Близкие, которых мы выбираем

Дмитрию и Антону по 32 года, они знакомы со школы. «Дима заводной, он участвовал во всем, от драк до театральных постановок, — рассказывает Антон, — а я тихоня, не люблю шума. Но однажды наша классная объявила субботник, на который не пришел никто, кроме нас двоих, вот мы и разговорились. И разговор продолжается до сих пор!»

А вот совсем другая история встречи: «Пять лет назад я поехала в Италию с группой, одна женщина все время спорила с экскурсоводами, и мне стало любопытно, кто она, — вспоминает 79-летняя Галина. — Оказалось, искусствовед, а я обожаю живопись. Я не думала, что в моем возрасте можно завести новую дружбу, тем более что Мариша почти на 30 лет младше! Но и по возвращении мы созванивались, встречались, ходили на выставки. Сейчас я бы сказала, Мариша определенно близкий мне человек, может, самый близкий».

Дружба невероятно разнообразна и ускользает от определений. Она связывает двоих или целые компании, подразумевает сходство мыслей и устремлений, но возникает порой между совсем разными людьми, вспыхивает на один вечер или длится долгие годы.

Мы не всегда можем объяснить, в чем дело, но чувствуем, что она дает нечто ценное. «Солн­це, дума­ет­ся мне, уда­ля­ют из мира те, кто друж­бу уда­ля­ет из жиз­ни; ведь ниче­го луч­ше­го, ниче­го более при­ят­но­го, чем друж­ба, мы от бес­смерт­ных богов не полу­ча­ли», — писал Цицерон¹ в 44 году до нашей эры.

Все эпохи, все культуры признают ценность дружбы. Ахилл и Патрокл, Герцен и Огарев, Фрейд и Флисс… Долгое время интерес историков привлекала только мужская дружба, романтичная и рыцарственная. Но сегодня мы говорим и о женской дружбе. Свидетельство тому — такой современный вид искусства, как сериалы: «Друзья» рассказывают о компании, включающей и мужчин, и женщин. А «Секс в большом городе» говорит об отношениях четырех подруг едва ли не больше, чем собственно о сексе.

Если мужчины меняются слишком быстро, неудивительно, что на первый план выходят те отношения, которые более устойчивы. «Многие женщины действительно опираются на подруг больше, чем на партнера, такова реальность, — констатирует психодраматерапевт Ирина Первушина. — В интимно-парных отношениях нам хочется «припудриться», загладить свои недостатки. А о друзьях мы знаем, что они примут нас как есть, с прыщиком на носу, с дурными привычками и закидонами. Поэтому же и в болезни некоторым проще открываться друзьям, чем возлюбленным: в этих отношениях меньше ожиданий и страхов».

Подруги не стараются сделать нас лучше, кроме того, они умеют отходить на задний план, когда у нас появляются другие увлечения. «Я первая из нашего дружеского кружка вышла замуж и родила, — рассказывает 36-летняя Алла. — Подруги придут в гости, а у меня грудной ребенок, где уж тут поговорить. Они не обижались, но все же отдалились. А сейчас у всех уже дети подросли, и мы снова не только переписываемся, но и видимся постоянно, — и я понимаю, как мне не хватало этого!»

Оберегая покой партнеров (а также стабильность нашей пары), мы далеко не всегда рассказываем им о своих заботах, сомнениях, умалчиваем о некоторых увлечениях и желаниях. А с друзьями можно поговорить обо всем, что волнует нас в других сферах жизни, спросить совета и не испытывать неловкости, не последовав ему, посмеяться над этим, поддержать друг друга.

В наше время считается хорошим тоном доказывать, что то или иное полезно для здоровья. В Канаде был поставлен эксперимент², чтобы измерить действие дружбы на уровень благополучия учащихся лицея. Результат не стал сюрпризом: те дети, у кого есть хорошие друзья, лучше переносят замечания со стороны преподавателей, перебранки в школьном дворе, плохие оценки. У них ниже стресс, измеренный по уровню кортизола.

Еще в одном исследовании сравнили две группы женщин, страдающих депрессией, — в одной женщины лечились антидепрессантами, к другой каждый день приходили волонтеры, чтобы поговорить и морально поддержать участниц. Все выздоровели в одно и то же время, тем самым доказав, что участие имеет такую же терапевтическую эффективность, что и медикаменты (во всяком случае, если речь идет о депрессии)³.

«Нас поддерживает не только сама дружба, но даже мысль о ней», — замечает Ирина Первушина. Она рассказывает о своем клиенте, которому предстояло сложное решение о перемене работы. Он не мог найти поддержку у близких, потому что основной ценностью для них было спокойствие и стабильность. Помогло воспоминание о друге, который был у него в прошлом: он одобрил бы, сказал бы: «делай так, чтобы тебе было хорошо».

Когда у нас есть друзья, это усиливает чувство принадлежности, ощущение, что мы живем не напрасно, подкрепляет самооценку, доверие к другим, короче, делает нас более счастливыми. Верно и обратное: большинство из тех, кто тяготится своей жизнью, испытывает чувства отвергнутости, непонятости, несправедливости, обесценивания, крайне редко имеют хороших друзей.

«Все, что мы про себя знаем, выросло в отношениях и было названо кем-то из значимых других, — подчеркивает Ирина Первушина. — А дружба создает пространство, в котором мы в любом возрасте заново обретаем себя, узнаем, какие мы. Иногда я предлагаю тем, с кем работаю: расспросите друзей о ваших сильных сторонах. И удивительно — часто друзья называют именно то, что мой собеседник считал дефицитом. Например, «мне не хватает творческой смелости», — а друзья рассказывают ему, как он их вдохновлял. Благодаря друзьям мы осознаем и присваиваем себе свои ценные качества, с которыми потом можно идти в мир. Нас внутренне становится как будто больше».

По этой же причине, теряя друга, мы словно теряем часть себя. Эта боль — чувство, которое не очень-то принято обсуждать. Как если бы мы думали, что друзей легко находить и заменять, хотя и знаем, что это не так. Это почувствовали многие россияне, когда политические разногласия 2014 года заставили нас пересматривать свои отношения. Рушились долгие и, казалось бы, прочные связи.

«Обнаруживая противоречия в наших взглядах, мы встаем перед выбором: расстаться с другом или учиться хотя бы на время вставать на его точку зрения, становиться более гибкими и терпимыми, — считает психодраматерапевт. — Фанатизм несовместим с дружбой, которая подразумевает возможность противоречий внутри человека и диады, создает пространство свободы».

Нам хотелось бы верить, что дружба ничем не предопределена, это дело встречи, личности, волшебства. Но хотя мы свободно выбираем друзей, дружба повинуется общественным законам, замечает социолог Клер Бидар: мы с большей вероятностью дружим с теми, кто стоит с нами на той же ступени социальной иерархии, — квартиросъемщики с квартиросъемщиками, домовладельцы с домовладельцами. В непривилегированных сословиях сеть друзей поддерживается дольше и люди склонны собираться с друзьями в компании. В средних и высших классах друзья предпочитают встречаться по двое и завязывают новые дружеские отношения чаще.

Есть вероятность, что дружба, как и любовь, связана с наследственностью: согласно некоторым исследованиям, с друзьями мы разделяем 1% общих генов (столько же, сколько с четвероюродными кузенами). Семейная история тоже вмешивается в ход вещей. Психоаналитик Даниэль Брэн утверждает, что дружба опирается на забытые ранние впечатления: первый уход за ребенком, первые идеализированные фигуры, первое соперничество, первые волнения.

Бессознательно мы чувствуем у наших альтер-эго те же болевые точки и устремления. С ними мы возвращаемся в наше прошлое и сводим с ним счеты. Горести, притеснения, разочарования — все это можно преодолеть, исправить, пережить благодаря встрече двух понимающих друг друга душ.

На выбор друзей влияют наша история, их качества, а также потребности. Несмотря на то что сегодня вряд ли кто-то решится всерьез утверждать, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна, все же, по данным социологов, в друзья мы в 75% случаев выбираем людей нашего пола⁴. Почему? Опросы выявили следующие аргументы: чувство безопасности, большее взаимопонимание… Такое впечатление, что в дружбе сходство оказывается сильнее различия из-за того, что различие считается более угрожающим. Или менее дружелюбным.

Вначале почти всегда одна и та же история: дружба рождается в результате стремления к другому, чьи личностные качества мы склонны идеализировать. «Это похоже на начало любви, но период идеализации заканчивается быстрее», — замечает Ирина Первушина. Есть и второе существенное отличие: с другом мы доверчиво делимся всем, избегая при этом соблазнения. В действительности «обязательный для дружбы платонический характер отношений предполагает подавление сексуального влечения», — объясняет психоаналитик Сара Штерн. Зигмунд Фрейд не раз упоминал эротические тенденции дружбы, начиная с 1911 года⁵.

Но что тогда происходит с плотскими инстинктами двух людей одного пола, ставших недавно друзьями или подругами? «Мы смело можем сказать, что эти инстинкты очень быстро примут другие формы и превратятся в нечто другое, — продолжает психоаналитик. — Не имеет значения, идет ли речь о женщинах или о мужчинах, — мы принимаем решение держать либидо под контролем, чаще всего сублимируя его тем или иным образом».

Дискуссии, обмен мнениями, переписка… Именно так проявляется сублимация, а в дружбе это самое большое удовольствие. Как полагает Сара Штерн, «все эти интеллектуальные занятия столь приятны как раз потому, что перенаправляется сексуальное влечение». Сублимированная сексуальность, которая лежит в основе любых отношений, становится любознательностью, интересом, нежностью… И даже если она имеет очень целомудренный характер, мы находим все это очень приятным.