В 1967 году французский композитор Жак Рево, отдыхая на лыжном курорте, внезапно вспомнил, что должен своему продюсеру четыре песни, и сочинил их за утро. От одной из них, под названием «For Me», отказались несколько исполнителей, в том числе Мишель Сарду и Мирей Матье, пока ещё один французский артист, Клод Франсуа, не предложил доработать песню. Он только что расстался с девушкой, а поэтому новая версия получилась сентиментальной и безнадёжной: про отношения, из которых ушла любовь.
Моя рука гладит твои волосы,
Как обычно, почти неохотно,
Но ты поворачиваешься ко мне спиной,
Как обычно.
Comme d'habitude в исполнении Клода Франсуа
Песня, разумеется, называлась Comme d’habitude, «Как обычно», и имела во Франции некоторый успех. Если вы послушали видео, вы уже понимаете, к чему всё идёт. Но не сразу.
Годом позже, в 1968 году, одна британская звукозаписывающая компания наняла молодого, не очень известного музыканта, чтобы он писал английские слова к песням, популярным на континенте. На мотив Comme d’habitude он сочинил текст под названием «Even A Fool Learns To love»:
И шут не подводит, он прыгает и пляшет и весело смеётся,
О, время смеха, когда и дурак умеет любить!
Это не «у вас что-то сдохло, кажется, любовь», но, если вдуматься, тоже довольно грустно. Однако молодому музыканту компания отказала. То ли потому, что он считался неудачником, провалившим уже несколько альбомов, то ли слова были откровенно плохи. И тогда за дело взялся хитовый Пол Анка — а исполнил новую песню ни много ни мало Фрэнк Синатра.
Новый английский текст тоже не соответствовал оригинальному французскому: он вообще не о любви, а о человеке, который всё в жизни делал по-своему и достойно. Одиночество под парижским дождём превратилось в гимн самоутверждению по-американски и очень подходило мафиозному колоссу Синатре. Конечно, в грандиозности тоже можно найти изрядную долю одиночества, но, согласитесь, совсем с другим оттенком.
Иными словами, песня My Way стала одним из эстрадных символов двадцатого века и до сих пор исполняется в США и Великобритании на каждых седьмых похоронах (а у нас вот соседями в караоке).
Услышал Синатру по радио и молодой музыкант и так разозлился, что быстро, за один вечер написал на те же аккорды собственную версию: о девочке-подростке, которую выставили из дома, а приятель обломал со свиданием, и вот она идёт в кино и смотрит на чужие сны на серебристом экране. Возможно, из всех текстов этот оказался наиболее глубоким: как известно, все мы сделаны из вещества того же, что и наши сны, и вместо того, чтобы искать смыслы в личных достижениях или в других людях, не лучше ли поискать их в том зыбком и неуловимом, что объединяет нас всех?
Как бы то ни было, эта версия тоже взлетела и сейчас считается одной из величайших рок-композиций двадцатого века, и по странной прихоти судьбы, её часто исполняют на свадьбах. А бывшего неудачника звали Дэвид Боуи, и всю свою жизнь он так и писал об отчуждении, одиночестве и о том, есть ли жизнь на Марсе и вообще где-нибудь, если твоя собственная так и проходит мимо тебя.
Дэвид Боуи, Life On Mars?
Мне нравится, как печальная песня о любви и одиночестве стала гимном жизненному пути, а потом снова превратилась в рассказ об одиночестве — уже без любви и вообще без других людей, зато с полным мешком мечтаний и снов.
И всё это на одну аккордовую цепочку.
Ксения Кузнецова
