Однажды мама, чтобы
Читательские дневники вели в нашей семье не только мама, но и оба моих дедушки, поэтому маме не пришлось убеждать меня в необходимости записывать по нескольку слов о прочитанных книжках. Мне самому эта идея очень понравилась. Я почувствовал, что в этой личной тетрадке я буду свободен от школьных оценок и взрослых мнений.
В знак утверждения этой обретенной свободы на обложку своей тетрадки я приклеил картинку из аэрофлотовского буклета для интуристов — приветливая девушка в красном костюме и белых перчатках приглашает в полет на комфортабельном самолете
На первой же странице я нарисовал (вернее, перевел под копирку) одного из битлов. Тут же приклеил вырезанную
На нынешний Новый год я послал своему племяннику Мише ежедневник. Подарок не
Так что читательский дневник как жанр, как явление культуры, как факт нашей внутренней биографии вовсе не остался в прошлом. И быть может, лет через тридцать Миша вернется, как я сейчас, к этому дневнику. Перелистает, улыбнется, вспомнит новогоднее утро, когда он взялся за «Последнюю осаду» и с ходу прочитал 150 страниц, а за окном было непривычно тихо…
Возвращаюсь к своему дневнику 1974 года. Видно, что летом почти ничего не читал. Записал в тетрадку, что прочитал четыре повести Марии Прилежаевой, «Севастопольские рассказы», «В дебрях Южной Африки» Майн Рида — и все это, похоже, для галочки. Жизнь за окном, во дворе была слишком удивительна и прекрасна, чтобы отвлекаться на книжки. Играл в войну с утра до ночи, носился на велосипеде, бегал на речку.
Для книг я очнулся только в ноябре. И то благодаря маме, которая начала читать нам с сестренкой по вечерам «Трех мушкетеров».
В зимние каникулы я увлекся героическими книжками. Тут и «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена, и «Рассказы о неизвестных героях» С.С.Смирнова, и книжка партизана А.Медведева «По долинам и по взгорьям». В феврале я отправился в «Путешествие на „Кон-Тики“», а еще мама читала нам книгу легендарного В.К.Арсеньева «В дебрях Уссурийского края».
В чтении Арсеньева было особенное очарование, поскольку о Владимире Клавдиевиче и его приключениях мы с сестренкой слышали еще раньше — и от мамы, и от дедушки, и, главное, от дяди Саши Литвинова.
Дядя Саша — это кинорежиссер, создатель этнографического направления в отечественном научно-популярном кино Александр Аркадьевич Литвинов. В юности он учился на медицинском факультете Бакинского университета, но после случайной встречи с Яковом Протазановым и Иваном Мозжухиным бросил медицину и посвятил себя кино.
В 1928 году Александр Литвинов вместе с оператором П.Мершиным совершил первую в истории нашего кино экспедицию по уссурийской тайге с кинокамерой. А готовить эту экспедицию (от разработки маршрута до снаряжения) помогал сам В.К.Арсеньев. Результатом этого творческого союза стали два фильма, которые вошли в историю мирового кинематографа: «Лесные люди» и «По дебрям Уссурийского края».
Мои дед и бабушка, кинорежиссеры Леонид Иванович Рымаренко и Вера Елисеевна Волянская, подружились с Литвиновым и его женой Ниной Платоновной во время войны, в работе над учебными фильмами для фронта. Долго были соседями по студийному дому в Свердловске. Дядя Саша был деликатнейшим, изумительно интеллигентным человеком. Представить его отважным путешественником в тайге, среди медведей и тигров, было невозможно.
Мы очень любили этого доброго человека, который даже среди близких людей стремился задвинуться куда-нибудь в тень. По малости лет мы, конечно, совершенно не понимали, что имеем дело с выдающимся человеком. Вот и в моем читательском дневнике, на обратной стороне обложки, рядом с телефонами одноклассников написано просто: «дядя Саша и тетя Нина…»
А в весенние каникулы я взялся за Г.Уэллса — «Невидимка», «Война миров», «Когда спящий проснется». «Невидимкой» я просто бредил, повсюду мне мерещились следы присутствия этого загадочного и несчастного человека. По дороге в школу я оглядывался то на разные бесхозные предметы, то на свежие следы, казавшиеся мне странными. С деревьев падали снежные шапки. И это тоже казалось мне свидетельством присутствия в мире
Недавно прочитал в статье психолога: «Ребенок по природе своей мистик» — и тут же вспомнил свои книжные страхи. Впрочем, Уэллс — это было не так страшно, как Конан Дойл с его «Собакой Баскервилей». Книгу о Шерлоке Холмсе и Ватсоне я случайно проглотил на каникулах после третьего класса, вытащив ее без спросу с верхней полки дедушкиного шкафа. Так увлекся, что читал с фонариком, когда дедушка с бабушкой уже спали. И все бы хорошо, но, прочитав про эту собаку с торфяного болота, я чуть не онемел от ужаса. Вновь, как в самом раннем детстве, я стал бояться темноты и собак. При этом не признавался в своих страхах взрослым, ведь мне уже было десять лет. Утром я не мог без содрогания смотреть на злополучный том из собрания классика английской литературы и спрятал его на место.
Последствия прививки страха оказались куда печальнее, чем этого можно было ожидать от книжки, которую без всяких последствий для психики прочитали многие поколения мальчишек и девчонок. Я навсегда возненавидел детективный жанр и в литературе, и в кино. Даже знаменитый фильм с Ливановым и Соломиным, который повторяют во все праздники, не вызывает у меня теплых чувств. Бесспорные достоинства этой экранизации навсегда скрыты от меня тенью собаки Баскервилей. Наверное, это глупо, но ничего с собой поделать не могу.
Понятно, что, имея такой детский опыт, я никогда и ничем не пугал своих детей. И я убежден, что как нельзя детей пугать в жизни, так нельзя и в литературе. Мне представляется большим несчастьем, что теперь в детской литературе узаконен жанр страшилок и ужастиков. В любом книжном магазине вам покажут целые полки этой предательской литературы. Почему предательской? Потому что за каждой победой страха над ребенком стоит вольное или невольное предательство взрослых. В наказание оставили одного в комнате без света; рассказали, прочитали или показали
Вот почему «Собака Баскервилей» не попала в мой читательский дневник, я ее туда не записал, очевидно, пытаясь таким образом вытолкать ее из памяти.
Я убежден, что призвание детской литературы — спасать от страхов, а не множить их. Из каждой сказки, из каждой книжки ребенок должен выходить радостным, утешенным и укрепленным этой радостью. Как говорится в оберегающей молитве (
Когда речь идет о детях, литература становится областью столь же ответственной и деликатной, как медицина. И первым девизом тут должно быть: «Не навреди!»
Шеваров Дмитрий
