Одним и тем же сосредоточенным жестом я провожала его мягкой мятой проволокой до двери. Как только его нога оказывалась за порогом, я поддевала необработанным краем часть дерева, и тонкая нить скользила сквозь весь коридор. Я выучивала губами ее звуки, записывала их на множащиеся диктофоны. У каждого свое место. Глухой успокаивающий треск. Палец натягивает непослушную, тонкую жилу и чуть одергивает. Мое тело непроизвольно вздрагивает. Я все время веду внутренний диалог, но не могу рассмотреть лицо собеседника. Он был бы недоволен тем, что я сделала с полом. Очередная попытка просчета. Паркет — самое безвредное покрытие. Отвлекают его глаза и хрящи. Хрящи и глаза. Он показывал мне тогда смешной тест. Разноцветные радужки разбрасывают на белой поверхности, неважно, например, скатерти или молоке, напротив закрепленного цвета отмечается, какому человеку могут принадлежать такие глаза. Свет разрезает зрачок. Он раздумывает, сделать меня атлетом или химиком. Слегка сбивает тонкая полоска желтого. Он хмурится и больше не смотрит на меня. Думает, что мои глаза голубые. Голова тяжелая любит увлекаться повторами так сильно, что шея начинает тянуть и сопротивляться. Я пытаюсь вернуть ее на место. Пока проволока остается в напряжении, место обозначается, как дом.
Я никогда не знала, когда он вернется, где оказывается. Немота была сердцевиной его, крохотной косточкой, которую он проглотил еще в детстве вместе с арбузом. Арбуз был толстым и покатым. Толстым и покатым. Я бы такой никогда не подняла, не смогла бы укачать, как потерянную вещь. Я не знала, кто принес ему этот арбуз. Проверяю проволоку. Мне бы сделать дубликат его шагов, и тогда эхо рассыпется…
Аккуратно примеряю обувь, прикладывая ботинки подошвой к ступням, так что пачкаются подушечки пальцев. Подошли лишь одни с дырочкой прямо на сгибе, дую в нее и чувствую холод внутри. Такие ледяные ноги могут быть только у покойников или людей с очень медленной кровью. Можно закрепить себя в реальности фактом на подобии этого, мысль тогда не уйдет в сторону. Я тихо надеюсь, зашнуровываю ботинки. Теперь нить фиксирует и мои колебания.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, как вода, как музыка, на которой мы никогда не говорили.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, и колебание 2 неосознанно следует за чужим мотивом. Колебание 2 делает не свойственные для него вещи.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, и колебание 1 ударяет в оконное стекло. У колебания 1 смещается кость.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, и колебание 2 засыпает.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, и колебание 1 увлекается другим действием. Колебание 1 теряет часть руки.
Колебание 1 перетекает в колебание 2, и колебание 2 зябнет.
Колебание 1 перетекает в колебание 2 и все — сплошной день, ровный.
Окоченение узнанное душит, я раскладываю его по карманам куртки. Как человек перед выходом, проверяю все ли на месте. Куртка моя или чужая. Длинный коридор захватывает как-то резко, так что глаза не успевают привыкнуть. Когда плохо видишь, тебя тренируют, и надеваются специальные конусовидные очки. В полной темноте по очереди мигают разные цвета, чаще красный или зеленый. Зеленый или красный. Нужно не сбиться, поймать их скрытый ритм, дыхание. На щеке должен остаться тонкий розовый след, прямо под глазом. Его трешь несколько часов. Я терла, а он проявлялся все сильнее.
Люди какие-то придут, будут смотреть. Чаще всего они группировались в тьме, протяжной, как кишки, кучками. Нерожденные бесформенные снегири нахохлились и раздулись, прикидывались родственниками. Внутри них воздух гоняется по кругу вверх-вниз, он всегда несвободен. Оказывался ли он здесь? Мне бы завернуться в их ноги, укутаться вместе в снежной пыли. Не дышать. Дверь наружу распахнута.
Я оступаюсь, а полки доверху ломятся, почти осыпаются листьями. В руки просовывают длинную продолговатую коробку, в ней круглая, нежная галька. Она тянет вниз, не со зла. Палец указывает куда нести, и я несу. Плесень цветами распускается, ест стены, я ее глажу свободной рукой беззащитно. Черная плесень. Зеленая плесень. Розовая плесень. Белая плесень. Синяя плесень. Я медленно вхожу в стену. Палец указывает на новую коробку. Куда нести. Я несу. Картон из рук бесшумно сползает. Он скоро не выдержит, и тогда мои ноги уйдут в гальку. Я этому совсем не сопротивляюсь. Палец указывает на новую коробку. Куда. Несу.
Пока проволока остается в напряжении, место обозначается, как дом.
Екатерина Савельева
