– Борис Васильевич, расскажите, пожалуйста, кто повлиял на ваш выбор профессии?
– Думаю, что кино повлияло. Я родился и вырос в Ленинграде, в Гавани (теперь это округ в составе Василеостровского района Санкт-Петербурга – Т.Т.). Новый морской порт, который есть сейчас, строился на моих глазах. Любой мальчишка портового города мечтает стать моряком. Я тоже – не исключение, тем более что из окна нашей коммуналки был виден Финский залив. И в этот порт заходили белые, потрясающей красоты корабли.
Однажды случайно в школе ко мне подошли представители киностудии «Ленфильм». Тогда классик советского детского кино Николай Иванович Лебедев начинал снимать фильм «Мандат». Каким-то чудом меня утвердили на главную роль Глебки Прохорова. Им был нужен белобрысый конопатый разгильдяй, каковым я и являлся в свои 13 лет.
– Самое главное в профессии актера?
– Трудолюбие! Работа, работа, работа – не покладая рук. Дорогу осилит идущий.
– Режиссеры часто видят вас человеком в погонах. А вам эти роли близки?
– Наверное, любому артисту-мужчине близки погоны. Мы, мужчины, – потенциальные воины. Если вдруг что-то случается со страной, прежде всего идет мобилизация мужского населения. В любом случае, военная форма идет всем мужчинам, особенно морская.
– Людей каких профессий вы бы хотели сыграть?
– Сыграю, кого предложат, ведь наша профессия очень зависимая. Хотя, повторюсь, если будешь много работать, возможно, когда-нибудь перерастешь в режиссера, и уже сам будешь выбирать артистов и сценарии.
– Вам интересна работа режиссера?
– Я снял несколько серий «Сыщиков». «Сыщики-4», «Сыщики-5» полностью на моей совести (детективный телесериал, 4-й и 5-й сезоны выпущены в 2005–2006 годах; в главной роли сыщика Арсения Петровича Колапушина – Борис Щербаков – Т.Т.). Еще есть такой фильм «Без права на ошибку», второе его название – «Саперы». Мы его сняли вместе с сыном. Эта военная картина вышла на экраны в 2007 году.
Теперь, прежде чем начинать какую-то режиссерскую работу, я бы крепко задумался. Эта профессия требует колоссальной ответственности. Если я как актер отвечаю только за свою роль, за себя, то здесь обязан отвечать за всех. И если артист плохо сыграл, виноват не он, а я как режиссер. Значит, не уследил. Это одна из основ режиссуры, хотя, к сожалению, некоторые этого не признают.
Почему я оказался в Москве, будучи ленинградцем? В ленинградский театральный институт (тогда он назывался ЛГИТМиК, сейчас это академия) меня не приняли. Тогда я поступил в институт культуры на отделение «Режиссер народного театра».
Как-то раз преподаватель поручил нам придумать сценку с текстом по какому-нибудь известному произведению любого художника. Картина должна быть жанровой, но это не мог быть натюрморт, так как кульминацией действия должна быть замершая копия этого полотна. Я взял картину «Игроки» Павла Андреевича Федотова. Она немножко гротесковая, и все ее герои не по Станиславскому работают. Поэтому я и своих артистов заставил так играть.
После просмотра отрывка весь курс садится рядом с педагогом и обсуждает увиденное. И вдруг моих артистов начинают клеймить – они, мол, переигрывают. Я был поражен, что ругают артистов, а не меня. Говорю: «Подождите, ведь это я заставил их так играть. С моей точки зрения, они выполнили все замечательно, как я хотел. Если вы считаете, что здесь что-то не так, виноват в этом я». И тогда преподаватель сказал, что это и есть первая заповедь режиссуры, а Щербаков, сам об этом не зная, выразил ее по-своему.
– Давайте вернемся к вашему фильму «Саперы». Как возник сюжет?
– Идея принадлежала моему хорошему другу Сергею Федоровичу Кучкову. Он в свое время был замом по экономическим вопросам на киностудии имени Горького. Во время перестройки создал свою киностудию «Синебридж», которая специализировалась на военных фильмах. Все происходило на базе Одесской киностудии. Он, собственно, ее и возродил, вдохнул в нее жизнь, которая начала просто бить ключом. Сергей запускал сразу две-три картины.
В «Саперах» действие разворачивается на военном заводе. Военнопленные восстанавливают технику – либо немецкую, либо трофейную (с точки зрения немцев) – то есть нашу. При этом, как только появляется возможность, наши солдаты устраивают диверсии.
Интересно, что для этой картины Сергей нашел чертежи старых немецких джипчиков, заказал на базе «Запорожца» целый автопарк немецких машин, причем на свои деньги, включая пошив костюмов и многое другое. Русских и немецких солдат он экипировал полностью. К нашему ужасу, он поехал в Сингапур на кинорынок, и оттуда его привезли мертвым. Что там произошло, никто не знает. Это был большущий удар по всем нам. Многие люди после его смерти остались без работы.
У нас с ним были серьезные планы. Картину монтировал мой сын Василий, и Сергей Федорович одобрительно оценил его работу. У Васи второе образование – кинорежиссер. По первому он – юрист, окончил МГУ, учился в Сорбонне; в 2006 году окончил режиссерский факультет ВГИКа, мастерскую Валерия Яковлевича Ланского.
– У вас в багаже более ста ролей в кино и театре. Какие роли особенно любимы вами?
– Я все свои роли люблю. Мне ни за одну картину не стыдно. За свою как режиссерскую тоже абсолютно не стыдно. Я с ней много ездил по городам и весям, и всегда с большим интересом ее принимали. На мой взгляд, картина «Саперы» сделана крепко и профессионально, хотя я не считаю себя режиссером.
– Вы – один из ведущих утренней телепередачи «Доброе утро» на Первом канале. Что для вас ближе – театр, кино или телевидение?
– Это неотъемлемые части моей профессии. Не могу сказать, что мне ближе.
– С чего начинается ваша работа над ролью?
– Меня в Школе-студии учили всегда идти от себя. (В 1972 году актер окончил Школу-студию МХАТ и был зачислен в труппу театра – Т.Т.) Я от себя и иду. Хотя мне ближе система установок Щукинского училища. Там не то чтобы интересней, там – неожиданней. По системе Станиславского каждый идет от себя. Насколько ты богат духовно, настолько интересной будет роль. Но с точки зрения Щукинского училища всегда надо что-то придумывать.
Например, мы играем с Машей Ароновой спектакль «Свободная пара». Она – настоящая «щукинка». Практически никогда не идет от себя, всегда фантазирует. И в этом смысле она мне очень помогает. Я тоже, чтобы не отстать от нее, начинаю придумывать своего героя.
– Спектакль «Свободная пара» идет с 2003 года. Как вам удается сохранять чувство новизны при его неоднократном повторении?
– Каждый раз один и тот же спектакль, в зависимости от настроения, от твоего физического состояния, получается разным. И публика разная, и партнер уже в другом настрое. Главное – всегда видеть и слышать, что происходит с партнером. Тогда и ты идешь от него, и он – от тебя.
Кстати, однажды пришлось выйти на сцену с одной артисткой (не буду называть фамилию). С ней было очень трудно. Мы с ней, к счастью, сыграли только один спектакль. Она никогда не смотрела в глаза, а смотрела в лоб. Если вдруг надо было импровизировать, она сразу терялась. Ее абсолютно не волновало, что происходит с партнером. Она играла не действие, а состояние. А это неправильно. Не состояние надо играть, а действие. И от действия твое состояние либо наращивается, обогащается, либо обедняется. По-разному бывает.
Мне очень повезло с Машей Ароновой и Леной Прокловой, с которой мы будем сегодня играть спектакль. С Леной Прокловой – особая история. Она пришла во МХАТ через год после меня. Я пришел в 1972 году. Она – в 1973-м, а Олег Ефремов пришел в 1970-м. Тогда Михаил Михайлович Рощин написал пьесу «Валентин и Валентина». Ефремов поставил этот спектакль. Первыми исполнителями были Женя Киндинов и Настя Вертинская.
Театр – живой организм, спектакли должны идти каждый день, поэтому в больших театрах всегда делается два-три состава. Ефремов дождался, когда Проклова придет в театр, и ввел меня с ней третьим составом. 12 лет мы играли этот спектакль, поэтому знаем друг о друге практически все. Мы так с ней и шли парой, получали роли вместе.
– Расскажите, пожалуйста, о ваших учителях…
– У меня были замечательные учителя – Павел Владимирович Массальский, Иван Михайлович Тарханов, Александр Михайлович Комиссаров, Владимир Александрович Пешкин, Алла Константиновна Тарасова. Не только по мастерству были очень хорошие педагоги. Философию у нас преподавал Авнер Яковлевич Зись. Очаровательный был человек, с феноменальной памятью. Он любил театр, поэтому преподавал в Школе-студии. Приходил на лекцию с кипой философских текстов. Читал по диагонали. С нами-то он о жизни часто говорил, всегда с юмором очень хорошим.
В 1950-е годы – это он сам нам рассказывал – на каждой лекции сидел «наблюдатель», который тут же докладывал в нужные органы, если лекция не была идейно выдержана. И педагога брали «на заметку». Так случилось и с Авнером Яковлевичем. Был назначен партком, где его явно планировали исключить из партии и, может быть, даже посадить. Он говорил, что его знакомые стали переходить на другую сторону улицы, чтобы с ним не здороваться. Тогда только вышел доклад Сталина, приуроченный к очередному пленуму. Наш преподаватель философии раза три прочитал этот доклад (память феноменальная!) и выучил его наизусть.
Он прекрасно знал, что на этом парткоме, чтобы он ни говорил, все будут против него. И вот в разгар ожесточенной критики он взял слово и произнес по памяти сталинский доклад. Его начали крушить с еще большей силой, но он сообщил, что процитировал речь товарища Сталина, и дело нашего преподавателя сразу закрыли.
– Знаю, что вы увлекаетесь чеканкой, металлопластикой, резьбой по дереву...
– Вот до чего резьба довела (артист показывает забинтованную руку). Знаешь, есть такая циркулярная пила? Крутится на очень большой скорости. Иногда случается, что руки попадают, не только дерево.
Причем у меня ран довольно много. Они, в основном, были от резака. Лезвие-то узенькое. Очень сильно нажимаешь, чтобы прорезь сделать. Резак соскочил с сучка – попал на ногу. Штаны порезаны. Всё в крови. Я залил рану йодом. Соединил рану и налепил пластырь. Дня через три все зажило, потому что прорезь узкая. А здесь-то пила имеет свою ширину, об этом я совсем забыл. Я точно также залил йодом, попытался соединить пластырем. Оказалось, все не так просто, мне даже лангетку положили. Так что мои увлечения небезопасны...
– Как вы открыли в себе дар мастерить? Какие работы особенно ценны для вас?
– Для меня каждая работа дорога. Когда я учился в Школе-студии, мы жили в общежитии. В Школе-студии было два факультета – актерский и постановочный. Постановщики, когда готовили курсовые и дипломные работы, делали макеты декораций для спектаклей. Из чего они будут делать – их право. Творили из материалов, которые были, что называется, под рукой – из консервных банок, из дерева. Мы жили рядом, и я все это видел. Так я получил первые уроки резьбы по дереву. Я увлекся. Первой моей работой была африканская маска. Потом это переросло даже в делание мебели.
(Борис Васильевич показывает фото наличника, буфета.)
Это работа с нуля, сделано из сосны. Сейчас полочку покажу. Работаю, как только появляется свободное время. Отвлекаешься, ни о чем не думаешь.
В апреле 2009 года в Москве во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства состоялась первая персональная художественная выставка актера. В экспозиции были представлены 12 произведений из дерева и металла. До этого Борис Васильевич участвовал в сборных выставках.
Актер выставлял свои работы в Российском фонде культуры – иконы, выполненные в технике чеканки, и вырезанные на дереве сцены из Евангелия («Святые Борис и Глеб», «Тайная вечеря», «Снятие с Креста», «Святая Троица», «Апостолы Петр и Павел»). Для Казанского образа Богородицы им сделаны медный оклад (риза, накладное украшение) и деревянный киот (особый украшенный шкафчик). Свои работы Щербаков дарит друзьям, а иконы передает в сельскую церковь, расположенную недалеко от его дачи.
– Какая музыка вам нравится?
– Я не меломан. Мне нравится симфоджаз, виртуозная игра Ванессы Мей.
– Ваше любимое блюдо в исполнении жены?
– Все, что она делает, делает гениально.
– Что такое счастье?
– Счастье – это когда тебя понимают, когда ты идешь домой с удовольствием и на любимую работу – с удовольствием. Это когда нет несчастий. Всегда, даже в безвыходной, казалось бы, ситуации, надо находить юмор. И тогда появится надежда на лучшее.
Беседу вела Татьяна ТОКУН
