эпоха, когда этот персонаж был создан, давно ушла, и шансов на возвращение Ефим Самоварщиков не имеет.
Комсомольская богиня
Журнал «Юность» позиционировал себя как молодежное и относительно либеральное издание. Понятно, что цензура и идеология накладывали отпечаток, но все-таки на общем фоне журнал смотрелся неплохо. В «Юности» был постоянный раздел «Зеленый портфель», который вела вымышленная сотрудница редакции Галка Галкина. Ее придумал главный редактор журнала Борис Полевой.
В журнале «Юность» работала вымышленная сотрудница Галка Галкина, комсомолка с активной жизненной позицией и сомнительным писательским талантом
В журнале «Юность» работала вымышленная сотрудница Галка Галкина, комсомолка с активной жизненной позицией и сомнительным писательским талантом
Фото: Журнал "Юность"
Галка Галкина — классическая комсомолка-отличница из литературы 60–70-х годов. Активистка, симпатичная, с чувством юмора. Чем-то похожая на Нину, главную героиню «Кавказской пленницы». Условный портрет Галки Галкиной был постоянной заставкой рубрики «Зеленый портфель». Так что, в отличие от Евгения Сазонова и Ефима Самоварщикова, читатели знали Галку в лицо.
Особым рвением на литературном поприще она не отличалась. Роль Галки Галкиной сводилась в основном к тому, что она тусовалась в редакции, была в курсе всех новостей и активно их комментировала. А заодно выполняла и секретарские обязанности.
Материал, рассказывающий о командировке двух сотрудников «Юности» на фестиваль юмора в Габрово, предварялся командировочным удостоверением, выданным «писателям Аркадию Арканову и Григорию Горину, именующим себя сатириками, сотрудницей журнала “Юность”, именующей себя Галкой Галкиной». Такая вот пародия на бюрократический стиль.
Иногда Галка Галкина отвечала на подлинные или выдуманные письма читателей. Выглядело это примерно так. Письмо: «Дорогая Галя! Я написал много древнерусских стихов, песен, былин. По-моему, получается неплохо, но меня никто не печатает. Что мне делать?» Ответ: «Слушай, Коля, может, ты и есть неизвестный автор “Слова о полку Игореве”? А тебя все ищут».
Такие вот незатейливые комсомольские шуточки, может быть, и не казались особенно смешными. Но в них не было набившей оскомину идеологии, поэтому отвращения они не вызывали.
За отсутствие идеологии читатели были готовы простить очень многое. Кажется, основным литературным достоинством текстов, написанных от имени Галки Галкиной, было то, что их было очень мало.
Ну не могла комсомолка с большими глазами быть графоманкой! Галка Галкина должна была писать умно и иронично, а вот это получалось не всегда. Ее подпись вдруг могла появиться перед предисловием к рассказам молодых писателей, где наша комсомольская богиня восторженно рассуждала о том, что молодым везде у нас дорога.
От имени Галки Галкиной сотрудники журнала вели рубрику «БИС» (бюро иронических советов). Здесь, например, было можно прочитать рекомендации, как выбрать будущую профессию.
Советы были вот такого характера.
Если молодому человеку падает на голову яблоко и он кричит «Яблоко!», то это будущий агроном, а если «Эврика!», то физик. (К сожалению, того слова, которое в этой ситуации кричу я, благовоспитанная Галка Галкина не привела.)
Галка Галкина была не столько писательницей, сколько тусовщицей, участвующей во всех редакционных мероприятиях, например в поездке Аркадия Арканова и Григория Горина на фестиваль в Габрово
Галка Галкина была не столько писательницей, сколько тусовщицей, участвующей во всех редакционных мероприятиях, например в поездке Аркадия Арканова и Григория Горина на фестиваль в Габрово
Фото: Журнал "Юность"
Вроде бы все мило и симпатично. Но когда я, готовя эту статью, листал старые подшивки «Юности», весь этот молодежно-комсомольский юмор показался мне удивительно плоским и скучным. Хотя, конечно, я уже давно вышел из комсомольского возраста.
Под именем Галки Галкиной в разное время писали Марк Розовский, Аркадий Арканов, Григорий Горин, Виктор Славкин, Михаил Задорнов. Вне страниц журнала эта комсомолка с большими глазами существовать не могла, и сейчас о ней мало кто помнит.
Вымышленные персонажи обитали не только на страницах официальных изданий. С одним из таких персонажей я даже был знаком. Звали этого человека Иезикиил Петрович Бикфордов-Шнур. Его придумали участники неофициального литературного объединения, собиравшиеся на частных квартирах.
Странная фамилия этого персонажа объяснялась тем, что его прадедом был немец фон Бикфордофф, который, перебравшись в Россию, женился на Елизавете Шнур. Иезикиилу Петровичу принадлежали стихи, пародирующие творчество национальных поэтов (участники дружеской компании подрабатывали переводами, и им было что пародировать).
Он даже написал многостраничную поэму про быт далекого кишлака:
«В горах паслась одна овца,
Плод коллективного отца.
Пасла овцу ту, говорят,
Горянка юная Кимрат.
Кимрат, хоть ей семнадцать лет,
Читает несколько газет...»
Поэма была длинной. Кимрат ловила незаконно перешедшего границу «переодетого бая Эпштейна», рожала ребенка от первого секретаря райкома и т. д.
В какой-то момент было решено, что Иезикиилу Петровичу пора вступать в большую литературу, то есть послать свои творения в журнал «Новый мир». В подборку включили не только стихи участников мистификации, но и стихотворение Пушкина, а также несколько текстов Сергея Наровчатова, который был в те годы главным редактором «Нового мира».
Конечно же, никто не ожидал, что стихи будут напечатаны. Но литконсультанты были обязаны присылать аргументированные отказы. Эти отказы читались вслух под взрывы хохота: в тех стихах, которые написали участники мистификации, литконсультанты нашли что-то хорошее, а вот у Пушкина и их шефа Наровчатова все оказалось безнадежно.
Тогда же «Комсомольская правда» напечатала письмо, отправленное в редакцию от имени Иезикиила Петровича. Дело было так. «Комсомолка» инициировала читательскую дискуссию об одиночестве. И Иезикиил Петрович решил в ней поучаствовать, отправив в редакцию свои соображения по этому поводу.
Какова же была наша радость, когда в газете за подписью «Иезикиил Шнур, комсомолец 20-х годов» мы прочли фразу, что «основным недостатком современной молодежи является то, что она не решается доверить своих интимных переживаний первичной комсомольской организации».
Были и еще какие-то публикации. А из собственного творчества Иезикиила Петровича мне запомнился вот такой рекламный стишок:
«Стихи вы знаете ли лучше,
Чем про весенний первый гром?
Их автор классик Федор Тютчев
Купил себе в деревне дом.
Дома и дачи покупая,
Чтоб не пошли они во прах,
Застраховать в начале мая
Вам посоветует Госстрах».
Изобретателем этого образа и автором большей части текстов был поэт Александр Лаврин. Понятно, что за пределами круга людей, причастных к мистификации, об этом персонаже никто не знал.
