Будьте здоровы, живите, Беата

Она украшала собой лучшие фильмы Анджея Вайды, Андрея Кончаловского, Клода Лелюша. «Звезда и гордость польского кино», «наша королева» — восклицала публика на ее родине. «Подлинный идеал женщины», «царица славянского искусства», «воплощение изысканной красоты» — соревновались между собой журналисты всего мира, изобретая единственно достойный ее титул. На прошлой неделе знаменитая польская актриса Беата Тышкевич посетила Иваново и осветила своим присутствием первый международный кинофестиваль «Зеркало» имени Андрея Тарковского, с которым дружила много лет.

«Я не всегда в жизни говорила правду»

— Пани Беата, расскажите, пожалуйста, про «кражу века». Как вам удалось похитить Андрея Тарковского в Варшаве на глазах у официальной делегации советских кинематографистов?

— Это было в начале восьмидесятых. Тарковский в составе советской делегации прилетел в Варшаву. В то время у него уже были большие трудности с работой в Союзе, и многие его друзья, для которых он до сих пор остается грандиозным интеллектуальным авторитетом в кино, тогда искали способ сделать так, чтобы он получил работу за границей. Если не в капиталистической Европе, то в социалистической. Мы с Кшиштофом Занусси, причем каждый самостоятельно, пытались что-то придумать для него в Польше. В общем, все это надо было обсудить, но я прекрасно понимала, что к Тарковскому меня не подпустят и толком поговорить в присутствии всех этих официальных лиц во главе с министром кино Ермашом нам не удастся. А очень хотелось.

Тогда я приехала в аэропорт, дождалась, пока советская делегация выйдет из самолета, приветливо улыбнулась Ермашу, хотя прекрасно знала, кого я тут на самом деле встречаю… Из аэропорта они должны были ехать в гостиницу, потом по плану была пресс-конференция и вечером — прием в посольстве. «Что ж, — сказала я, — пусть Андрей садится в мою машину, и я его с комфортом доставлю прямо в отель». Соврала. Ну, бывает. Каюсь, я не всегда в жизни говорила правду.

— Никто из многоопытных советских аппаратчиков не заподозрил неладное?

— Нет. Разумеется, мы с Андреем поехали не в отель, а ко мне домой, за 40 километров от Варшавы. Стояла зима, дом был холодный, мы развели огонь в камине, я накрыла на стол, пожарила яичницу. Мы сидели, разговаривали, и в какой-то момент мне страшно захотелось сделать Андрею подарок. А надо сказать, что Тарковский был совсем не тот человек, которого легко обрадовать подарком. Его не могло заинтересовать ничто случайное — ему было нужно лишь то, в чем он действительно нуждался. И вот в этой зимней кухне, где за четыре часа воздух основательно прогрелся, Андрей вдруг говорит мне, что мечтает о пластинке с музыкой из «Барри Линдона». Вы только представьте, она у меня была! Не успел он сказать, как я уже вернулась из соседней комнаты с пластинкой, на которой была записана музыка из этого фильма Стенли Кубрика. Я была счастлива! Единственный раз в жизни я сделала Тарковскому подарок — и подарила ему именно то, что ему по-настоящему хотелось.

— За эти четыре часа вашего отсутствия официальная делегация, наверное, сбилась с ног в поисках пропажи?

— Конечно, они его искали. А как найти? Мобильных телефонов тогда еще не придумали. Пропал — и все. Паника. Но вечером я все же привезла Андрея в гостиницу, и они успокоились. Назавтра все должны были уезжать в Познань. Что ж, утром я села в машину и отправилась туда. И мы опять ужинали с Тарковским…

— И опять вашей яичницей?

— Нет, в ресторане. И разговаривали о разном. Как видите, ничего невозможного нет. Если человек задумал что-то совершить и очень этого хочет — он обязательно добьется своего.

На всякий случай надо бы запастись парой туфель пошикарнее

— Однажды вы сказали, что не видите себя в политике, хотя и считаете, что женщинам по силам занимать самые крупные государственные посты. Политическая карьера вас по-прежнему не волнует?

— Меня — нет. Но что касается женщин в большой политике, то сейчас, как мне кажется, наступает женское политическое время. Женщина руководит Финляндией, другая женщина занимает один из важнейших постов в США, третья баллотируется на пост американского президента, а четвертая недавно претендовала на такой же пост во Франции. Женщины более обстоятельны и хозяйственны, чем мужчины. Они учитывают гораздо больше разнообразных вещей, принимая окончательное решение по серьезному вопросу. В политике это важно.

— А такому маленькому государству, как ивановский кинофестиваль «Зеркало», полезно, что его президентом стала женщина — актриса Инна Чурикова?

— Конечно же, для новорожденного фестиваля это очень хорошо. Чурикова — известная актриса, и ее слава поможет фестивалю завоевать авторитет.

— Вы сами не только известная актриса, но и удивительная красавица. Что вы думаете по поводу стремления женщин удержать свою уходящую молодость и ускользающую красоту всеми способами, включая хирургические?

— Наверное, их можно уважать за трудолюбие. Они ведь жуткие работяги — неустанно работают над своим лицом и телом. Не знают отдыха. Но я их трудового энтузиазма не разделяю и понять этих женщин не могу. Лицо отражает характер, несет неповторимый отпечаток судьбы. Да, Нэнси Рейган необычайно моложава, а Кэтрин Хэпберн перед смертью выглядела как выглядела, но я, знаете ли, на стороне Хэпберн. И люблю ее, потому что она прожила жизнь с достоинством и под конец дней не превратила себя в барби безо всякого выражения лица.

Вернее, с общим для тысяч других барби выражением. Я знаю 18-летних, даже 16-летних девушек, которые ложатся под нож пластического хирурга, потому что сейчас мода такая — корректировать себе лицо, исправлять природу. Но видеть, как женщина ни с того ни с сего становится похожа на барабан с туго натянутой на каркас кожей… Согласна, морщины от этого пропадают, но вместе с ними пропадает и все остальное. Лично я всем средствам омоложения предпочитаю экспресс-подтяжки.

— Это как?

— Как-то раз на съемочной площадке у гримеров не оказалось зеркала. Само по себе это не страшно: поверьте, что я могу сделать себе макияж вслепую. И я его сделала, но не обратила внимания на то, что высокий воротник платья собрал кожу на моей шее складками. Заметила это только в кадре. «Дорогой мой, — говорю оператору, — как ты можешь снимать? Ты разве не видишь, что у меня вся шея в сборочку?» Рыба портится с головы, женщина — с шеи. Что делать? Я взяла прищепку — помните, раньше с помощью таких белье на веревках сушили, — натянула кожу на шее и закрепила сзади прищепкой. Ничего не было видно.

— Зато было, наверное, страшно больно?

— Да, больно. Но красота требует жертв, как говорят французы.

— Не только они. Можно ли считать экспресс-подтяжку вашим советом нашим читательницам?

— Безусловно. Это совет практичной польской женщины. Очень дешевый способ — всю жизнь можно пользоваться одной прищепкой… Как видите, у меня своеобразное чувство юмора. Оно меня часто выручает.

— Известен такой случай. Ваша коллега Марина Влади, заметив на пресс-конференции, что бестактный фотокорреспондент нацелился снимать ее снизу, стащила, недолго думая, с ноги туфлю и запустила ею в объектив. Вы поступили бы так же или призвали бы на помощь чувство юмора?

— Не знаю. Но на всякий случай надо бы запастись парой туфель пошикарнее.

«Если ты что-то подарил, не пытайся взять обратно. Даже если очень хочется»

— В недалеком будущем на русском должна выйти книга ваших мемуаров «Не все на продажу». Говорят, что именно вы в свое время подарили бывшему мужу Анджею Вайде отличное название для фильма — «Все на продажу». Это так?

— Да. Вайда тогда снимал фильм «Женский день», но к тому моменту, как съемки закончились, стало ясно, что никакого «Женского дня» в титрах быть не может. Потому что 8 марта 1968 года в Варшаве прошла забастовка, ее жестоко разогнала милиция, были жертвы. В общем, этот день стал символом народного недовольства. А я в то время уже делала дневниковые записи, которые спустя годы сложились в книгу мемуаров, и там среди прочего у меня была эта фраза: «все на продажу». Я сказала Анджею: «Вот тебе от меня гениальное название.

Дарю, забирай«. Ну а если подарила, то уже все, пути назад нет. Тому, кто дает, а потом забирает, гореть в огне. Нельзя брать обратно. Даже если очень хочется. Поэтому я свою книгу назвала «Не все на продажу».

— Вы вели дневник с прицелом на будущую книгу или только для себя?

— Для себя, конечно. Это не был дневник — скорее разрозненные заметки. Во время съемок, в гостиницах, перелетах, на случайных клочках бумаги. Такой способ организовать собственную жизнь, приучить себя к дисциплине мышления. Без этой умственной дисциплины сложно остаться самой собой. И вот как-то раз меня зовут в одну редакцию и сообщают о желании издать книгу моих воспоминаний. «Давайте, — говорит мне редактор, — я пришлю к вам своего литературного сотрудника, вы наговорите ему то, что считаете нужным, потом он все обработает, и мы издадим». Я подумала: с чего бы это мне вдруг начать рассказывать совершенно чужому человеку свою жизнь? Чтобы он потом писал о ней от моего имени? Все равно как если бы я сейчас взялась пересказать ваш вчерашний сон. Это же ваш сон, да? А это — моя жизнь. Лучше я сделаю все сама.

Возможно, получится нескладно, даже коряво. Зато это будет мое, личное. Короче, я призналась редактору, что у меня есть что-то вроде записок. Он тут же попросил дать ему посмотреть. Прочитал и сказал: «Так это же готовая книга. Больше ничего и не нужно».

Это книга о том, как я жила, взрослела, менялась и как менялись люди рядом со мной. Книга без всяких претензий, поверьте. В Иванове я познакомилась с Мариной Тарковской, сестрой Андрея, и узнала, что для ее книги воспоминаний «Осколки зеркала» до сих пор так и не нашлось польского издателя. Ну уж если в Швеции ее издали — я не я, если не сделаю этого для Марины Арсеньевны в Польше. Даст бог, приеду на будущий год в Иваново — и привезу ее «Осколки зеркала» на польском и «Не все на продажу» на русском.

Дмитрий Савельев