В своем очередном opus magnum «Путешествие времени» Терренс Малик обращается к истории возникновения жизни на Земле как к загадке. Когда-то эту загадку по-своему решал Стенли Кубрик в фильме «2001 год: Космическая Одиссея», который снимался одновременно с написанием фантастом Артуром Кларком одноименной книги. Оба автора сосредоточились на появлении разумной жизни и представили дело в духе креационистской теории так, что ее подарил нам высший внепланетный разум в виде черного монолита. Кубрик останавливается на моменте начала превращения обезьяны в человека и монтажно стыкует этот эпизод с кружением космических кораблей под «Заратустру» Рихарда Штрауса; Малик показывает неандертальцев, изобретающих с помощью болотной грязи первобытный боди-арт, и возвращает нас в современный многообразно населенный мир с небоскребами Дубая и лагерями беженцев. Но начинает Малик с времен гораздо более ранних – с возникновения протопланетного диска, из которого образовалась Солнечная система и все ее планеты, с трансформации Вселенной в ее естественных ритмах роста и распада, с появления одноклеточных цианобактерий, выхода из моря на сушу рыбы тиктаалики и первых динозавров, как будто случайно подсмотренных камерой. Хронология здесь не соблюдается; знаковые события разнесены на миллионы и миллиарды лет, образуя не научную, а художественную систему. Режиссер работает не в жанре sc-fi; он исходит из данных науки, но я не стала бы относить этот фильм к науч-попу наподобие замечательного телесериала «Discovery: Сквозь пространство и время с Морганом Фрименом». «Путешествие времени» принадлежит авторскому жанру фильма-поэмы. Подход Малика при всей научной фундированности, обеспеченной авторитетными консультантами, не лишает предмет загадочности. Напротив, автор высвечивает известную ученым максиму: чем больше мы узнаем, тем явственней открывается бесконечная таинственность непознанного.
Кто знает, может и Кубрику хотелось бы начать с самых азов зарождения жизни, но в его распоряжении в 1968 году не было такой технологии, включающей не только микросъемку, но и компьютерный рендеринг. Визуальные эффекты Малик с подачи продюсера доверил Дэну Глассу, работавшему над сиквелами «Матрицы» и комиксом «Бэтмен: Начало». Любопытно, что так же, как некогда Кубрик с Кларком работали, не имея общего сценария и создавая его буквально на ходу, Филипп Гласс работал с Терренсом Маликом без готового сценария, намеренно уходя от линейного повествования, вообще нехарактерного для его режиссерского стиля. И тут, кстати, снова актуализировался лозунг Джона Кеннеди – «Космос – новый фронтир»; в экспериментах со съемками Гласс и Малик ориентировались на пейзажи Дикого Запада в исполнении романтика Школы реки Гудзон Альберта Бирштадта со свойственной этим пейзажам невероятной степенью детализации и общей атмосферой космизма.
Операторской группой руководил опытный исследователь и знаток разных культур, документалист Пол Аткинс. Визуализация отдельных эпизодов, над которыми работали разные дизайнеры, заставляет зрителя не поддаваться оптическому гипнозу, а как бы встряхиваться, каждый раз удивляясь многообразию жизни и жестокости равнодушной природы. Визуальные эффекты виртуозно вписаны в натурный материал, снятый в девственных лесах или глубоко под водой, воспроизводящий естественную среду обитания доисторических животных или ныне существующих, сохранивших частично свое сходство с предками – как глаз варана или моллюск наутилус помпилиус.
Закадровый голос (в оригинальных короткой и длинных версиях Кейт Бланшетт и Брэда Питта, а в нашей дублированной – Константина Хабенского) обращается к «матери», под которой здесь не названа, но, видимо, подразумевается природа. «Что я для тебя?», «Что есть этот мир?», «Безупречна ли твоя доброта?», «Или я не твое дитя?» и, наконец, «Я боюсь тебя. Хотя должен бы любить» – эти вопросы если и получают ответы, то только косвенные. Зритель сам волен вынести суждение из увиденного. Признаюсь, для меня закадровое вопрошание часто звучало слишком выспренне, чрезмерно пафосно, в той характерной для Малика манере, что позволила ему в «Древе жизни» – этой своего рода прелюдии к «Путешествию времени» – обращаться непосредственно к Господу. Но, наверно, такой тон соответствует избранному жанру, к которому Терренс Малик последовательно шел все эти годы, суммируя собственные представления о макромире и о самом себе.
Нина Цыркун
