Когда остаёшься один на один со своей бездарностью, становится скучно. Только и всего. Хочется начать заламывать руки. Наверное, это и есть тварность.
«Бездарен» значит целиком и полностью находишься в чужой воле.
Хороший маркер – дискотека в детско-юношеском лагере, когда девочки только-только накрасили глаза, хулиганы встали у длинной стены – встали комично, в шеренгу, каковою пренебрегают поутру на линейке, а ты сам взволнован грядущими переменами.
Понятно, что в ближайший час тебе придётся обжиматься с какой-нибудь осоловелой барышней в балетках и с влажными губами, выражающими тайную недоброжелательность. Но это не так страшно, как страшно то, что случится после этого. А случится мгновенное осознание своей бездарности в том, что касается любовных ласк.
Обидно потом несказанно, это да. Но обидно за всю братию баскетболистов, ведь по тебе будут судить обо всех. А ты ведь даже не умеешь запрыгивать на кольцо.
«Гав», - говорит нам пёс. «Мяу», - говорит нам кот. «Я пришёл к вам с мечом», - говорит Господь.
Нельзя не рукоплескать этому богатству галантного подхода. Всего лишь три предложения, а сколько смысла. Поначалу, получается, выражаешь причастность или даже любовь к братьям нашим меньшим, а потом достаёшь из широких штанин...
Если без шуток, то каждая из этих фраз представляет собой ёмко сформулированный план покорения мира. Именно он способен избавить человека от тяжёлого переживания факта своей бездарности. Этот план – он не сделает вас властелином мира, но напитает храбростью намерения.
С тех пор как я вылетел из гнезда под названием «сценарный факультет», я то и дело оборачиваюсь на мейнстрим. Он кажется средой, в которой можно выжить. Плохого ничего в мейнстриме нет, но надо трезво отдавать себе отчёт в том, насколько ты ему подходишь и вообще хочешь подходить. Опять же: мейнстрим может меняться – и меняется, и это дело можно возглавить, только нужно это любить.
Залезть в него, чтобы обрести тёплый угол и тапочки, желание, лишённое логики. Это всё равно что сесть в Восточный экспресс, думая, что приедешь в Византию. Стамбул Стамбулом, конечно, но автокефальная константинопольская церковь уже не тот boy’s band, каким была прежде. По уровню влиятельности.
Превратиться в Ничто мы успеем. Вспорет ли брюхо финский нож или вспорет край галактики нос корабля, заглянет тебе в глаза серийный убийца или хрустальная девочка двух лет от роду, твоя дочь, посетит тебя озарение или мысль о суициде. «Аз есмь» – это роспись на потолке своих снов, это микровзрывы на форпостах нервных окончаний в ступнях после засиживания в нужнике, это медальон из янтаря, пахнущий рыбой.
«Аз есмь» значит целиком и полностью подчиниться своему дару. Потому что если тьма – это отсутствие света, то бездарность – это отсутствие дара. Подчиниться отсутствию нельзя. Это абсурд. Можно лишь совсем не подчиниться ничему.
Но зайти дальше я пока не могу – это прерогатива нобелевских лауреатов по математике, сельских священников и детей индиго.
Простите мне мою бездарность.
Глеб Буланников
