Как человека, профессиональная деятельность которого была всю сознательную жизнь связана с вычислительной техникой, меня, конечно, всегда волновал вопрос: почему, несмотря на то, что в этой сфере работали лучшие кадры страны, государство уделяло очень серьезное внимание, мы в результате оказались там, где находимся сегодня? Поиск ответа на этот вопрос нужен для того, чтобы попробовать выяснить другой, более актуальный, — ну как нам жить дальше?
Когда я стал журналистом, мне пришлось довольно много писать о мировом и отечественном компьютерном бизнесе, о современных информационных технологиях и о том, как они создаются. При этом вопрос, обозначенный выше стал еще более актуальным. Тема «Как мы жили и нам жить дальше» так или иначе затрагивается во многих моих статьях и нигде она, конечно, не раскрыта в полной мере. Хотя бы потому, что мое личное мнение также находится в процессе формирования.
Для меня ясно пока лишь одно: социализм и научно-технический прогресс в стратегическом плане понятия несовместимые. Административно-командные методы управления дают лишь краткосрочный эффект (который действительно имел место быть), после которого наступает стагнация, застой. Проблема советской науки заключается в крайней степени ее неэффективности, когда реальные результаты достигаются слишком большой ценой.
Как известно, в СССР электронная промышленность была одной из ведущих отраслей народного хозяйства страны, в развитие которой вкладывались огромные средства и где трудились лучшие научно-технические кадры страны. МЭП входил в состав знаменитой семерки министерств ВПК страны. Но началась перестройка и все это огромное хозяйство фактически рухнуло, не оставив и следа. Уровень индустрии оказался совершенно не готов к конкуренции с зарубежными фирмами.
Да, в 70-е и даже 80-е годы мы часто говорили, что мало в чем уступаем западным конкурентам. И это было почти правдой, но лишь с небольшой поправкой — то, что американцы выпускали в серийном, массовом производстве, у нас изготавливалось в лучшем случае на уровне опытного, а зачастую — лабораторного этапа работ. А значит, стоимость продукции была просто несопоставима.
Из недавней беседы с одним крупным ученым и руководителем производства МЭП мне удалось узнать некоторые любопытные факты тех времен (он просил не афишировать его имя — назовем его В.К.) Оказывается, технология 1 мкм использовалась еще в 1990 г. на заводах Зеленограда и Фрязино. Для сравнения напомню — Intel освоил эти технологические нормы в 1988-89 г. Но почувствуйте разницу: Intel уже тогда выпускал свои процессоры миллионными тиражами, а МЭП — мелкосерийными партиями и, естественно, только для военных целей.
Мой вопрос об оценке стоимости производства вызвал у моего собеседника искреннее удивление: «Ты что, не понимаешь, что об этом тогда просто никто даже не задумывался? (При этом В.К. был в свое время генеральным директором крупного НПО.) Нужно было сделать необходимое число микросхем, а какой ценой — это никого не интересовало». По сведениям В.К., обычно советское производство микросхем начиналось с долей процента ПВГИ и достигало 20-25% через несколько лет. Максимальный ПВГИ был достигнут на минском заводе «Интеграл» для микросхем, используемых в часах: 60-65% за восемь лет работы данной производственной линии.
А какие показатели были в это же время у зарубежных компаний? В.К.: «Я не знаю, мы этим вопросом даже и не интересовались никогда, так как никогда не рассматривали их как конкурентов.» Такие сведения действительно являются весьма секретными, но все же существуют некоторые методики подобных оценок. В этой связи можно привести такие ориентировочные данные. На начальном этапе производство Intel также характеризуется ПВГИ в единицы процента. Однако уже за два года он переваливает отметку в 50% и нередко достигает величины 70-90%.
В 1990 г. в Киеве впервые в СССР был выращен в лабораторных условиях кристалл по технологии 0,4 мкм. Мой собеседник сообщил это с явной гордостью, добавив ключевую фразу: «Наука у нас была на уровне. Вот только производство...» И здесь связи мне хотелось бы еще раз коснуться данного вопроса — любимой иллюзии советской научно-технической интеллигенции.
Специфика второй половины 20-го века состоит именно в том, что наука и технология превратились в единый комплекс. Давно прошли те времена, когда ученые в своих лабораториях что-то исследовали, а потом совсем другие люди, инженеры, внедряли их идеи в жизнь.
Суть проблемы заключается в том, что, с одной стороны, решение сложных научных задач требует создания не менее сложных и дорогостоящих технических решений, а, с другой, — для доведения научного открытия от лаборатории до широкого производства необходимы не только огромные затраты, но и выполнение дополнительного комплекса научных работ. Классическим примером служит проект создания атомной бомбы, который считается точкой отсчета нового этапа взаимодействия «наука-производство». Его реализация на основе открытия, сделанного в 30-е годы, потребовало не только создания мощной производственной базы, но и работы многотысячных научных институтов.
Возвращаясь к проблеме советской электронной промышленности, следует сказать, что отставание на 3-5 лет от западных фирм делало ее сразу же абсолютно неконкурентоспособной в условиях свободного мирового рынка. Но главное было даже не в этом. Судя по всему, в середине 80-х наступил тот момент, когда она (впрочем, как и вся страна) уже просто не могла развиваться дальше. Это хорошо видно на следующем примере. Когда в конце 80-х нужно было изготовить экспериментальную установку по ионной литографии, оказалось, что ни одно отечественное предприятие электронного машиностроения просто не в состоянии ее сделать. Ни за какие деньги. (Ее удалось изготовить только на заводе Карла Цейса в ГДР.)
Причина понятна — элитарное развитие электронной промышленности натолкнулось на общую отсталость машиностроения страны. В этой связи можно напомнить и еще один известный факт — развитие электронной промышленности требует сегодня таких огромных средств, что оно не под силу ни одной стране мира, в том числе и США. В настоящее время здесь четко прослеживается четкая специализация и международная интеграция: по каким-то видам оборудования лидируют американские компании, по другим — японские, немецкие, французские и пр. Мы в свое время делали все сами, и результат налицо.
Вывод из всего сказанного можно сделать такой. Если наша страна хочет занять достойное место в мировой электронной индустрии, то не нужно с ностальгией вспоминать времена 30-летней давности. Надо реально оценить, где и в каких направлениях мы можем сделать реальный прорыв, выйдя на мировой уровень. И еще надо помнить, что развитие электронного производство требует огромных, долгосрочных инвестиций, которые смогут появиться только в стране со стабильной политической и экономической обстановкой. Пример Ирландии здесь весьма показателен.
Ваш Андрей Александрович Колесов
