Предлагаем вашему вниманию прошлогоднее интервью Андрея Ванденко с оперным певцом Дмитрием Хворостовским.
Читайте!
Данила Трофимов, редактор 1001.ru
─ У вас на сайте выложена новая запись песни "Жди меня". Мы ждали. Не столько эту запись, сколько вас, Дмитрий. Вашего возвращения.
─ Спасибо. Я обещал и вернулся...
А песня на стихи Константина Симонова ─ с одноименного альбома с восемнадцатью военными композициями, ставшими классикой советской эстрады. Выпустил его к юбилею Победы, эта работа очень важна для меня.
─ В начале лета вы известили о болезни и вынужденном перерыве в выступлениях, потом была пауза в несколько месяцев, во время которой от вас не поступало никакой информации, за исключением короткого сообщения, что лечение проходит нормально. Поэтому выложенный в середине сентября на сайте The Metropolitan Opera двухминутный ролик с вашей совместной с Анной Нетребко репетиции "Трубадура" собрал за сутки более ста тысяч просмотров.
─ По большому секрету: ни свой сайт, ни страницы в социальных сетях я лично не веду. Мне помогают специально обученные люди. Разумеется, они делают все с моего одобрения, но сам посты в Facebook не пишу и фото в Instagram не выкладываю.
─ Почему?
─ Не хочу. Возможно, ошибаюсь, но не вижу в этом большого смысла. Да, для многих социальные сети стали важной частью жизни, но не для меня. О том, сколько человек поставило лайки или посмотрело записи концертов, узнаю от окружающих. Хотя сказанное, разумеется, не отменяет признательности ко всем, кто проявил внимание к моей судьбе и продолжает сопереживать. Чувствую отношение людей, их любовь. Этого нельзя не заметить. Тем не менее слишком впускать в свой мир, раскрываться перед посторонними я не готов. Не думаю, что это нужно делать. У меня публичная профессия, но по характеру я закрытый человек и тщательно охраняю приватное пространство. Это только мое и ничье больше.
─ Тем не менее об опухоли в мозге вы сказали сами…
─ Из-за прогрессировавшей болезни я отменил один event, второй, третий, не хотелось, чтобы поползли какие-то слухи, начались пустые домыслы, и я заявил все как есть. Это было вполне логичным шагом с моей стороны. Наверное, поступок не слишком типичный, но каждый выбирает для себя. Мне так проще жить. В любом случае пришлось бы давать потом комментарии, что-то объяснять. Почему не сказать сразу, попытавшись тем самым закрыть тему? Не привык лгать и вводить людей в заблуждение. Я хорошо все обдумал, взвесил, посоветовался с семьей, с близкими, с Марком Хилдрю, моим другом и многолетним директором... Вместе решили: говорим правду.
Бог видит, зарабатывать пиар на болезни и чужом любопытстве я точно не стремился.
─ Вам почти сразу предложили медицинскую помощь в России, но вы отказались.
─ У меня все есть, и ничего не нужно. Помогать надо тем, кто лишен возможностей обеспечить себя.
Кроме того, важно понимать психологическое состояние человека, только узнавшего о тяжелой, не исключено, смертельной болезни. В такой момент менее всего хочется общаться с кем-либо. Это радостью и счастьем мы готовы делиться с миром, а в беде лучше побыть одному. С новой реальностью проще свыкаться наедине с собой. Надо все пережить самому, тут никто не поможет. Не сумеет, даже если сильно захочет.
─ И подготовиться к подобному тоже ведь заранее не получается.
─ Знаете, болезнь не стала для меня таким уж сюрпризом, видимо, я к ней подошел. Продолжительное время не мог избавиться от пессимистического настроения, появилось черное восприятие мира, чувство апатии и усталости. Перестал получать наслаждение от работы, был очень утомленным, безразличным к происходящему вокруг. Возможно, причиной служило физическое состояние, но до поры я не понимал этого.
─ А потом?
─ А потом дошло: что-то не так, я не в порядке. Правда, сперва думал, это другая болезнь ─ вертиго, связанная с воспалением среднего уха. Из-за нее нарушается вестибулярная функция, трудно сохранять равновесие, начинаются головокружения, при движении возникает ощущение тошноты. Через какое-то время понял: дело не в этом, все гораздо серьезнее, хотя знакомые и коллеги продолжали уверять, что напрасно сгущаю краски, и все скоро пройдет. Не прошло.
─ Когда подтвердился диагноз?
─ Я сделал несколько серьезных обследований. Здесь, в России, в Англии и в Америке. Первое и самое тщательное прошел в клинике Бурденко. Вся профессура собралась на консилиум и обсуждала мой случай.
─ Слово "рак" прозвучало?
─ Нет. Но суть была уже ясна.
─ Обследование в Бурденко ─ это ведь май?
─ Да, конец месяца. Из Москвы я полетел в Лондон, а оттуда в Нью-Йорк. Времени не терял. Не в моем характере сидеть и терпеливо ждать, пока решается твоя судьба. Если что-то нужно выяснить, иду и узнаю. А уже потом решаю, что с этим знанием делать.
─ Первая мысль, когда опасения подтвердились?
─ Конечно, шок. А как иначе? Нормальная человеческая реакция! Всегда ведь надеешься на лучшее, но допускаешь и худшее. Старался гнать дурные мысли, но они все равно приходили… Попробовал отключить эмоции, рассуждать здраво. Понял, что не могу вот так взять ─ и уйти. Вокруг меня люди, мама и папа, жена и дети. Нина и Максим совсем еще маленькие…
Постепенно узнавал правду о болезни, о возможностях ее лечения и потихоньку успокаивался. Более всего страшит неизвестность: что скрывает темная комната? Когда видишь картину, пусть даже не самую приглядную, становится легче. Понимаешь, от чего и куда плясать.
От врачей услышал главное: "Скорее всего, вы не умрете". Это первое. Не менее важным для меня было и то, что по-прежнему смогу работать на сцене, вести активный образ жизни. Да, не исключены определенные ограничения, но это неизбежные потери.
Ради такой цели стоило потерпеть неудобства, связанные с химиотерапией и облучением.
─ Однажды вы рассказывали, как здесь, в Москве, вам делали операцию на носовых пазухах. Было так болезненно и некомфортно, что вы сравнивали процедуру со средневековой пыткой. Подозреваю, лучевая терапия еще жестче?
─ Как показывает опыт, все в жизни относительно. Надо понимать, что стоит на кону. Конечно, лечение не должно быть мучительнее болезни, но когда перед тобой выбор ─ жизнь или смерть… При этом могу повторить, что манипуляции с носовыми пазухами считаются не самыми сложными, но весьма неприятными по физиологическим ощущениям. Больно, проще говоря.
В химиотерапии главная проблема ─ продолжительность курса. Надо настроиться как минимум на полгода систематического лечения. Сцепить зубы и терпеть.
Очень помогла поддержка жены. Без Флоранс справиться с ситуацией было бы гораздо сложнее. Фло ни разу не позволила себе усомниться, что возможен иной исход, кроме победы над болезнью. Поначалу я ведь находился в полном расстройстве чувств. Пока ты на публике, держать лицо проще, я давно научился внешне не выказывать эмоций, но когда остаешься наедине с самим собой… Болезнь может подавить, сломить волю, если не противопоставить ей что-то еще более сильное и важное. Любовь, семья, работа, спорт ─ надо непременно зацепиться за шанс и держаться за него руками, ногами, чем угодно.
Я заставлял себя чуть ли не каждый день посещать тренажерный зал, хотя в тот момент начались всякие осложнения, воспалился седалищный нерв, я с трудом двигался, вставал, садился, ходил…
─ Последствия химии?
─ Скорее, радиации. Меня облучали шесть недель. Это сильный удар по организму, серьезный ущерб здоровью. Последняя процедура была 12 августа, а голова до сих пор фонит.
─ В каком смысле?
─ В прямом! Я частично облысел, волосы на затылке посыпались. В клинике Рочестера в США мне сделали мощную биопсию, операцию под общим наркозом, без которой нельзя было понять, какую методику лечения выбрать. Сверлили отверстия в основании черепа. Если поднести руку к участку, который подвергся облучению, даже дополнительное тепло можно почувствовать. Бывают моменты, когда приливает кровь, и все там начинает пульсировать. Разве что музыка не звучит. Это результат радиации...
─ А головокружения ушли?
─ Не совсем. Меня предупредили, в той или иной форме они могут остаться до конца моих дней. Значит, буду жить с этим. Вот и провожу физические упражнения, укрепляющие чувство равновесия.
─ Взяли специального тренера?
─ Сам справляюсь. Я всегда старался посещать спортзал хотя бы пару раз в неделю, теперь делаю это чаще. Для того комплекса, который мне сейчас разработали, даже специальные тренажеры не нужны, можно заниматься в любой свободной комнате. Важна регулярность, система. Поначалу больно, трудно, но я вышибаю клин клином, постепенно мышцы разогреваются, и неприятные ощущения отступают.
У меня здоровый организм, и это должно помочь справиться с болезнью. Обязательно поможет. Я знаю. Теперь будет только лучше.
И дело не в дешевом бодрячестве или показном оптимизме. Считаю себя способным здраво оценивать происходящее и вполне отдаю отчет, насколько серьезна ситуация, в которую попал. Напоказ радоваться жизни не буду. Тем не менее настроен бороться и использовать любой шанс, чтобы найти позитив. Про таких, как я, американцы говорят: survivor, намеренный выжить, цепляющийся за жизнь…
─ Вы ведь и страх высоты пытались победить, даже с парашютом специально прыгали.
─ Эта боязнь с юности. Подростком я едва не сорвался со скалы на красноярских Столбах. Шел дождь, а у меня была совершенно не та обувь, я поскользнулся и начал падать. В последний миг инструктор сумел чудом подхватить. И спас мне жизнь. Иначе наверняка разбился бы, погиб. С тех пор я не слишком большой экстремал. Даже на балконе ощущаю себя не очень уверенно. Дети подходят к краю, смотрят через перила вниз, а у меня все холодеет внутри, мурашки по коже бегут. Но стараюсь справиться с фобией. Вся жизнь ─ борьба и преодоление. Вот хотел полетать на истребителе, почувствовать перегрузки. Здесь, под Москвой. Разумеется, в качестве пассажира. Товарищ рассказал, и я загорелся мечтой. Все почти сложилось, но в последний момент сорвалось. Ничего! Может, в следующий раз. Если врачи разрешат…
Повторю: в трудные моменты очень помогает повседневная рутина. Дела отвлекают от плохих мыслей. Я должен постоянно следить за голосом, это мой рабочий инструмент, который надо содержать в порядке. В любом состоянии час-два в день занимаюсь вокалом. Что-то разучиваю, исполняю знакомые произведения. Это невероятно дисциплинирует, приводит в тонус. Главное ─ не прерываться: день за днем, день за днем…
─ Неужели не брали передышку, Дмитрий?
─ Нет! Больше скажу. Уже после начала курса лучевой терапии решил дать концерт в российском посольстве в Лондоне, хотя к тому моменту отменил все запланированные выступления. Идея пришла в голову спонтанно. Вдруг понял, что никогда не пел перед нашими дипломатами, хотя живу в Англии более двадцати лет. Захотел показать людям, что я в силе, в форме. В зале яблоку негде было упасть, я пригласил на вечер и своих друзей. Благодарен Александру Яковенко, послу России в Великобритании, за теплый прием. Получилось душевно, и это был важный стимул. Я проверил, смогу ли выдержать новую для себя эмоциональную нагрузку.
