В 1954 году в СССР были проведены Тоцкие войсковые учения с применением ядерного оружия, и в том же году были создан ядерного полигона на Новой Земле. Эти события имели важное историческое значение для страны, ибо по окончании 2-й мировой войны США планировали ядерную войну против Советского Союза. В моём родном Бугуруслане осталось шесть человек, чья служба проходила в ПОР – подразделениях особого риска. Я побеседовал с двумя из них.

ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ ШЕФЕР

Служил с 1973 по 1993 год на Семипалатинском полигоне.

– В армию меня призвали из нефтяного техникума. Сначала был Канск – Красноярский край, потом Рубцовск – Алтайский край. По окончании школы авиационных специалистов мы с Анатолием Ковалёвым, напарником из Усть-Каменогорска, попали на объект «Москва-400». Это секретный городок в двух часах от Семипалатинска. Испытательные взрывы тогда, с 1953 до 1989 года, были уже только подземные.

Я обслуживал самолёты. Потом мне предложили остаться на сверхсрочную, отправили на курсы в Алма-Ату. А когда освободилась должность бортмеханика, меня взяли на борт.

На первый взрыв слетал в 1984 году. В момент взрыва мы шли на высоте сто метров, а люди из сектора «Наука» снимали уровень радиации. Учёные жили в том же городке, но отдельно, у них были особые пропуска. Если показания зашкаливали, мы срочно покидали зону заражения. И уже сопровождали облако, куда оно пойдёт.

По розе ветров облако уходило на юг или юго-запад. В Алтайский край и на Усть-Каменогорск, в сторону Китая. У китайцев там, кстати, был свой ядерный полигон в Урумчах, это их Уйгурский автономный округ.

Подземный взрыв даёт центробежную волну – почва приподнимается, как одеяло. Похоже на землетрясение: звенят люстры, на стенах образуются трещины.

Бомбу называли «изделие». Она метра два длиной, цилиндрическая. Но это корпус, а сам заряд маленький. Цвет стальной, обычный. Её швартуешь, чтобы на взлёте и посадке не болталась. Иногда что-то из неё выходило, – может, охлаждение.

Мы её воспринимали как груз, без страха.

Жена у меня из Семипалатинска родом, она девчонкой застала воздушные взрывы. Это страшно.

До 1992 года говорить об этом было нельзя. Из Ленинграда и Сухуми мы часто привозили обезьян и белых крыс для опытов.

На полигоне я провёл в общей сложности двадцать лет. Побывал на Новой Земле. Но там редко взрывали, финны и норвежцы протестовали. Я мог попасть в Чернобыль, но как раз проходил комиссию, и вместо меня полетел другой.

Мне кажется, в то время все советские люди внесли вклад в оборону. Все отчисляли налоги. Выходит, каждый человек в нашей стране частицу труда внёс в её безопасность.

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ АБАЕВ

Стоял у истоков поставки на вооружение ядерного оружия в СССР.  Относится к сборщикам атомной бомбы и последующих разнокалиберных ядерных «изделий».

– Для работы с атомной бомбой я был отобран в составе двадцати человек – выпускников Ленинградского артиллерийского училища. Даже майор, который нас отправлял, ничего не знал. Я родителям не мог рассказать, чем занимаюсь. Мы не имели права посещать приграничные зоны, находиться возле посольств.

Был 1957 год. В Москве нам сказали: едете на Урал в учебный центр осваивать новую технику. Учебный центр был при заводе в городе Нижняя Тура в Свердловской области. Приехали на место: колючая проволока, КПП…

Так мы узнали про атомное «изделие».

Ввиду осложнившейся обстановки с шести месяцев курсы сократили до пяти. Я попал в Заполярье на сборку центральной части атомной бомбы. Всё производство находилось в ведении Министерства среднего машиностроения. В войска «изделие» ещё не поступало.

Мы приехали в часть, а там сопка, прорубленная в гранитной породе тоннелем насквозь, порядка двух с половиной километров. Прорубали её направленными взрывами, используя заключённых. Им тоже надо памятник поставить.

Мы помогли установить оборудование и начали принимать боеприпасы в узлах. Центристы, автоматчики, механики – каждая группа за шторами, чтобы никто не видел, делала свою часть работы. Вот собрали, скажем,  шаровой заряд и передали механикам, чтобы они его поместили в корпус. Изделия отправляли в хранилище. Готовое – это форма СД-5 (можно бросать с самолёта). А форма хранения – это СД-2, СД-3, СД-4, когда не все узлы собраны. А здесь нам оставалось поставить аккумуляторные батареи и оснастить шаровой заряд капсюльным детонатором.

Первая атомная бомба СССР

Готовую бомбу мы отправляли на Новую Землю. Два моих «изделия» были активированы. Сам я на взрывах не присутствовал, но запомнилось, как бомбы грузили в машины, была страшная метель. И сопровождающий солдатик от волнения пальнул из автомата боевым патроном. К счастью, никто не пострадал.

Тренировались мы со стратегической авиацией: ТУ-16, «Мясищев», ТУ-95. Это большие самолёты, летавшие в Мурманскую область на полигон Оленегорск. У лётчиков в кабине висели тёмные шторы. Они возвращались в лохмотьях светоотражающей краски после взрыва. Хотя бомбу сбрасывали на парашюте, чтобы уйти на безопасное расстояние, но излучение догоняло.

У нас в пятидесятых годах, говоря условно, было сто зарядов, а у американцев семьсот. Но в 60-х мы достигли паритета, а вскоре их обогнали. В том, что Советский Союз не создаст свою бомбу ещё лет двадцать из-за послевоенной разрухи, американцы  просчитались. Бомба в наших руках уберегла планету от уничтожения.

Как это было

Сначала общевойсковые учения с реальным ядерным взрывом планировалось провести на ракетном полигоне Капустин Яр, но Тоцкий полигон был признан лучшим по условиям обеспечения безопасности.

На учение привлекалось около 45 тысяч человек личного состава, 600 танков и самоходно-артиллерийских установок, 500 орудий и миномётов, 600 бронетранспортёров, 320 самолётов, 6 тысяч тягачей и автомобилей.

Впервые войсковые учения с применением ядерного оружия состоялись вовсе не в СССР, а в США во время испытания Buster Dog 1 ноября 1951 года. Всего в США было проведено восемь учений Desert Rock, из них пять – до Тоцких учений. В этих учениях участвовало более 50 000 военнослужащих армии США. Американские обыватели приезжали поглазеть на ядерные испытания и устраивали пикники.

Тоцкие учения и моя семья

На Тоцкой земле я неоднократно бывал на военных сборах после службы в армии, одно время – по два-три раза в год.

Кстати, уровень онкологических заболеваний в Оренбуржье до сих пор превышает норму – последствия той «жуковской» бомбы.

Мой отчим, Николай Васильевич Шумский, ныне покойный, был на испытаниях бомбы, сидел в танке на определённом расстоянии. Он рассказывал, как это происходило. Говорил, что ребятня окрестных деревень (считалось, на безопасном расстоянии) залезала на крыши домов, чтобы видеть взрыв. С крыш сбивала волна.

Будто бы сквозь ядерный гриб прогоняли самолёт: влетал он туда белый, вылетал чёрный. Короче, испытывали бомбу на людях (как военных, так и гражданских), так и на животных, которых привязывали в поле на разных расстояниях от взрыва.

Отчим потом долго лечился в санаториях Министерства обороны (он был старшина, сверхсрочник, у него полностью нарушился обмен веществ, весил он к концу жизни более ста килограммов, хронически задыхался и всё время говорил: я скоро умру).

Из армии его, разумеется, списали – без пенсии. Работал он на буровой бульдозеристом, зарабатывал много (семь средних советских зарплат в месяц – оклад министра), сложнейшие кроссворды щёлкал, как орехи. И умер в огороде, в туалете у своей матери, где его нашли лишь на третьи сутки (с нами в ту пору он уже не жил).

Сергей Парамонов