В Музее AZ открылась выставка «Выбор Костаки». Роль этого коллекционера в сохранении шедевров российского искусства хорошо известна, но в предложенном музеем контексте его личность сама становится выдающимся художественным объектом. На выставке, соблюдая правила социальной дистанции, побывал Андрей Плахов.
«Меня сделала моя коллекция» — эти слова Георгия Костаки лучше всего говорят о природе психологического феномена, который одни называют подвижничеством, другие — манией; и те и другие правы. Рожденный в России сын греческого коммерсанта, он не был посвящен в тайны творчества и не обладал ни специальными знаниями, ни шальными деньгами. Однако, увидев однажды «Зеленую полосу» Ольги Розановой, был заворожен магией русского авангарда. Из старого искусства Костаки собирал иконы, из современного его увлекли художники-нонконформисты — так образовались три части коллекции.
Как формировалось это собрание первоклассных работ, мог бы рассказать фильм или сериал в жанровом диапазоне от детектива до авантюрного романа. И такой фильм представлен на выставке — он называется «Дар Костаки» и снят драматургом Еленой Лобачевской с тонким юмором и трагической нотой в финале. О личности Костаки рассуждают художники Анатолий Брусиловский и Олег Целков, искусствовед Татьяна Метакса: у каждого — свой, далекий от «иконического» взгляд на коллекционера. Да и сама интонация у фильма легкая: например, Ленин на картине Климента Редько «Восстание» с помощью закадровой музыки начинает «танцевать» лезгинку — на радость затаившемуся в почетном карауле Сталину. А в финале старик Костаки, уже вырвавшийся в Грецию, вспоминает о своем путешествии в ГУЛАГ, чтобы помочь отбывавшему там срок брату-доходяге. Ничего бы не вышло, если бы не простая русская женщина, которая одолжила ему большую денежную сумму, припасенную на помощь ее мужу-зэку. Эта сцена — иллюстрация непостижимого парадокса. На протяжении истории власть делает все, чтобы ожесточить людей, побудить их ненавидеть страну и друг друга. А все равно появляются такие, как эта женщина. Или как сам Костаки, собравший «никому не нужные» шедевры и в итоге заставивший государство принять их в дар.
Спецслужбы выдавливали чересчур активного грека из страны, то и дело пропадали работы из коллекции, несколько раз поджигали дачу в Баковке — и ни греческое гражданство, ни работа в посольстве не могли больше защитить его от всего этого. Решив уехать, он понимал, что коллекцию придется разделить, но настаивал, чтобы самые важные работы — «Портрет Матюшина» Казимира Малевича, «Красная площадь» Василия Кандинского — остались в России. Обладая феноменальным даром отличать великое от хорошего, он посвятил этот дар своей суровой родине.
Сюжет выставки — это горький, без особой взаимности роман Костаки с Россией. Но если он любил, так любил. Любил свою жену и семью, гитару и русские романсы, художницу Попову, которую никогда не видел, но не называл иначе как Любочкой. Это за ее работами он ездил в Звенигород, где племянник художницы латал ими прорехи в заборе. Постепенно Костаки, без капли русской крови, стал воплощением России для Стравинского и Шагала, Эдварда Кеннеди и Антониони: все они среди главных мест Москвы посетили его знаменитую квартиру на проспекте Вернадского.
Хотя по качеству коллекции она не уступала лучшим музеям, Костаки мечтал о настоящем музейном пространстве. Уже после его смерти мечта стала осуществляться. В Третьяковской галерее появился зал Костаки. В Салониках открылся Музей современного искусства, 1277 работ приобретены для него у семьи Костаки правительством Греции. Наконец, дочь коллекционера Алики Костаки передала открывшемуся в Москве Музею AZ более 600 работ Анатолия Зверева — художника, которого Георгий Костаки высоко ценил.
Выставка открылась к пятилетию Музея AZ. По замыслу его гендиректора Наталии Опалевой, автора и куратора проекта Полины Лобачевской, художника-постановщика Геннадия Синева, она должна воссоздать микромодель музея, о котором мечтал Костаки. Сделано это убедительно и эмоционально. Несколько великолепных икон из музея имени Рублева, блистательная «Флоренция» Александры Экстер, гипнотические портреты Владимира Яковлева, натюрморты Дмитрия Краснопевцева — все это опорные точки коллекции, дающие простор фантазии. Совершенно феерическое впечатление оставляют две медиаинсталляции Платона Инфанте, посвященные русскому авангарду и нонконформистам. Пластический образ в первом случае — полусфера, во втором — объемные кубики с фотопортретами художников-шестидесятников и мотивами их работ. Так перебрасывается нить от кубизма и супрематизма к временам «второго авангарда» — намекая на то, что авангард существует только один, маскируясь в разные эпохи разными именами.
Андрей Плахов
