Дорога
Я в холодное утро войду,
Я дорогу открою, как дверь,
Мне на радость, а не на беду,
Повстречаются птица и зверь.
Познакомлюсь с людьми на вокзале
Я для сердца, а не для ума.
В ледяном или огненном зале
Приключений найдётся тьма.
Мне доверится тайна даже.
Мне откроется город мой.
Я дорогу рукой поглажу,
А потом поверну домой.
Денис Маслаков, 8 лет.
В то лето Дениса короновали как московского Принца поэтов. Начались интервью, творческие вечера. Денис не придавал всему этому особого значения. Ко всему относился, как к игре. Но я всё же старалась оберегать его от полчищ журналистов. Поэтому мы очень много ездили. Тем летом мы побывали в Таллинне, Пярну, Вильянди, Братиславе, Брно, Праге, потом вместе с мужем отправились на месяц в поход. Вернулись 30 августа. Всё лето я, как Скарлетт, гнала мысли о школе словами: «Об этом я подумаю завтра»! И вот это «завтра» придвинулось вплотную. Не разобрав рюкзак, я помчалась в школу на родительское собрание. Вечером отрядила сына с мужем вешать в нашем классе занавески — пусть ребёнок немного приручит это незнакомое пространство, присвоит его своим трудом. Денис вернулся в полном восторге. Я разбирала вещи и надеялась, что он не заметит стаи кошек, которые скребли у меня на душе. Ночью, подшивая и наглаживая школьные брюки, я горько плакала.
Настал последний день нашей дошкольной жизни. Утром мы с Денисом купили роскошные красные гладиолусы. Сын выбирал их сам. Букет был с него ростом. По дороге домой ребёнок, выглядывая
— Мам, а можно я сделаю уроки заранее?
— Как это — заранее? — опешила я.
— Ну, знаешь, ребята всегда жалуются, что не успевают сделать уроки, когда мы гуляем. А давай я их сегодня сделаю! А то завтра в школу пойду, некогда будет.
Поскольку сделать уроки заранее не представлялось возможным, Денис остался гулять во дворе, а я с цветами поднялась домой. Я стирала, развешивала бельё на балконе и всё время слышала во дворе звонкий голос сына. Теперь мы будем рано вставать и рано ложиться. Надо сегодня всё сделать пораньше — обед, ужин…
Динька влетел в дом, когда у меня была самая запарка: в ванне под мощной струёй воды полоскалось бельё, на плите кипело и скворчало, а собаки как раз решили обменяться своими летними впечатлениями с сеттером, живущим этажом выше. Я же — вся в муке — месила тесто — пироги затеяла.
— Ма, дай, пожалуйста, десять копеек! Мы с Максом идём на выставку.
— Там, в шкатулке, знаешь? Возьми сам, пожалуйста!
Я даже не спросила, на какую выставку они собрались — уж очень шумно было в доме. Только попросила:
— Недолго, ладно? Скоро обед!
— Недолго-недолго! — крикнул Денёк уже с площадки.
Через пару часов я позвала ребёнка с балкона.
— А они с Максом ушли, — крикнула мне соседская девочка.
Ну да, ушли на выставку. Но пора бы уж вернуться. Куда же они? В ГМИИ на Волхонку? На Арбат — в дом-музей Пушкина? В литературный? Толстого? Рериха? В Дом Художника? А может, на выставку кошек в переулке за Арбатом? Или современной скульптуры у Пречистенки? Или художественной фотографии?
Нет, искать ребёнка, ушедшего на выставку, — утопия. Я занялась хозяйством, время от времени покрикивая с балкона. Дениса не было. Часам к шести я забеспокоилась не на шутку. К восьми — вытащила с работы мужа и переполошила всех соседей. Дениса с Максом никто не видел с утра. Мужчины бегали по району, женщины допрашивали детей, а я сидела у телефона и молилась, капая слезами на первую страницу телефонного справочника со страшными словами «справки о несчастных случаях». Господи! Как я могла расстраиваться
Динька явился в 22.22 — я, наверное, часа три непрерывно смотрела на часы, потому и запомнила эту минуту навечно. 22.22 стало нашим с Дэном заветным временем. И по сей день, когда сын уезжает в командировку, именно в этот момент по московскому времени мы перезваниваемся, пишем друг другу письма, как минимум, мысленно обмениваемся приветами.
Семилетний Денис и десятилетний Максим провели день в Жуковском, на авиашоу. И десять копеек — это была дорога на метро — туда и обратно. На электричке они проехали зайцами.
Ребёнок был голоден, как волк, изумлён темнотой за окнами — ему казалось, что прошло часа два-три, не больше — и переполнен впечатлениями. Он взахлёб рассказывал, как сидел в кабине настоящего самолёта, показывал, раскинув руки, фигуры высшего пилотажа, просил прощения и поглощал оптом обед, полдник и ужин… Потом он, естественно, принимал душ и только к полуночи улёгся, наконец, спать.
Первое сентября уже наступило. Я пыталась сосредоточиться на мысли о школе, но в моём воображении мелькали электрички, самолёты, поезда метро и два маленьких мальчика на тёмных улицах. Авиашоу! И как я могла не спросить, на какую выставку они идут?
Всю ночь я благодарила Бога, гладила пёрышки на крыльях ангела-хранителя моего сына… А к утру твёрдо сказала себе — не отдам его никакой школе! Мы справимся. Он останется собой. Я смогу защитить его, чего бы мне это ни стоило.
По большому счёту, решение было принято именно в ту ночь. Всё остальное стало лишь последовательным воплощением его в жизнь.
Ваша Алёна Маслакова
