Что тепех делать?!

В то время я учился на первом курсе химического факультета университета. У моей мамы была знакомая, которая попросила маму свести меня с её мужем: «У вас, говорят, очень умный мальчик. Мой муж хотел с ним посоветоваться.» Я клюнул на «очень умного мальчика», и мы встретились у нас дома с её мужем. Это был солидно державшийся, моложавый на вид, но совершенно седой мужчина. Он мне сказал, что учится на заочном факультете московского института и испытывает большие трудности с выполнением задания по физической химии. В то время я был патологически нахальным и самоуверенным юношей, и для меня, что работы по физической химии, что работы по теории глубокого бурения не представляли собой неразрешимых проблем. Я сказал этому солидному дяде, что охотно ему помогу. Пусть он принесёт список вопросов, которые ему непонятны, и те учебники, которыми им рекомендуют пользоваться, и в течении недели я подробно напишу ему объяснения. На что он мне ответил, что я его неправильно понял. Ему нужно, чтобы я выполнил работу по физической химии от начала и до конца. Поскольку перспектива колупаться с чужой работой мне абсолютно не светила, я ему сказал, что у меня мало времени для своих дел и я не могу отвлекаться на столь грандиозную задачу. Тогда он, глядя на меня, как не на «очень умного мальчика», а как на не очень умного мальчика, сказал, что за эту работу он мне, разумеется, хорошо заплатит. Получить деньги за подобную работу в те бескорыстные времена творческого подъема народных масс, строящих бесклассовое общество всеобщего благоденствия, представлялось мне чем-то невероятно постыдным, и я совершенно искренне пытался объяснить дяде, что никаких денег мне не надо, и я их не возьму. Но раз это ему так нужно, то я постараюсь ему помочь, чем могу. На что он мне строгим голосом начал втолковывать, что он всё равно кому-то заплатит. Не мне, так другому. Короче говоря, я сдался. А когда он назвал мне сумму оплаты, глаза у меня полезли на лоб. Сумма была такая, что моя месячная университетская стипендия в моих глазах сразу съёжилась до размеров подаяния.

Я попросил маму узнать что-нибудь более подробное об этом посетителе, помимо того, что он является мужем её знакомой. Выяснилось, что это бывший майор медицинской службы, прошедший всю войну, который в то время, когда происходили эти события, был директором аптечного магазина. Этот маленький аптечный магазинчик шириной метра в два с половиной и длиной в несколько метров я знал. Он располагался в нескольких кварталах от нашего дома на центральной улице Баку. Оказалось, что на место майора очень много претендентов из местных кадров, поддерживаемых местными начальниками, и основной проблемой майора является отсутствие высшего образования. Видимо, дело было не в перспективе потерять эту аптечную коморку, а в возможности потерять какой-то крупный бизнес, в котором эта коморка служила прикрытием. На подобные мысли меня навело то, что вид и манера общаться майора были скорее не майорскими, а махинаторскими. Выяснилось также, что для выполнения этой злосчастной контрольной по физической химии майор нанял директора техникума, но директорская писанина не прошла, и её вернули для кардинальной доработки.

Всё необходимое было доставлено мне в тот же день, и я засел за работу. Весь день и всю ночь я писал, читал и снова писал, а утром следующего дня мы разошлись с майором, имея на руках заработанное: он — заработанную нечестным образом работу по физической химии, а я — заработанную честным непрерывным трудом без сна в течение суток сумму денег, которая выглядела для меня баснословно большой. Прошло немного времени и майор появился снова. На этот раз он попросил меня сделать работу по коллоидной химии и предложил сумму, тоже очень большую, но немного меньшую, чем в предыдущий раз. Когда я его спросил, как прошла работа по физической химии, он покровительственно мне улыбнулся и сказал, что всё с ней в порядке. Потом майор по телефону удостоверился, что работа по фармакологии не представляет для меня никаких трудностей, и я начал осваивать эту новую для меня область знания. Каждый раз я выполнял работу за полтора-два дня и каждый раз майор снижал сумму оплаты. При этом характер снижения оплаты имел нелинейный характер. Это снижение проистекало не из жадности майора, а из моей наивности и тупости: поскольку я выполнял задания в течение 1.5—2 дней, то в пересчёте на деньгодни у меня вырисовывалась зарплата на уровне министерской. Это не могло не вызвать ревность у честного труженика левого бизнеса.

Потом майор на долгий срок пропал, и из разговора мамы с майорской женой я узнал, в какую ужасную историю он вляпался. Оказалось, что за три последние контрольные работы майор получил не только ставшие обычными отличные оценки, но на каждой из возращенных работ красовались комментарии преподавателей со знаками глубочайшего к майору личного уважения и восклицательными знаками. Жена объяснила, что майор в полной панике. Он понимает, что будучи столь необычно отмеченным, он никак не сможет раствориться в серой массе студентов-заочников. Жена сказала, что майор ходит целыми днями по квартире с выпученными глазами и тихо приговаривает: «Что тепех делать?! Что тепех делать?!»

Ваш Леонид Владимирович Андреев