Бессменный лидер и единственный постоянный участник ДДТ перешагнул сегодня на седьмой десяток: Юрий Шевчук празднует свой 61-й день рождения. Легендарный рокер сейчас готовится ехать в Варшаву, где начнется европейская часть тура «История звука». Музыкальный обозреватель портала iz.ru вспоминает, как песни ДДТ изменили жизнь целого поколения.
Шевчука часто любят сравнивать: то с американцем Спрингстином — за рыкающий вокал и пролетарские замашки, то с нашими, родными Высоцким и Галичем — за умение сочетать в текстах сатиру с лирикой и явную расположенность к жанру, несколько расплывчато именуемому «авторской песней». Правда, впрочем, в том, что Шевчук всегда стоял чуть в стороне и был особым, совершенно единичным — или, используя его собственную контаминацию, «единочным» — явлением в русском роке. Конечно, в нем есть что-то от всех вышеперечисленных (и еще много от кого — вряд ли бы ДДТ состоялась без Хендрикса, The Beatles и The Rolling Stones; но это можно сказать в принципе о всех рок-музыкантах последних 50 лет, без разбора страны происхождения и выбранного стиля).
Главное в другом: Шевчук никогда не пытался изображать кого-то. Он всегда был самим собой — в отличие от того же Спрингстина, успешно эксплуатирующего образ простого парня из Джерси. В отличие от (да простится нам кощунство!) БГ, успешно вжившегося в имидж мудрого гуру. В отличие от сотен молодых дарований, усердно изображающих из себя жителей Лондона (имя же им: легион).
Простота Шевчука обманчива — этот «татарин на лицо, да с фамилией хохляцкой» никогда, впрочем, особо и не пытался скрыть свою сложность. Слушатели это чувствовали всегда — на растрепанные вихры, щетину и мешковатые джинсы покупались разве что критики, страстно желавшие определить для ДДТ место в своих реестрах «народного» и «элитарного». С народностью, конечно, у Шевчука всё в порядке — он не стремится скрыть мысли за развесистыми словесами, а говорит с публикой если и притчами, то прозрачными даже для младенца. Как и подобает пророку.
Слово это употреблено здесь не без умысла — в ХХ веке оно как-то поистерлось, перешло едва ли не в иронический разряд. Но Шевчук, начиная с самых первых своих песен, еще подпольного периода, вел себя в строгом соответствии с пушкинским определением: глаголом жег сердца людей. И люди отзывались. Автор этих строк должен признаться, что никогда особенно не любил ДДТ — возможно, из-за врожденного недоверия к излишнему поэтическому жару. Но единственный концерт Шевчука, на котором довелось побывать в 1989 еще году, заставил о многом задуматься. ДДТ уже стали звездами национального масштаба. Но в отличие от конкурентов / друзей (а весь русский рок тогда состоял именно из старых друзей) Шевчук и компания удивительным образом объединяли аудиторию — без различия социального статуса, партийной принадлежности и возраста.
На других рок-концертах того времени всегда чувствовалась четкая дистинкция: вот в зале «мы» — а там, на темной улице, «они» (гопники, конечно, — да и просто мир взрослых, не понимающих всей радости настоящего рок-н-ролла). Но этот бородатый дядька в очках на пол-лица и нелепых полосатых штанах умудрился объединить всех: под «Мальчиков-мажоров», «Конвейер» и «Революцию» одинаково подпевали и определенно «люберецкого» вида типы на галерке, и пара молоденьких лейтенантов в форме, и даже — что было совсем уж невероятным — охранявшие порядок милиционеры. И дело было не только в невероятном драйве, настоящей «сырой энергии», лившейся из динамиков, — драйв в те годы был почти у всех; время надежд и перемен как никак.
Слова Шевчука, летевшие в зал, словно пули — метко и всегда в цель, — вот что действительно объединяло всех. Слова вроде бы незамысловатые, но точные и (что, наверно, осознавала не вся публика) укорененные в русской поэтической традиции. Эту органичность Шевчуку удалось сохранить и спустя годы — и она ощущается даже людьми, с русским языком не знакомыми. Недаром именно Шевчук вышел на сцену вместе с международными суперзвездами U2 на их московском концерте, чтобы спеть дуэтом с Боно Knockin’ On Heaven’s Door Дилана.
В отличие от других, похвалявшихся после 1991 года заслугами в «борьбе с системой», его и впрямь таскали в КГБ, вынудили уехать из родного города, дело едва не закончилось тюрьмой. И он, похоже, никогда не боялся. Как он любит скромно говорить о себе, «есть группа ДДТ, а я в ней работаю солистом». Один из немногих (если вообще не единственный) русских рокеров, сохранивших в исконной чистоте наивные идеалы хипповской юности.
Самого певца наивным, конечно, не назовешь — но ему благополучно удалось избежать накрывшего в 1990-е рок-тусовку волну усталого цинизма. Он не клянчит денег на претенциозные вампуки о великом прошлом, не пристраивается к местным бюджетам и вообще существует в своем автономном мире. Не всегда уютном: Шевчук много (но всегда без присутствия толпы репортеров и съемочных групп нескольких телеканалов) занимается благотворительностью; он ездил петь в Чечню еще в те времена, когда там запросто можно было схлопотать пулю от снайпера. Впрочем, по воспоминаниям очевидцев, даже боевики, узнав, что в окопе «федералов» сидит с гитарой автор «Осени», прекращали обстрел.
Он давно исчез с телеэкранов и редкий гость на радиоволнах — «неформат», да и характер у него, как принято деликатно говорить, тяжелый. Его не зовут на ток-шоу и «встречи с представителями творческой интеллигенции» — он привык говорить, что думает, а это не всегда бывает приятно. Он не желает застывать в однажды найденном музыкальном стиле и постоянно экспериментирует — иногда к некоторому недовольству старых поклонников. Которые, впрочем, не перестают его любить — как и новые, появившиеся на свет спустя годы после триумфального успеха знаменитой «Оттепели» (1988), разошедшейся только на виниле в последние три года существования СССР в 2,5 млн экземпляров.
ДДТ продолжает собирать стадионы — и не только на бывшей одной шестой части суши. Сам же Шевчук продолжает оставаться самим собой: как сказано в лаконичном пояснении к любительской съемке того дуэта с Боно на YouTube, Yuriy Shevchuk — Russian Rock Singer and Cool Man (Юрий Шевчук — русский рок-певец и клевый мужик). Собственно, к этому определению прибавить, наверно, и нечего.
Владислав Крылов