Можно ли убивать старушек? Догадываюсь, что «Преступление и наказание» не об этом, и всё же. В наше время — плюрализма, толерантности, политкорректности и (чего там ещё?) амбивалентности — хочется чего-то однозначного, простого как мычание.
Вот я и спрашиваю, если абстрагироваться от сложности и полифоничности: можно? Или нет? Нет. Надеюсь, что хоть с этим-то согласны все. Ответ на вопрос «можно ли бить учителей?» — при том что у каждого конфликта есть две стороны и у каждой своя правда, — столь же однозначен.
Между тем случаи избиения учителей — в Иркутске, Петербурге, Новосибирске — изобличают не отдельные ЧП (я бы расшифровала эту аббревиатуру не как «чрезвычайное происшествие», а как «чрезвычайное преступление»), а некую тенденцию.
Избиения учителей, следующие одно за другим, в Год учителя свидетельствуют о дистанции огромного размера между тем, что декларируется, и тем, что есть на самом деле.
«Подгнило что-то в Датском королевстве» — это и о школе, и — в большей мере — обо всём обществе, частью которого она является.
Если бы существовал прибор, который, подобно уровню радиации, показывал уровень ожесточения, его бы в сегодняшней России зашкаливало (или «зашколивало»?).
Ожесточения не бедных против богатых, не провинциалов против москвичей, не, грубо говоря, чёрных против белых (что, разумеется, неправильно, но всё же хоть как-то объяснимо), а всех против всех.
Конфликты — да на каком градусе! — возникают повсеместно: в общественном транспорте, поликлинике, магазине, бассейне...
— Тебе не кажется, что будет гражданская война? — спросила я недавно в телефонном разговоре знакомого поэта.
Повисла пауза.
— Что ты сейчас в школе проходишь? — вдруг спросил он.
— «Капитанскую дочку»... — ответила я.
— А тебе не кажется, — заметил мой знакомый, — что она уже идёт?
— «Капитанская дочка»?
— Гражданская война. Бессмысленная и беспощадная.
Кажется...
Идёт тлеющая гражданская война. Десять лет назад, узнав, что я пошла работать в школу, Юрий Поляков сказал: «Вот здорово! Будешь писать оттуда репортажи. Это же горячая точка».
Сегодня словосочетание «горячая точка» — по отношению к школе — перестало быть метафорой: школа действительно находится в эпицентре всеобщего ожесточения.
Люди свой негатив «сливают» в наиболее незащищённое место (охранники, появившиеся в школах, чтобы защищать детей от террористов, сегодня защищают учителей от родителей и, как мы видим, делают это плохо).
А то, что учитель в сегодняшней России не просто не защищён, а более того — подставлен, — ясно как простая гамма.
Ведь русский человек по большому счёту не любит ни стариков, ни женщин — только детей. Да и тех порой не любит, а только прикрывается этой любовью: симптоматично, что и в Питере, и в Новосибирске руку на учителей подняли не отцы, а отчимы: сомневаюсь (у самой был отчим), что ими двигала любовь к ребёнку, — скорее, ненависть ко всем прочим, воплощённым в образе учителя.
Образе врага. Врага народа.
Как в сложившейся ситуации помочь учителю? Конечно, можно начать выдавать ему молоко (за вредность), вручить бронежилет и предоставить личного телохранителя.
Но это не выход.
Лечить, как известно, нужно не симптомы, а болезнь.
Болезнь же наша, повторяю, всеобщая ненависть и вытекающая из неё агрессивность.
Помню, в
Отец Александр тогда ответил:
— Перестать его ненавидеть...
Сегодня на повестке дня стоит другой вопрос:
— Как перестать ненавидеть своего ближнего?
И нет Александра Меня, чтобы ответить.
Инна КАБЫШ