Витеньку ждали к ужину, но он пришел совсем поздно, чего никогда не бывало.
Мама, открыв двери, сразу поняла, что произошло что-то из ряда вон: Витенька был в примятом пиджаке, сбитом галстуке, приправленном майонезом, почему-то с розой в петлице, плащ он изящно волочил по полу и - о ужас! - сын источал аромат шаманского, сдобренного на выдохе запахом винегрета.
- Коля! - тонко затянула мама. - Коли-и-инька!
Муж Коленька прибежал на крик почти мгновенно и тоже остолбенел. Витенька, надо сказать, вообще-то не пил. Никогда. И не курил. И по девушкам не метался. Витенька всю свою молодость отдавал будущей мировой славе: он страстно учился на гения сцены, третий курс.
Витенька, просторным жестом руки остановил ошалевших родителей прямо в проеме двери, отдача от жеста даже слегка качнула его назад, и торжественно изрек:
- Да! Мы пили! Ш-ш-ампанское!..
Мама осела на пол, папа-Коля бросился за корвалолом.
Когда родители очухались, Витенька завершил спич:
- Я принят в труппу!.. Сам Пучко-Скабревский дал мне роль в премьере!
Мама опять осела вместе с корвалолом. А папа Коля обнял Витеньку, расцеловал, пустил слезу.
Это было невероятно! Еще никого и никогда с третьего курса Высшего Драчевского начального театрального училища не брали вот так прямо в Драчевский народный городской народный драмы, комедии и трагедии.
И кто! Лично режиссер Пучко-Скабревский, спектакли которого с аншлагом шли даже в областном центре - Нижнефартовске! А там вам не столичный зритель, это суровые нефтяники и простые оленеводы. Поди-ка приобщи их к таинствам Мельпомены.
Особенно раскупались билеты - за год! - на «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Оленеводы и нефтяники, горбатившиеся месяцами за Полярным кругом, понимали гения туманного Альбиона: выспаться в летнем тепле - это кайф!
Мама спешно налила Витеньке борща, папа, окончательно утерев слезу, крякнул и вытащил из-за унитаза заначенную от супруги заветную бутылочку коньяка и, отогнав маму, в изумлении уставившуюся на коньяк - «Не лезь в наше мужское дело, мать! Сын-то, наконец, на ноги встал!» - торжественно налил в рюмки себе и Витеньке.
- Ну, как это было-то, Виктор? - поставив пустую рюмку на скатерть, сдержанно спросил отец.
Витенька, откинулся на стуле, выдержал мхатовкую паузу, доведя родителей до дрожи. И сперва важно и неторопливо, стал рассказывать. Но по ходу дела он распалялся, начал жестикулировать, и, что называется, перешел на повествование в лицах, говоря то от себя (практически декламируя, как учили), то - мощным и округлым вдумчивым мхатовским басом (совсем как Пучко-Скабревский).
По его саге, выходило, что мэтр Пучко во мгновение ока приметил его среди однокурсников. Едва зашел по малой нужде в туалет училища (гений режиссуры приехал выпить коньячку и поговорить об искусстве с директором, бывшим однокорытником по театральной студии в городском дворце пионеров).
Все девять писсуаров были заняты, при этом будущие Немировичи и Станиславские (на лицах последних явно читалось - «Не верю!!!») остолбенели.
И только Витенька не растерялся. Он лихорадочно прервал свое блаженство и в самых уважительных словах изящно пригласил мэтра занять место.
Чуть поддатый областной гений повел встопорщенной бровью и, задумчиво поглядев Витеньке в глаза, сказал, что «в вас, юноша, есть скрытый драматизм и сострадание, явно, явно...»
Скрытый драматизм в Витеньке был. Действительно. Дело-то он прервал, но не закончил. И скрытый драматизм как раз сейчас хоть тоненькой струйкой, но продолжал горячо стекать по ноге внутри бирючины.
Витенька зарделся.
«О! И подлинные эмоции есть! И какая живая реакция!.. Интересно, интересно, юноша... Наведайтесь-ка, однако, ко мне в театр, скажем, завтра, к началу репетиции.., этак... часика в два»...
С этим словами мэтр застегнул ширинку и удалился из мужской комнаты, оставив в восхищении и Немировичей и Станиславских, и особенно - Витеньку.
Однокашники завистливо поздравили замеченное молодое дарование прямо там же. Не отрываясь от завершения процесса.
Итого: сегодня в тайне от папы и мамы, в полном мандраже, Витенька в два часа пришел в театр, где выяснилось, что мэтр искал новых актеров для абсолютно нового сценического прочтения философской пьесы местного автора (чей талант в Драчеве за глаза в восхищенном шепоте сравнивали с ранним Островским) «Роковая загубленная Судьбою Младая Юность или Фатум Судьбы».
Это была история любви юной Марфушки, младшей дочери Саввы Дерьмидова, известного в этих местах еще со времен Петра Великого, бывшего разбойника, основавшего семейство лютых купцов-золотопромышленников.
...Папа Коля лихорадочно сглотнул еще рюмку коньяку, закашлялся, покраснел и спросил сына сипло и взволнованно:
- И что же теперь, Виктор?
- Да, Витенька, что же? - в полуобмороке робким эхом откликнулась мама.
- Теперь? - обвел их уже соловыми глазами Витенька, - Репетиц-ции! В училище директор — ха! (Витенька поднял указательный палец в потолок) - лично! - мне подписал этот... декретный... тьфу, академический отпуск. Как большой надежде, которая... который.. которую... в общем, я буду играть премьеру, потом гастроли... а осенью большой театральный фестиваль. Ну... -
Витенька развел руками, - не Авиньон...Пока!.. Анадырь... Но начинать надо.
- А роль большая? - спросила робко мама.
Витенька ухмыльнулся: что с них, этих провинциальных стариков, возьмешь?
- Для настоящего искусства это неважно! Не главная, конечно. Рановато, - он похлопал маму успокаивающе по плечу. - Дебют все-таки. Но сколько в ней драмы! Сколько трагедии!!! Сам Пучко-Скабревский сказал при всех, когда я свою роль на пробе.., что вот так вот надо искать способных молодых актеров, вот так он сразу талант разглядел... и вообще... бесподобно...
Вот здесь она, роль моя, - из внутреннего кармана пиджака Витенька нежно и совсем уже пьяно потянул толстую тетрадку, заложенную в одном месте пользованной бумажной ресторанной салфеткой. - Вот там... Немного, но Мельпомене... как говорится.. в этот... как его... в дар... не смотрят!
Тут силы Витеньку совсем оставили, он скосился на стуле и засопел в глубоком счастливом сне.
Родители нежно перенесли сына в его спальню на кровать, раздели, погасили свет и вышли на цыпочках, бережно затворив дверь.
Мама и папа молча сели у стола, глядя на тетрадь с надписью на обложке «Роковая загубленная Судьбою Младая Юность или Фатум Судьбы»...
Наконец, переглянулись.
И папа, маханув для храбрости еще рюмочку и шумно выдохнув, бережно развернул тетрадку на месте, заложенным салфеткой.
Слева на полях чуть дрожащим почерком явно волновавшегося Витеньки было написано: «Моя роль, в зал не смотреть!!!! Играть спиной! Сосредоточиться на внутренней драме».
Рядом в пьесе была отчеркнута и сама роль:
«Появляется неизвестный доселе молодой человек во фраке и цилиндре. Видит могилку Марфиньки.
Стреляется.
(ЗАНАВЕС)»
Написано в деревне Драчево
Мытищинского района
Московской области,
воскресенье 09 апреля 2017 года.
