Чувственные оттенки.

К теме страха — новый детский анекдот:
— Учитель спрашивает: «Вовочка, ты Лермонтова знаешь?»
«Не-а».
«А Пушкина?»
«Не-е, а кто это?»
«А Толстого?»
«Не знаю…»
«Садись, два».
Недовольный Вовочка плетётся к своей последней парте, и, вдруг, останавливается:
«А ты Толяна знаешь?», — спрашивает он у учителя.
«Нет».
«А Колю Лысого?», оживляется Вовочка.
«Не имел счастья».
«А Серёгу?.. Тоже нет? Так чего ж ты меня своей бандой пугаешь?»

Мои сны, кажется, имеют единый сюжет, только нужно понять, вокруг каких коллизий они строятся.
Сегодня звучала навязчивая песенка: «Ты — ты, я — я…». Суть ускользает из памяти. Что-то жалостливое — вроде: «моя жизнь скачет под откос»…
Во сне я жила в простой комнате с каким-то мужем. И у меня появилась соперница. Она пришла и стала объяснять, что мне муж не очень нужен, а у неё, кроме этого мужчины, ничего нет, и она предлагает поменяться со мной существованием. Она будет жить на моём месте, а я — на её.
И, вот, я — предел доброжелательности — собираю вещи, беру её ключи и ухожу.
Оказываюсь в огромном помещении, где видимо-невидимо коек. На ближайшей к двери постели кто-то спит. Выбираю себе кровать у окна, и оглядываюсь. Вещи вокруг добротные, намного лучше, чем в моём доме. За окном — гора и тропические деревья.
С тоской отмечаю, что море видит другая сторона дома. Становится грустно и, вдруг, отчетливо осознаю: «Меня надули»!

Может быть, это видение рождено мыслью: ехать, не ехать?
Что я приобрету, если уеду?
А, вот, что я потеряю, мне известно точно.

Днём утюжила разные выстиранные мелочи — «пети-мети».
Пришила пуговки к, связанному для тебя, малыш, жакетику.
Пуговицы не простые. Разноцветные воробышки. Понашивала целую стайку.

Вечером отправилась в «Сферу» смотреть Булгаковский «Театральный роман».
Очень странное ощущение испытала: «Ничего особенного! Почему нам нужно было эту пьесу перепечатывать и втайне перечитывать? Почему её запрещали? А, может, тогда, в семидесятых, мы острее реагировали на какие-то, ставшие сегодня привычными, вещи?
Например, фраза: «И зачем вам нужно было беспокоиться? Пьесу писать? И — разве мало пьес есть? Их и в двадцать лет не переиграешь»…

После спектакля шла по Тверской, любовалась освещением.
Как красиво. И нереально. Ожившие открытки.

Первый раз увидела, как восстанавливается движение транспорта по улице, отданной гуляющим.
Появился ряд милицейских машин. Из их репродукторов неслось очень грозно: «Внимание, будьте осторожны, восстанавливается движение».
Машины медленно двинулись и за ними тронулись поливалки. Струи воды сметали зазевавшихся прохожих и мусор. Вместе с ними, почему-то, двигались «скорые помощи».

В метро с удивлением обнаружила, что на эскалаторе, на перроне и потом в вагоне были только очень молодые люди. Будто — в пионерском лагере, после танцев.

Данил прокомментировал:
— Все взрослые дома попрятались.

В Москве в этот день ничего не случилось. Поймали только одного бедолагу. «Сатаниста».