Российские законодатели готовят для страны еще один шаг назад. Член комитета Совета Федерации по экономической политике Антон Беляков внес на рассмотрение в Госдуму законопроект, предполагающий полный отказ от суррогатного материнства. Сенатор называет вынашивание беременности посторонней женщиной фактической торговлей детьми, ссылается на неприятие суррогатного материнства всеми религиозными конфессиями и сетует, что женское тело «превращается в биологический контейнер для выращивания яйцеклетки, что сродни проституции».
Его инициативу активно поддержала печально известная многими мракобесными идеями сенатор Елена Мизулина — она приравняла услуги суррогатного материнства к торговле людьми.
Сама попытка сравнить использование достижений высокотехнологичной репродуктивной медицины с проституцией обескураживает. Ведь, скажем, пересадка органов — это тоже использование человеческого тела всего лишь как биологического материала. И переливание крови — тоже.
Их тоже надо запретить по этой логике? Тем более что некоторые ортодоксальные верующие донорство крови и органов не приемлют. И готовы скорее умереть, чем пойти на подобную процедуру.
Точно так же те, для кого суррогатное материнство недопустимо по морально-этическим причинам, никогда не станут к нему прибегать. Это их право.
Но почему все остальные, кто не видит в нем ничего безнравственного, должны лишиться своего права стать родителями? Если физиология не позволяет этого, а достижения науки оказываются сильнее физиологии?
Доводы по поводу «торговли детьми» говорят лишь о непонимании сути суррогатного материнства теми, кто их приводит. Потому что суррогатная мама вынашивает плод, который изначально не является ее ребенком по биологическим параметрам: ее яйцеклетка не участвует в зачатии, и она действительно фактически представляет собой своего рода живой инкубатор.
Это дает возможность появиться на свет ежегодно трем с половиной тысячам младенцев — именно столько детей рождается у нас в стране с помощью суррогатных мам. Это дает возможность испытать счастье родительства еще большему числу людей. Это спасает от смерти тех женщин, которым вынашивание беременности запрещено по медицинским показаниям, но которые при отсутствии иной возможности все равно пошли бы на риск — медики предрекают рост материнской смертности в случае запрета суррогатного материнства.
Это, наконец, дает возможность тысячам женщин с детьми, оказавшимся в трудной ситуации, справиться с материальными трудностями — я имею в виду самих сурматерей. Ведь ими могут стать только настоящие мамы, имеющие своих детишек. Кто бросит в них камень за то, что они решают финансово поддержать свои семьи таким нелегким, но спасительным для других способом?
Однако это их Беляков сравнивает с проститутками...
И еще один аргумент противников суррогатного материнства — то, что подобными услугами пользуются одинокие мужчины. Дескать, вместо того чтобы заводить нормальные семьи, они хотят идти легким путем.
Поверьте, путь одинокого родителя, как матери, так и отца — и тем более отца, — совсем не легкий. Почему мы оставляем право на материнство для женщины, не сумевшей найти достойную пару, а мужчине в той же ситуации в этом праве нужно отказать?
Да, закон о суррогатном материнстве несовершенен — он, например, оставляет право за «наемной» матерью не отдавать ребенка биологическим родителям после рождения. Подобное случается нечасто, но создает драматические ситуации. Да, в исключительных случаях от новорожденного могут отказаться и биологические родители-заказчики. Однако все эти моменты можно и нужно тщательно продумать и отрегулировать законодательно.
Но это же надо думать, напрягаться.
А для того чтобы запретить, думать не надо.
Раз — и готово.
Ирина Селиверстова
