Я придумала себе двойника.
По имени Анжелика — как героиня фильма, которая была красива красотой ухоженной актрисы.
С фамилией Павлова — как у девочки Наташи из параллельного класса, которая была красива красотой юности.
Певицу — как девушка на экране телевизора, которая была красива магической красотой зрелости.
Я собрала тех, кого любила, в своего двойника и стала придумывать ему жизнь.
Мне нравилось произносить громким шепотом, чтобы слышала только я, но обязательно слышала, как звучит имя и фамилия по отдельности, и чуть меньше вместе: «Выступает Анжелика Павлова!»
Объявив себя, я выходила на воображаемую сцену, крепко зажимала микрофон в ладони и азартно, неумело, но, как мне представлялось, весьма завлекательно и от души, жестикулировала, пританцовывала, работала глазами, помогая рту, из которого опять же громким шепотом вырывались слова популярных песен.
Моя фантазия не ограничивалась профессиональной жизнью двойника. Я щедро дарила Анжелике все, что происходило со мной. И уже её глазами пересматривала лица людей, фильмы, книги, её эмоциями проверяла встречи, знакомства, поступки, её реакцией переживала правильность собственных решений.
Мне представлялось, что она ведет себя намного точнее, естественнее, чем я. Она все делает красиво, потому что красота заложена в ней именем, фамилией и профессией. Я вынула из себя потребность в красоте и дала ей оболочку из самых нарядных и любимых одежд. Мечта обрела плоть и ожила. Я продолжала носить её в себе, как в шкатулке, оберегая от пыли, грязи и холода. И только наедине с собой — с ней — я позволяла ей выйти и поддержать меня, доделав то, на что у меня не хватило уверенности. Она заступалась за меня в ссорах, незавершенность которых
Она красиво прощала слабых и бездарных. Была великолепна в своем великодушии к чужой серости, как, впрочем, и к чужой яркости. Ярких она просто покоряла, влюбляя в себя, приобщаясь, парализуя.
Я сама обожала двойника больше себя. Но с возрастом мне труднее становилось придумывать ей взгляды, улыбки, жесты, походку, поступки, мысли, слова. Труднее было примерять все это. Сейчас я — одна, через миг — другая. Иной поворот головы, иная осанка, иная интонация и шепотом — иные фразы.
Я устала проводить черту между собой и двойником, тем более, что давно заметила благотворное влияние Анжелики на меня: стала быстрее ориентироваться в ситуациях, иногда совсем
Не хватало времени и сил на паузы перевоплощения, когда я уступала место на сцене двойнику. Все мешалось, путалось, раздражало. Иногда, вместо того, чтобы в свое удовольствие громким шепотом проиграть ситуацию. с двойником в главной роли, я мысленно, спешно проговаривала текст, не слыша ни интонации, ни подтекста, не видя эффектного сопровождения жестами. Я не получала удовольствия от собственной игры.
И я поняла, что выросла. Двойник, задерганный руками кукловода, опал и сморщился, расслабленно выдохнув постоянную готовность. Анжелика постарела и обессилела, отдав мне свои эмоции, мысли, слова. Я задушила красоту в объятиях. Так влюбленный в кисть живописец выжимает из тюбика краску для удовлетворения своей прихоти.
Ваша Алла Витальевна Перевалова