«Воспоминание о прошлом никогда не может быть пассивным, не может быть точным воспроизведением… – писал Николай Бердяев в «Самопознании». – Память активна, в ней есть творческий, преобразующий элемент, и с ним связана неточность, неверность воспоминания. Память совершает отбор, многое она выдвигает на первый план, многое же оставляет в забвении, иногда бессознательно, иногда сознательно».
Так и у меня. Одни факты-детали исчезли из памяти, другие – словно на ладони. Например, мучительный, каждодневный поиск путей – как выжить после смерти Розы? Как свести концы с концами?
И раньше львиную долю денег съедала квартплата. Теперь жить стало еще труднее. Появились большие излишки площади, за которые платили в тройном размере. Кооперативного строительства не существовало; получить квартиру практически невозможно. Поэтому каждый метр на вес золота. И бабушки решили «сдать» одно окно.
Но как это сделать? Денег на перегородку нет. Ограничились занавеской. Повернули шкаф боком, вбили в торец огромный гвоздь и повесили занавеску. Конечно, не до потолка. Ничего не видно, но все слышно. Потом даже «дверь» в занавеске «прорубили».
Вскоре и жилец нашелся – Алла, студентка. Соседка встретила знакомого, который рассказал, что из Чистополя приезжает к нему племянница, поступать в институт. Общежития пока нет. Вот и ищет он временное пристанище, чтобы и не дорого, и близко от его дома. А он живет в Старопименовском.
Договорились, что дедушка зайдет вечером, познакомиться. Мама открыла дверь:
- Арий Давыдович! Вы!
Арий Давыдович Ротницкий, Арий-Колумбарий… Кто из редакционных работников не знал его! Должность траурная: в Литфонде руководил похоронами.
Личность известнейшая. В книге «Легендарная Ордынка» Михаил Ардов пишет, что, разговаривая, Ротницкий «машинально измерял фигуру собеседника, мысленно прикидывая, какого размера потребуется гроб». А однажды московская писательница заболела, и руководители Литфонда попросили Ротницкого навестить ее. Увидев Ария Давыдовича, женщина решила, что ее дела плохи.
- Здравствуйте, Арий Давыдович, – смеялась мама. – Проходите, пожалуйста. Но у нас сегодня, к счастью, никто не умер…
Работал Ротницкий до глубокой старости. Писатели не отпускали: как будут умирать без благодетеля! И как жить будут? У Ротницкого всюду связи: и лекарство достанет, и в больницу устроит.
Бесконечные просьбы… Некоторые письма-записки сохранились в отделе рукописей Литературного музея. «Уважаемый Арий Давыдович, – писала летом 1946 года Вера Инбер, – говорят, что в Литфонде имеется какая-то мебель – матрацы, круглые столы. Если это так, прошу оставить на мою долю два матраца и стол – т.к. мой дачный дом пуст». А Маргарита Алигер просила в 1954 году подписать ее на «Вечернюю Москву» и журнал «В защиту мира».
А в вопросах питания Ротницкому не было равных. Пайки, заказы, обеды… Понятно, что на него молились не только сами писатели, но и руководство творческого Союза.
Осенью 1934 года состоялся первый Всесоюзный съезд советских писателей. Ротницкий – многие называли его Лев Давыдович – член организационного комитета. Отвечал за питание делегатов. Съезд проходил в Доме Союзов, застолье в ресторане, на улице Горького. Главное требование к меню – чтобы было вкусно.
«Харч» оказался настолько хорош, что за несколько дней некоторые делегаты прибавили в весе. Встречая Ротницкого, улыбалисьвосторгались. Благодарили. Тут-то он и решил сохранить их слова для истории. Две тетрадочки школьные завел:
- Напишите, пожалуйста, ваши впечатления о питании!
Михаил Пришвин: «Вы меня накормили, и сытый я на съезде всему радовался».
Константин Тренев: «Желаю Вам, Арий Давыдович, всю жизнь так питаться, как Вы нас питали».
Бруно Ясенский: «Льву Давыдовичу, художнику в своей области, борцу за высокое качество».
Борис Лавренев: «Серьезной Вашей заботой о насыщении наших грешных утроб во время съезда Вы полностью реабилитировали имя-отчество, скомпрометированное Вашим тезкой. (Видимо, речь шла о Троцком. – Е.М.). Хвала Вам и спасибо».
И еще слова, если не ошибаюсь, А. Твардовского: «Милому заботнику и другу писателей».
Записи в тетрадочках Ротницкого оставили Пастернак и Фадеев, Маршак, Лидин, Леонов, Эренбург. Поистине, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Впрочем, и к сердцу женщины.
Мариэтта Шагинян: «Сердечное спасибо дорогому Льву Давыдовичу за внимание к нашему брату-писателю». Ольга Форш: «Выражаю свою благодарность не только за вкусное «меню», но и за культурную беседу, его сопровождающую».
На съезде Арий Давыдович очень старался. И это заметили. Горький пригласил его в президиум, публично поблагодарил. Потом «за образцовую отличную работу по питанию делегатов» его премировали «путевкой в Дом отдыха и лимитом на 300 рублей».
Арий Давыдович часто заходил к нам, навещал Аллу. Розовощекий, с ухоженной бородкой. Часы карманные, на цепочке… Однажды обратил внимание на фотографию Гольденвейзера на стене:
- А у меня в комнате висит фотография Льва Толстого. Он подарил ее мне в 1907 году, в Ясной Поляне.
- Так ведь и Гольденвейзер тоже ездил в Ясную Поляну, к Толстому, – обрадовалась Катя. – Было это в 1906-м году.
Арий Давыдович – из Тулы. Был членом комиссии детских развлечений. Создал в городе библиотечный фонд, который так и назывался: «Фонд Ротницкого». Кто-то предложил повезти в гости к Толстому ребятишек. Нагрянуть без приглашения нельзя.
- Мне поручили написать письмо, – рассказывал Ротницкий. –
Долго думали, как обратиться. Наконец решили: «Душевноуважаемый Лев Николаевич!»
- Как?!
- Душевноуважаемый… Текст письма я не забыл: «Руководители комиссии детских развлечений в Туле желают устроить прогулку детям к Вам в Ясные Поляны, а потому почтительнейше Вас прошу, не найдете ли возможность сообщить, будем ли мы у Вас желанными гостьми и не доставим ли мы своим присутствием Вам беспокойства». Я подписал: «Преданный Вам Ротницкий».
Получили согласие. Отправились 26 июня. Было очень жарко.
В аллею Яснополянского сада вошли примерно в 10 часов утра. Лев Николаевич сидел на веранде. Удивился, что приехало так много детей, около тысячи…
Малыши захотели купаться. До реки Воронок версты три. Арий Давыдович сказал, что нельзя, но Толстой разрешил. Взял большую белую шляпу с полями и пошел с ними. Все были рады. Правда, когда ребята стали нырять, он испугался.
Чай пили из самоваров. Семь самоваров поставили, самый большой – на десять ведер. Пили по очереди. Потом подсчитали: выпито
60 ведер чаю. Перед отъездом детям раздали гостинцы. Лев Николаевич пригласил Ротницкого приехать еще раз.
Софья Андреевна встретила его радушно, сказала, что Лев Николаевич работает, а у них правило: не отвлекать:
- Скоро обед. Вы гость Льва Николаевича, значит, за столом будете сидеть справа от него.
Наконец появился Толстой. Узнал Ротницкого, спросил, как дети доехали. Оказывается, в тот приезд Толстой хотел обратиться к ним с добрыми словами, даже в дневнике их записал. Но все спешили…
- Прощаясь, – сказал Ротницкий, – Толстой дал мне свою фотографию. И текст той речи.
- Тоже помните?
- К сожалению, нет. Но дома текст есть. Принесу.
Не забыл, принес. Мама переписала: «Хотелось бы ожидаемым детям сказать вот что. Дети, любите друг друга!.. И если вы ждете от меня, чтобы я что-нибудь сказал Вам, то я ничего не могу сказать от себя и повторю только: «Любите друг друга!»… Исполняй люди эти слова, только старайся люди отучаться от всего того, что противно любви: от ссор, зависти, брани, осуждения и всяких недобрых чувств к братьям – и всем бы было хорошо и радостно жить на свете».
Ротницкий уверял, что этот текст нигде не публиковался.
В общем писатели дорожили Ротницким. Все же ушел на пенсию. Всю жизнь занимаясь похоронными делами, решил не спешить в мир иной: дожил до 97 лет.
Его преемником в Литфонде стал Лев Наумович Качер. В феврале 1992 года Лилия Беляева, мой автор, подарила книгу «Спецпохороны в полночь». У книги два автора: Лилия Беляева и Лев Качер. Там немало слов о Ротницком. На книге автограф:
Елене Мушкиной… И вообще – с самыми лучшими пожеланиями.