Вторая волна дистанционки накрыла школы и вузы, которые, казалось, сделали все, чтобы забыть о кошмаре прошлого учебного года. Никто: ни учителя, ни родители — так и не узнал, что думают профильные ведомства о результатах вынужденного эксперимента. Свежее исследование РАНХиГС, НИУ ВШЭ и ряда других вузов «Общество и пандемия. Опыт и уроки борьбы с COVID-19 в России» делает первые попытки понять, что же это было и как нам жить дальше. Об этом «Огонек» поговорил с одним из авторов исследования, директором центра экономики непрерывного образования РАНХиГС Татьяной Клячко.
Само исследование — глобальное и охватывает все стороны нашей жизни (здесь и экономика, и финансы, и образование, и медицина, и управление, и т.д.). Татьяна Клячко обращает внимание: когда все сферы народного хозяйства сокращали обороты — и даже «наше все» — нефтянка! — медицина и образование с марта по июнь не прекращали работу ни на день, ни на час. И работали с колоссальной нагрузкой, кажется, за пределами возможного. Что касается образования, переход на так называемый дистант заклеймили все — и родители, и ученики, и педагоги. Напомним, что под вынужденный эксперимент попало огромное количество людей — 23 млн дошколят и школьников, 3 млн учащихся колледжей и 5 млн студентов вузов. Добавьте сюда миллион учителей, около 1,3 млн преподавателей колледжей и вузов, ну и, конечно, родителей. И эксперты согласны, что «экстренный переход на дистанционный формат обучения привел к снижению результативности образовательного процесса». Кроме того, цифровые образовательные технологии и платформы, с которыми связывались большие надежды и в которые вкладывались колоссальные средства, оказались неэффективны и фактически дискредитированы. Напомним также, что в этом году должен был начаться «эксперимент по внедрению целевой модели цифровой образовательной среды (ЦОС)», она же «цифровая трансформация школы», вызывающая большие опасения у экспертов образования.
И еще один вывод: в целом, как считается, снизилось качество образования по всем ступеням системы. В перспективе это может повлечь экономические потери — молодое поколение получит более низкий уровень доходов, а это отразится на национальном валовом продукте.
— Мы постарались,— говорит Татьяна Клячко,— передать нашу реакцию на то, что произошло и что было сделано в сфере образования в наивысший момент форс-мажора, то есть в марте — июне этого года. Может быть, и наша рефлексия, и наши выводы потребуют дальнейшей корректировки, потому что начавшаяся вторая волна пандемии отличается от первой и уже вносит свои поправки. Совершенно очевидно: переход системы образования в дистанционный режим привел к колоссальному росту нагрузки на всех — на учителей, учеников, их родителей, студентов колледжей и вузов, преподавателей.
— Оценивали ли вы действия властей — от федеральных до местных — в сфере образования?
— Да, такой анализ проводился. В ситуации, в которой оказалась страна, реакция властей была достаточно эффективной. В тот момент было сделано много и правильного, и неправильного. И надо учитывать, что властям приходилось принимать решения в условиях острой нехватки времени и в ситуации, которой никогда раньше не было.
Но по отношению к школам и вузам реакция была запоздалой — их надо было закрывать раньше. Тогда, в марте, считалось, что дети не болеют и не являются переносчиками вируса. Поэтому Москва, например, сосредоточилась на изоляции людей в возрасте 65+ и наращивании количества коек в больницах. Другие регионы следовали за Москвой с разной скоростью и с учетом местных условий. Так было в первую волну, но сейчас ситуация другая. Москва — агломерация с мощными транспортными потоками, поэтому весной степень зараженности в столице была выше, чем в городах, где таких потоков нет. Например, школьникам был запрещен проезд в общественном транспорте. Но сейчас мы видим, что в городах, где потоки невелики, уровень зараженности выше. И пока нет решения для этой проблемы. Возможно, это следствие летних ошибок, когда люди решили, что на вирус можно не обращать внимания, и расслабились.
— Вы сказали, что переход на дистант колоссально увеличил нагрузку на всех участников учебного процесса. В чем это выразилось?
— Самое простое и всем известное: родителям пришлось не только выполнять с детьми домашку, но и контролировать их распорядок учебного дня. На 2–3 часа в среднем увеличился рабочий день педагогов. Но смотрите, что произошло. Мы говорили, что гаджеты — это зло, ребенка нельзя держать перед экраном больше 30 минут, и старались изолировать детей от планшетов, телефонов и компьютеров. А тут пришлось сказать: дорогое дитя, тебе это все очень нужно, иначе ты не сможешь учиться. Возникает когнитивный диссонанс.
— У детей или родителей?
— У всех. У меня два внука: девочка-семиклассница и мальчик во втором классе. Внучка сидит в соседней комнате перед экраном 6 часов, выходит совершенно обалдевшая. Я ее спрашиваю: ну как? Она отвечает: в школе скучно, но тут еще скучнее. В классе кто-то с ней повздорит или она, наоборот, с кем-то хорошо пообщается. А тут сидит как привязанная. Это же кошмар! Внук весной ходил в первый класс. И хотя мама была дома и могла помочь, внук все равно говорил, что в школе лучше.
А теперь представьте ситуацию в начальной школе. Второй класс, дети только привыкли к пожилой учительнице, которой 65+, теперь она должна преподавать дистанционно. А в классе появился какой-то студент пединститута, он пытается следить за порядком и что-то детям объяснять. Для ребят это стресс.
Кроме того, мы обнаружили такую проблему, как цифровое неравенство учеников и студентов. Пока мы говорим о ней довольно примитивно, в техническом плане. А здесь будет разворачиваться очень серьезная драма.
Один с пяти лет играет с гаджетом, другой получает его чуть ли не в зрелом возрасте…
— Но, может, надо просто всем раздать по планшету, дети же должны учиться…
— Это попытка простого решения сложной проблемы. В развитых странах раздавали детям планшеты. В Нидерландах, в США, у нас в некоторых регионах раздавали компьютеры… И оказалось, что это не решает проблему, наоборот, плодит новые. Представьте: родителей посадили на удаленку, они работают дома. У них двое детей. Все рядом: родители общаются с руководством и подчиненными, один учитель — со старшим ребенком, другой — с младшим. Маме еще надо детям помогать… Вы этот дурдом долго вытерпите? Я больше всего боюсь, что именно такое «простое» решение и будет у нас вскоре принято в связи со второй волной.
— Можно ли говорить, что в вузах перевод на дистант был более эффективным, чем в школе? Ведь ректоры и Минобрнауки отрапортовали, что учебный процесс полностью переведен в онлайн…
— У вузов проблем было не меньше, их и до сих пор не решили. Это только кажется, что с молодежью проще, чем с детьми, и можно всех студентов посадить к экрану. Во-первых, многие студенты жили в общежитиях. В эпидемию они были закрыты из-за неблагоприятных эпидемиологических условий. Студенты разъехались по домам. Уже после того, как мы подвели итоги исследования, я посмотрела доступность широкополосного интернета в регионах России. Ярославская область, рядом с Москвой: 40 процентов домохозяйств его не имеют. Это вопрос доступа к образовательным ресурсам — человек хочет учиться, но не очень-то может. Это к разговору о цифровом неравенстве.
Другая проблема. Студенты разъехались по нашей огромной стране. В ней восемь часовых поясов. Один должен спать, другой вставать, третий обедать. Попробуйте собрать группу в одно время по Москве. Студентам было трудно, преподавателям тоже. Вузам, где учатся студенты из одного или близких регионов, было полегче.
Но самое главное, и это показал наш опрос студентов,— многие из них совершенно не удовлетворены дистантом. Они воспринимают его как заочку, а не полноценное образование. И это особенно касается практикоориентированных программ и вузов — в сфере здравоохранения, культуры и искусства и др., где много лабораторных работ, практических заданий, которые в дистант трудно перевести.
— Говорилось, что цифровые платформы должны помочь в дистанционном обучении. И число этих платформ настолько выросло, что заговорили даже о создании для них торговой площадки в интернете (маркетплейс). Как они себя показали?
— Да, цифровые платформы пытались использовать в дистанте. Но выяснилось, что они на это не рассчитаны. Прежде всего такие, как МЭШ, РЭШ, Яндекс.Учебник, создавались как поддержка учителям в очном обучении школьников. При массовом использовании выяснилось, что одни не выдерживают наплыва пользователей, другим не хватает контента, третьи вообще не про то, что учителю нужно на уроке. В спокойном режиме учитель может в этих платформах покопаться и отобрать то, что ему нужно. Но в условиях чрезвычайных это работает плохо. А технологии дистанционного обучения у нас, по большому счету, пока нет. Вот это надо сейчас учитывать и всю работу перестраивать. Вообще, такую систему (дистантного обучения) надо держать как резервную даже в спокойные времена.
Вот этого, к сожалению, многие не понимают. Преподаватели должны уметь учить в дистанте. Ученики должны уметь учиться в дистанте. Эти умения надо тренировать и тренировать. И цифровые платформы должны понимать разницу между спокойным режимом и экстренным и обеспечить стабильную работу при больших нагрузках.
Далее. У нас не понимают разницы между онлайн-обучением и дистантным обучением. Онлайн-обучение предусматривает, что человек берет в интернете то, что там положено. Например, слушает лекцию гарвардского профессора, выполняет какие-то прилагающиеся задания, может быть, даже с помощью тьютора. А дистант — это способ работы ученика с учителем, студента с преподавателем в настоящий момент (live!) в Сети. Именно этот способ у нас очень слабо освоен. По нашим исследованиям, более 80 процентов учителей использовали интернет при подготовке к урокам до пандемии, а вот навыка преподавания в Сети почти ни у кого не было. Так же как у врачей не было навыка лечить ковид и его приобретали методом проб и ошибок.
— А методисты в региональных институтах развития образования не могли помочь?
— Таких методистов, которые могли бы научить, как работать в дистанте, практически нет. Есть специалисты, которые понимают, как это устроено, но их критически мало. Есть отдельные учителя, которые имеют опыт такой работы. Но в массовом порядке почти не было таких. Понимаете, для того, чтобы учить детей, ты должен сам пройти обучение в дистанте. А вот это в период пандемии было сложно организовать. Фактически учителя, и далеко не все, конечно, осваивали эти умения в своих горизонтальных интернет-сообществах.
— А что именно надо освоить?
— Об этом сейчас думают многие. Александр Сидоркин, декан колледжа образования Университета штата Калифорния, написал об этом статью «Открытие нового мира». Я эту тему изложу другими словами. Проблема такая: учитель в классе, преподаватель в аудитории — это актеры в театре. Их выучили навыкам работы со зрительным залом. А им пришлось играть в кино. Это совсем другое дело, требующее владения другими навыками. В первых немых фильмах театральные актерские приемы выглядят нелепо. И так было до Чарли Чаплина, который нашел новые средства выразительности именно для кино. То же происходит и с учителем или преподавателем в дистанте. Если урок ведется так же, как в обычном классе,— это не проходит. А большинство именно так и поступало. Нужны другие способы выражения мысли. В кино потребовалось много лет, пока появился гениальный Чаплин. Может, нашим педагогам потребуется лет десять… Хотя сейчас у нас такого методиста-режиссера я не знаю.
— А дети, ученики — они кто? Их же тоже не учили учиться дистанционно…
— Нет. Здесь другое. Если продолжить ту же аналогию, нужно выучить зрителя. Но в школе дети не только зрители, но и актеры. Они участники урока. В театре зрители тоже участники спектакля — они сопереживают тому, что происходит на сцене. И актеры в театре чувствуют реакцию зала. А вот в кино эта связь рвется.
— Можно ли сказать, что онлайн-обучение — это передача только лишь знаний, а дистант должен быть эмоциональным общением, способным длительное время удерживать ученика у экрана и даже побуждать его работать…
— Ну, вообще-то в школе не должно быть учителей, на уроках у которых дети скучают. Я говорю не о развлечении, а о восприятии, рефлексии, сопереживании на уроке. Однако в дистанте есть камера, она, как и камера в кино, высветила проблемы, о которых мы с вами говорим.
— Это известный фокус, о котором знают все, кто связан с кино и телевидением. Камера «вытаскивает» то, что в обычной жизни ни ты и никто другой не видит…
— Именно. Представьте теперь уровень задачки, которую надо решить: у нас миллион учителей и почти всех надо переучить. Мы будем это делать не один год. И весь мир будет это делать. Думаю, вынужден будет.
Есть и еще одна проблема, которую мы не до конца осознали. Дистант лишает нас приватности. Дом, ваше жилище — это частная территория. Вы сидите дома, включаете монитор и камеру, к вам приходит человек и начинает с вами работать. Как в офисе, в классе, в аудитории. Но только не вы смотрите телевизор, а человек смотрит на вас, видит какую-то часть вашей жизни. Или вы оба выключаете камеры и видите только черные квадраты. Это сложная тема и пока еще не осознанная. Думаю, что задачка для психологов.
— Есть ли смысл полного перехода в такое «дистант-кино»?
— Если это будет необходимо. И всегда это будет не то, что в реальности, в офлайне. Думаю, развитие этого «кино» будет все же очень постепенным. Например, уже сейчас было бы разумно стараться перевести заочку в дистант. Или в большей степени подключить студентов филиалов к головному вузу. Я, дистанционно работая со студентами, вижу, что иногда у меня появляется больше людей, чем было записано. Значит, кто-то кому-то передал ссылку на подключение. Возможно, в университетах скоро опять появятся исчезнувшие было вольные слушатели.
Надеюсь, что наше исследование может оказаться полезным для тех, кто принимает сейчас решения в связи со второй волной коронавируса. Теперь 1–5-е классы школ учатся очно, потому что маленьких детей нельзя оставлять дома одних и эффективной методики дистанционного обучения для них пока нет. Все-таки в школе им лучше. То же относится и к детским садам, и к дошколятам. Старших детей перевели на дистант, но здесь, как я говорила, много проблем, еще не решенных. Наверное, было бы полезно так же поступить и со студентами: оставить на очном обучении первокурсников (они только входят в вузовскую жизнь), а остальных перевести на дистанционное обучение Словом, вариантов решений может быть много, главное — понять, что надо делать, а что нет.
Александр Трушин
