На вопрос, может ли быть прессинг со стороны власти стать причиной самоубийства, дан четкий и однозначный ответ: ну, естественно, нет. Журналистка Ирина Славина, покончившая с собой 2 октября перед зданием управления МВД по Нижегородской области, признана психически больной. Ценность этого вывода, правда, существенно снижает то, что сделала его сама власть, сама давшая немало поводов для сомнений в том, что она здорова.
Последний такой повод связан с той же бесконечной доследственной проверкой по факту самоубийства Славиной. Не успело письмо, сообщавшее об отказе возбуждать уголовное дело по статье «Доведение до самоубийства», достичь адресата, семьи погибшей, как Следственный комитет России отменил ранее принятое решение. Отменил, что показательно, лишь после того, как постановление, вынесенное еще 2 ноября, стало достоянием гласности и вызвало, как говорят в таких случаях, негативный резонанс.
Хорошо, конечно, что отменил. Но плохо то, что резонанса в компетентных органах боятся, похоже, куда больше закона. И этот страх, эти метания, эту перманентную неуверенность в своих действиях трудно, согласитесь, назвать здоровыми явлениями. Обстановка в органах, судя по всему, более чем нервная. Можно только догадываться, какими словами костерят начальство — когда оно не слышит — на нижних этажах правоохранительной пирамиды. Но можно с уверенностью сказать, что «дурдом» в этом бурном потоке — не самое крепкое словцо.
С одной стороны, начальство требует от подчиненных показывать заподозренным в нелояльности кузькину мать и где раки зимуют. Надо полагать, именно этим требованием, а не каким-то изощренным садизмом силовиков объясняются обстоятельства обыска, прошедшего у Ирины Славиной накануне самоубийства. Нелишним, кстати, будет напомнить эти обстоятельства — то, как описала их в одном из последних своих постов в Фейсбуке сама Славина:
«Сегодня 6.00 в мою квартиру с бензорезом и фомкой вошли 12 человек: сотрудники СКР, полиции, СОБР, понятые. Дверь открыл муж. Я, будучи голой, одевалась уже под присмотром незнакомой мне дамы. Проводили обыск. Адвокату позвонить не дали... Забрали, что нашли — все флешки, мой ноутбук, ноутбук дочери, компьютер, телефоны — не только мой, но и мужа, — кучу блокнотов, на которых я черкала во время пресс-конференций».
При этом, как уверяют сами правоохранители, Славина не была не то что обвиняемой, а даже подозреваемой. И это, повторим, не эксцесс исполнителя, не исключение из правил: в той же манере органы «работают» со всеми прочими «политическими», независимо от региона и степени общественной опасности смутьянов. Точнее, зависимость тут скорее обратная: чем меньше опасность, тем более ранний час обыска и тем больше спецназовцев с автоматами.
Что называется, и дураку ясно, что дело тут не в исходящей от инакомыслящих угрозе. Весь этот антураж — не средство безопасности, а средство запугивания. В понимании самих силовиков — средство профилактики. Испугаются, мол, поймут, почем фунт лиха, и угомонятся, перестанут сбиваться с панталыку и сбивать других.
Однако если что-то идет не так, если возникает нежелательный резонанс, то ситуация обычно развивается как в старом анекдоте: «Виноват стрелочник», — решило начальство. «Младший стрелочник», — уточнил старший стрелочник». Но это, уточним, в самых крайних, сиречь самых резонансных, случаях. В случае со Славиной ничто пока не указывает на то, что попадет даже «младшему стрелочнику». Система своих сдавать не любит. Система уже признала поведение участников проведенного у Славиной обыска безупречным, корректным.
Если считать такую систему абсолютно здоровой, полностью соответствующей демократическому, правому государству, тогда да — больна, безусловно, Славина. Если же нет, то по здравой логике следует подвергнуть соответствующей экспертизе — и желательно независимой — тех, кто проводил у нее обыск, тех, кто приказал его провести, начальнику приказавшего и начальникам этого начальника. Не исключая и самого высокого начальства — того, кто определяет методологию «работы» с недолюбливающими власть гражданами.
Если экспертиза выявит отклонения, то пугаться ответственным товарищам не стоит. В таком положении есть свои безусловные плюсы. Выгоды его прекрасно понимал, к примеру, герой пьесы Шварца «Убить дракона». Умный негодяй Бургомистр периодически симулировал безумие: «Я болен всеми нервными и психическими болезнями, какие есть на свете, и, сверх того, еще тремя, неизвестными до сих пор... Я чайник, заварите меня!» Потому что знал: с больных спросу меньше.
Ну а здоровым деваться некуда. Здоровым рано или поздно приходится отвечать за содеянное. Причем, случается, не только «младшим стрелочникам».
Андрей Камакин
