Загадочная певица с ангельским голосом, поэтесса и композитор Ирина Богушевская создает удивительные, трогательные песни. И все это в свете ее необычайно женственной харизмы. Хрупкую москвичку с дипломом философского факультета МГУ называют гармоничным человеком, несущим со сцены свет, а ее музыку и стихи – умными и красивыми. Ее очень любят, а встречи с ней ждут как встречи с добрым хорошим другом. Ей удается собирать Кремлевский дворец съездов, несмотря на то, что певицу не услышишь в эфире. Названия ее альбомов – «Нежные вещи», «Легкие люди», «Шелк» – говорят сами за себя. Ирина – женщина без возраста, сохранившая в душе внутреннего ребенка. Не случайно любимой работой Богушевской стали проекты для детей «Детская площадка № 1» и «Детская площадка № 2», в которых она выступила и как певица, и как продюсер.
– Ирина, какие запахи, вкусы, звуки, песни напоминают вам о детстве?
– Спасибо за этот вопрос! У меня было очень счастливое детство! И это та тема, о которой я могу говорить долго. Всегда приятно говорить именно о хорошем. Я выросла в большой семье, мы до моих 10 лет жили вместе с бабушкой и дедушкой. Они были совершенно удивительными людьми! Во-первых, они прожили вместе больше 50 лет. Во-вторых, я вот просто не помню ни одного между ними скандала, ни одной серьезной ссоры. Дед любил поворчать, не без этого, но бабушка ухитрялась как-то мягко все это спускать на тормозах. Они были очень хлебосольными, жили открытым домом, оба были из больших семей, и у нас все время ночевали какие-то дяди и тети – то из Харькова, то с Дальнего Востока. Бабушка потрясающе готовила, дом всегда был полон вкусных запахов, на праздники накрывались огромные столы с холодцами-салатами-разносолами, а венчали все знаменитые бабушкины эклеры – пышные, с заварным кремом внутри. Не могу все это вспоминать – слюноотделение начинается. Знаете, я думаю, их поколение, прошедшее войну – а моя бабуля, когда дед воевал, оставалась одна с двумя дочерьми на руках, – так вот, их поколение умело ценить очень простые вещи: мир, безопасность, наличие самых простых продуктов, то, что все просто-напросто живы – уже было поводом для радости. И они умели радоваться! Бабушка у меня очень была заводная, жила легко и меня учила, когда я ныла, скажем, что не хочу мыть посуду: «Ириша! Ты люби, что надо!» Очень простая вроде бы фраза, а смысл ее до меня дошел только недавно: люби то, что тебе надо делать, преврати свой долг, свое «не буду, не могу» в «умею и люблю». Поразительная практика. И она работает! Я теперь с удовольствием занимаюсь домашними делами, хотя справедливости ради скажу, что, если у меня много работы или я на гастролях, мне, конечно, помогают.
– Какое ваше самое яркое детское воспоминание?
– У меня море ярких воспоминаний, потому что в детстве мы с родителями успели года три пожить еще и в Багдаде, а он был очень необычным и удивительным городом. Там была такая жара, что первые простыни успевали высохнуть на веревке, пока вы заканчивали вешать последние. Во дворе у нас росли пальмы, и был бассейн, куда каждое утро вываливали грузовик льда, заказанный каким-то соседом-дипломатом. Когда он вылезал, искупавшись в своих льдинках, все дети ждали этого момента и кидались в прохладную воду. А к вечеру она опять была горячая. В общем, тысяча и одна ночь – вот что такое мое детство.
– Помните ли вы первую книгу, которую прочли самостоятельно?
– Первой моей книжкой был «Винни-Пух и все-все-все», и самым первым текстом, который я прочла самостоятельно, сидя на кухне на табуретке и болтая ногами, была глава про Слонопотама в западне. Мне было года четыре, но я до сих пор помню тот момент: я пыталась прочитать выражение «слонасный ужопотам» и досмеялась до икоты. Кстати, до сих пор опечатки смешат меня просто до слез. Меня дразнили «книжным червяком», я читала все, что было в доме детского и взрослого. Взрослое – Мопассан, Конан Дойль – понятно, тайком, под одеялом. Однажды страшно запалилась: я утащила «Собаку Баскервилей» и читала, трясясь от ужаса. Напряжение нарастало, и вот на фразе «и в этот момент послышался ужасный, леденящий душу вой» я так заорала, еще и уронив с кровати лампу, что родители прибежали с кухни и меня застукали. Лишили книжек на неделю, что ли. Это было худшее, что они могли придумать! Но у меня была еще музыка: занятия фортепиано, сольфеджио и импровизацией, это была студия «Орленок» при МГУ, где авторы продвинутых учебников по музыкальному воспитанию на нас оттачивали свои методики. А еще я писала стихи и издавала свой собственный журнал тиражом в 1 экземпляр. В общем, очень счастливое детство в хорошей семье.
– О чем вы больше всего мечтали? Сбылась ли ваша мечта?
– Мечты и надежды мои поровну делились между великой артисткой и профессором МГУ. Самой заветной мечтой было превратиться в Любовь Орлову – в такую ослепительную, в белом цилиндре, – и спеть на большой сцене. Удивительно, но когда несколько лет назад в Москве Ирина Апексимова продюсировала музыкальный спектакль «Веселые ребята», мне досталась в нем роль Анюты, которую в фильме пела как раз Орлова. И в Кремле у меня был сольный концерт с оркестром. Так что мечты сбываются! Но надо сказать, что в жизни потом профессор один раз вырвался вперед, потому что после школы я поступила не в театральный институт, а на философский факультет МГУ, который и закончила. При этом учебу я совмещала с театром МГУ. А уже потом артистка все-таки победила и окончательно: я уже много лет пишу и пою свои песни со сцены, езжу на гастроли, записываю пластинки. Но любовь к толстым книжкам осталась.
– Когда вы начали писать стихи и песни?
– Да вот года в три-четыре и начала. И папа увековечивал весь этот лепет и мурлыканье на бобинный «Грюндиг». Кстати, я быстро довольно-таки поняла, что растроганными родителями очень легко манипулировать: у нас записан один диалог с папой, и из него это видно:
– Ириша, споешь нам песенку?
– Не буду! Ты меня из комнаты выгнул? Выгнул! Не буду петь!
Родители видели, что ребеночек растет непростой, что-то все время бормочет, мурлычет. И, по-моему, с одной стороны, им это нравилось, а с другой стороны, это пугало. Они хотели для меня понятного, обеспеченного будущего. Тогда, в годы самого-самого застоя, таким оплотом стабильности представлялся МГУ, казалось, что его диплом-то уж точно защитит дите от бытовых неурядиц. Кто мог тогда предположить, что, бросив аспирантуру, я пойду в смутные 90-е работать диджеем на музыкальное радио и стану получать в десять раз больше, чем получал в те годы любой профессор МГУ? Что родной университет даст мне звание Почетного выпускника вовсе не за диссертацию, а за вклад в родную культуру? Но красным дипломом МГУ я горжусь и горжусь принадлежностью к этому братству. А свои студенческие годы вспоминаю как лучшее, что вообще может произойти с любым человеком 20-ти лет. Хотя по профессии «преподаватель истории философии», так уж сложилось, не работала ни дня.
– Какие черты ваших родителей вы замечаете в себе? На кого вы больше похожи – на папу или на маму?
– Мама всю жизнь переживала, что я вылитая папина дочь. Я действительно в него, в ту «богушевскую», белобрысую и поджарую породу. Они были очень красивой парой: мама миниатюрная, с точеным профилем, с карими глазами, чемпионка Москвы по художественной гимнастике, и высокий волейболист папа с ослепительной улыбкой, голубоглазый, с копной пшеничных волос. Просто, знаете, Джеймс Бонд и его девушка. Думаю, они в Багдаде, конечно, бондиану смотрели, и папа немного под него косил.
Папа всю жизнь профессионально занимался международными отношениями, не вылезал из-за границы, друзей и подруг имел по всему миру. Помню, мама все никак не могла простить ему какую-то «японскую переводчицу». Удивительная, конечно, история для советского человека из очень простой семьи. Иногда, перепаковывая в очередной раз чемодан, я думаю, что это точно папина наследственность, то, что я столько путешествую. Способности к языкам – тоже папины, он закончил иняз и знал английский, французский, арабский, а специализация у него была по испанскому. Я легко нахожу контакт с незнакомыми людьми, думаю, это тоже от него. Но вот когда мамы не стало, а она сгорела от рака в 50 лет, папа будто сломался: уехал жить на дачу, занялся там переводами и начал жить совершеннейшим отшельником. И иногда, когда я устаю до такого состояния, что отключаю телефон и целый день сплю или читаю, я ловлю себя на том, что это тоже, возможно, папина программа работает? И с ней стоит побороться, потому что такого рода социопатия может иметь нехорошие последствия. Говорят, что себя не переделаешь, но это неправда. Можно осознанно работать со своим, будем говорить, набором установок.
– Почему возник ваш новый проект для детей «Детская площадка?»
– Как мама я отлично знаю, каким дефицитом являются сегодня живые концерты для детей. Чтобы не ростовые куклы дрыгались под фонограмму, а чтобы на сцене стояли живые музыканты с настоящими инструментами, чтобы артисты пели живьем! Знаю так же, как немного записывается сейчас качественной детской музыки. У меня тоже были детские песни, когда рос старший, Тема, но петь их ему было мне некогда. Я была одинокая мама, работала на одной-двух работах, а вечерами у меня был музыкальный проект, репетиции, спектакли. Тогда как раз вышли книжки про муми-троллей, и когда удавалось побыть с Темой вместе, я их начитывала на кассетный диктофон. А потом вечером няня ему перед сном их ставила, и таким образом у него был хотя бы мамин голос на кассетах. То есть старшего мальчика я упустила. Долго мучилась комплексом вины, но потом поняла, что у меня просто не было в те годы другого выбора.
– А с младшим как?
– C младшим я решила не повторять этих ошибок и отказывалась от работы, когда чувствовала, что ребенок совсем перестает меня видеть. Помню момент, когда у нас выходил спектакль, и параллельно получилась куча сольных гастролей, меня месяц почти не было дома. И вот ребенок притащил в прихожую стул и все свои игрушки, построил баррикаду, растопырил руки и сказал: «Ты больше никуда не поедешь!» Это совсем, совсем было не смешно, то, как он с плачем на мне висел, пока я протаскивала в дверь чемодан. Потом я доработалась до воспаления связок и на полгода засела дома. Вот тут ему и наступило счастье, мы каждый день были вместе: занимались, рисовали, готовились к школе, слушали музыку. На полке, конечно же, стояли «Бременские музыканты», «Кошкин дом» и «Доктор Айболит». Стоял «Ежик с дырочкой в правом боку». А дальше в ход пошли Луи Армстронг, Леонид Утесов, Андрей Миронов, Марк Бернес. Я ставила ему также босса-новы Жобима и много другого джаза и хорошей эстрады. Потому что не было ни одной современной детской пластинки, записанной не за три копейки на компьютере! А я считаю, что ставить детям такую музыку – это все равно, что кормить их синтетикой! Мы же думаем как-то о качестве питания, следим, чтобы не было в нашей еде вредных добавок. А музыка – это та же пища, только для сердца и ума! Это же важно, чтобы маленький человек слушал живые, теплые звуки, умные тексты, разнообразные мелодии. Я вдоль и поперек излазила Интернет и Горбушку в поисках чего-то похожего на пластинки моего детства, а потом поняла вот что: если я хочу, чтобы у него на полке стояла хорошая детская пластинка, я должна сделать ее сама.
А потом начались всякие совпадения. Сначала я случайно купила сольную пластиночку поэта и писателя Андрея Усачева. Я очень люблю то, что он делает, всегда покупала Даньке его книжки. Стихи Андрея умные, добрые, смешные. Что еще важно – современные. Чуковский, Маршак, Заходер – прекрасно, но в их время не было компьютеров, а сейчас есть, и про это тоже должны быть детские стихи. А еще у Андрея чудесные песни! На диске «Планета кошек» они были записаны под одну гитару. И, слушая этот диск, я представляла, как отлично прозвучали бы эти песни в грамотных аранжировках, да еще будучи записанными в хорошей студии… Потом мы с Андреем случайно (или неслучайно) познакомились лично. Кстати, благодаря Дане, который пошел после концерта брать у любимого поэта автограф, а потом неожиданно спросил: «Андрей Усачев, а вы придете к нам чай пить?» На что Андрей ответил: «Вот это нормальный мужской разговор. Конечно, приду!» И пришел к нам пить чай. Мы разговорились о детской музыке, о культуре и обо всем на свете. А уже через три месяца подготовили премьеру совместной программы в ЦДХ вместе с композитором Александром Пинегиным и с моими музыкантами. А ровно через год после премьеры, поиграв программу живьем, засели в студию записываться! Знаете, часто знакомишься с людьми, много возникает идей о совместном творчестве, но очень редко это находит продолжение, да еще так стремительно. Значит, это действительно было кому-то нужно. И сейчас, когда наша «Детская площадка № 1» уже вышла, мы получили множество восторженных отзывов. И это чертовски приятно.
– В новом проекте вы выступили и как продюсер.
– Да, впервые в жизни не только пела чужие песни, но и продюсировала чье-то творчество. На мне была вся организация записи, я составляла график работы, а когда у тебя пишется больше десяти музыкантов, это непросто. Потом, когда запись была готова, надо было начинать ее продвигать. И вот, впервые в жизни я сама звонила незнакомым людям, договаривалась о встречах, показывала, убеждала. Это легко делать, когда ты на сто процентов веришь в свой проект. А я люблю этот альбом! Это прекрасная, чистая детская музыка, мы вложили в нее кучу идей, энергии и любви. Знаете, когда делаешь что-то для своего ребенка, ты сделаешь все, что можешь и даже больше.
– У вашего альбома прекрасное оформление.
– Спасибо! Мне тоже очень нравится то, что сделала для нас Мария Якушина. Когда Данька рос, ему очень не хватало такой пластинки! Он очень любил разглядывать обложки, буклеты, слушая музыку. А разглядывать-то было особенно и нечего! Поэтому и появилась идея: музыкальный диск должен жить в книжечке, где будут все тексты и подробные иллюстрации к каждой песне. И когда музыка была уже записана, мы отправили демо Маше в Питер. Она послушала песни и нарисовала нам гражданку Петрову, в которую я тут же влюбилась, а за ней и всех остальных персонажей из 20 песен. Очень люблю Машины работы – они стильные и по-настоящему волшебные, в них живет и дышит целый мир, и находиться в нем очень приятно и забавно. Знаете, когда я прихожу куда-то на эфир или съемку и беру с собой нашу детскую пластинку, ни разу еще мне не удалось унести ее обратно домой. Кто-то берет рассматривать, тут же начинает говорить: «Ой, какая прелесть, а можно я возьму? У меня дочечка/сынок/племянник/крестник». А ты отвечаешь: «Конечно!» И в этот момент понимаешь, что все было не зря.
Даня как-то сказал мне смешную фразу: «Что, мама, ты потихонечку уже прославилась, да?» Я не стала ему объяснять то, как сложно устроен шоу-бизнес, и сколько надо потратить денег, чтобы прославиться по-громкому. Но для человека, который никогда не платил за эфиры, не шел на компромиссы со своим вкусом и всегда делал только то, что ему нравится – да, я вполне неплохо себя чувствую.
Елена Ерофеева-Литвинская,
писатель, поэт, журналист, член Союза писателей России и Союза писателей ХХI века
