Вокруг дома-дома, деревья-деревья, люди-люди — кто с авоськами, застрявший в 90-х — с сеточкой в клеточку и жизнью на одну зарплату шарикоподшипникового завода. Жизнью сугубо в стенах дома, с боязнью истратиться лишний раз на жетон в метро. Кто-то — из «туарега» (так называемой бюджетной версии дорогих авто) с кожаными портмоне в левой руке и дивайсами в правой — закупаться на «Корону», воскресным ужином суши на долларов сто… И у всех свои миры, которые пересекаются здесь и сейчас. В непонятном Минске, с непонятным временем, да еще и мной — между мирами затесавшейся… Помните, у Коупленда был generation «ИКС», у Пелевина — generation «P» (сколько им сейчас, за 40?). А у таких вот, как я (двадцать с хвостом) generation «ВЫБИРАЙ САМ». И каждый выбирает — в силу своего воспитания.
Могла бы ныне 20—25 летних назвать поколением Macdonald’s. В недавнее студенчество многие мои друзья и знакомые с непонятной любовью отирались о стены у входа в «Мак» на Октябрьской. Тогда в моду вновь вошли дутые пуховики, перчатки со снимающимися пальчиками. И стоя на крылечке вышеупомянутого заведения, «тусовщики» покуривали, говорили о загранице, выслушивали в порядке очереди концепции существования. Некий чудак Вася со стеклянными шариками глаз пояснял желторотым, что жизнь — это мыльный пузырь. Иллюзия, которая может лопнуть. И мы коллективно раздували эту иллюзию до предела невозможности. Только, чтобы она была! И тогда делали это с задором — ведь ничего нет прекраснее, когда университет еще не закончен, когда виды на жизнь кажутся огромными, а будущее таким прозрачно-загадочным, с грустью и радостью напополам… А теперь у «Мака» собираются новые люди — и мы не знаем, о чем они говорят. Мы только видим их неопределенное выражение лиц и чувствуем пустоту, которая образовывается в паузах между скупыми словами. Эти новые думают о другом, выходят из метро, на право и налево обмениваются «электронными мылами», «аськами», но никуда не спешат, в прогулочном режиме стоят у выходов из универмага.
А у нас сейчас не должно быть неспешной жизни. Продуманные знакомые твердят, что 24—30 — время для карьеры. Время для забивания первых гвоздей. «Если не заработаешь свой первый миллион долларов до 30 лет, то потом шансов почти не останется. — Говорит проницательный знакомый (недавний студент), ныне работник успешного холдинга. — Заколачивай бабки сейчас, а то скоро в спину будут дышать НОВЫЕ». И с дрожью в пальцах долбит по клавиатуре, выбивая «золотым копытцем» рубли. Возможно, он не понимает, что рядом человек, который неумолимо застрял во времени и не может понять, по сути, кто он и к какому виду млекопитающих относится? Этот человек дружит с теми, кому 30 с хвостиком и кто знает, как чинить розетки; и с теми, кому еще нет 23 — кто повяз в Инете и даже не подозревает о глобальном мышлении… Ничего нет страшнее, чем зрастять в непонятном времени, с людьми, у которых разные ценности, цели и разные понимания происходящего.
И сейчас я сижу, подумываю о том, что нужно написать письмо свой студенческой подружке, которая уехала в Америку по летней программе и осталась там навсегда. У человека там ничего нет — только новый «лабтоп» и надежда на интересную жизнь — но разве это малого стоит? Я знаю точно, то она несчастна своей свободой и счастлива своей зависимостью от нее. Девчонка успешно «соскочила» в свое измерение, оставив на листике в клеточку слова: «Она идет по жизни смеясь: ни дома, ни друзей, ни врагов». И как ей объяснить, что мы не уезжаем из Минска с неопределенным временем только по той причине, что любим его — с таким вот контрастом людей, с такими вот противоречиями, как сеточка в клеточку и суши на воскресный ужин.
В отцовской полке недавно нашла часы с надписью «СССР. PERESTROIKA». Решила купить к ним ремешок — не потому что так модно и за границей любят майки, кепки и аксессуары с оной аббревиатурой, а потому что это nostalgia. Совсем маленькой я спросила у отца: «Папа, кто такие коммунисты?». Он ответил: «Это. Анечка, когда ночью тебе говорят, что нужно вставать и идти рыть траншею. И ты без единого вопроса встаешь и идешь рыть».
И теперь, с пониманием нового, с оглядкой на прошлое, я встаю и иду рыть. Зачем?
Анна Шагойка
