Екатерина великая

Народная артистка СССР Екатерина Максимова, которую во всем мире зовут по-свойски, но с высоким почтением — Катя, отмечает юбилей.

Обращение на «вы» к ней — не только знак приличий. Она и впрямь существует во множественном числе. Число невелико — кратно двум. Но оно — велико. Так велики блистательная балерина Екатерина Максимова и ее неизменный партнер по сцене и жизни Владимир Васильев. Парижская Академия танца присвоила им титул «Лучший дуэт мира». Но рискну подкорректировать академиков. Максимова и Васильев не просто «лучшие». Они — уникальны. Поскольку неразлучны без малого век: полвека на сцене и столько же — в жизни. А в основе их единого божественного таланта — один из трех главных божьих даров — Любовь во всех ее ипостасях.

Российская газета: Итак, Екатерина Сергеевна, любовь. Вы знаете, что это такое?

Екатерина Максимова: Этого никто не знает. Но про нас с Володей догадываюсь. Это доверие друг к другу. Вера друг в друга. Верность друг другу. На сцене у меня были и другие партнеры. Но надежнее Володиных рук я не знала. В жизни тоже.

РГ: В любовь с первого взгляда верите?

Максимова: Верю. Хотя мы сошлись не с первого. Но первого сентября 49-го года пришли в первый и один и тот же класс хореографического училища Большого театра.

РГ: А как нагрянула ваша любовь к танцу? Как в девятилетнем возрасте можно сделать выбор на всю жизнь?

Максимова: До школы никогда танцами не занималась. Хотя театр любила, но больше драматический. Мой дедушка — Густав Шпет — был профессором Академии высшего актерского мастерства, членом худсовета МХАТа. А нашими соседями были великие мхатовцы.

РГ: Но как все-таки танец появился?

Максимова: Я была непоседой. И наперегонки носилась, и по деревьям, по крышам лазила. Но вообще, во что бы я ни играла, все взрослые восхищались: «Как удивительно органично эта девочка двигается. Ее обязательно надо в балет отдать». Вот мама и отдала…

РГ: По тому тону, с которым мама вас к телефону подзывает, догадываюсь, что Татьяна Густавовна — главный человек в вашей жизни, а вы для нее по-прежнему ребенок.

Максимова: У мамы, которой сейчас 94 года, я всю жизнь под крылышком. А самое яркое детское воспоминание — военное. Лепешки, которые мама пекла из картофельной кожуры. С торчащими уголочками, обсыпанные сухой гущей от желудевого кофе. Такая вкуснятина была! Сейчас, бывает, маму попрошу: «Сделай те лепешки». Она отказывается: «Пусть вкусные воспоминания останутся»…

РГ: В вашей с Владимиром Викторовичем профессиональной и личной жизни немало счастливых совпадений. Но, наверное, самое примечательное случилось в 61-м году. Тогда вы поженились. А через несколько дней в Париже состоялась мировая премьера французско-советского фильма «СССР с открытым сердцем». На примере влюбленного дуэта Большого западный мир должен был увидеть жизнь нашей страны. Когда снимались, не перехватывало дыхание от чувства, что, как и Большой, и Кремль и, извините за грубое сравнение, водка с балалайкой, вы становились символами державы?

Максимова: Да что вы?! Просто французы хотели показать что-то красивое. А что может быть красивее балета?! Вот он-то — действительно символ.

РГ: Если французы показали СССР с открытым сердцем, то парижские «медовые дни» вы наверняка провели с открытыми ртами?

Максимова: В Париже для нас все было и открытым, и открытием: и роскошные гостиничные апартаменты с 25-метровой мраморной ванной, и машина с переводчиком в любое время суток, и встреча с 98-летней Матильдой Кшесинской. Только были мы без единого сантима. И уже потом поняли, каким это было счастьем: увидеть Париж без мелочных искушений.

РГ: Вас везде принимали с триумфом. В Буэнос-Айресе, например, вывесили огромное — от авансцены до последнего яруса — сердце из гвоздик. А что вам дороже? Такие цветочные сердца или елочки-малютки, которые вам традиционно дарили зрители после традиционного для 31 декабря «Щелкунчика»?

Максимова: Это совершенно по-разному дорогие нам знаки внимания. Однажды, когда уже перестала выступать, прилетела в Мурманск как педагог-репетитор. Выхожу после концерта, а ко мне подходит женщина и протягивает пакет. «Извините, — говорит, — у меня нет цветов. Но разрешите подарить вам это». В пакете оказался ананас. Выяснилось, что моя поклонница весь концерт караулила меня на улице: ей билета не досталось…

РГ: Прославленным своим именем воспользоваться можете?

Максимова: Никогда и ни за что! А вот моим именем, случается, пользуются. Идешь в театр на аншлаговый спектакль, стараешься так бочком-бочком. А к тебе сбоку кто-нибудь — раз! «Я с Максимовой!».

РГ: А часто узнают?

Максимова: Не знаю. Недавно иду по театру. А охранник мне: «Девушка! Вы куда?». Кто-то из проходящих мимо: «Так это же Максимова!» — «Нет, — ко мне страж обращается, — ВЫ??? куда?». И через паузу: «А! Вы к Максимовой? Тогда идите».

РГ: Так это же здорово! В 70 — и девушка!

Максимова: Да, из-за моего хрупкого сложения меня за девочку принимали. Когда машину водила, останавливали: почему ребенок за рулем? На фильмы «Детям до 16» не пускали.

РГ: Вам не только рукоплескали, но и совсем наоборот. Были в истории Большого времена с «невыездными». И тогда вам и Владимиру Викторовичу, благонадежным, за их беды приходилось расплачиваться.

Максимова: Однажды на гастроли в Лондон мы приехали в то время, когда из Союза не выпускали Валерия Панова. И Запад его активно защищал. Танцуем «Спартака». Сцена «Рынок рабов». Володя, Спартак, становится на колени. А я, его жена Фригия, кладу на них голову. И в этот момент чувствую: что-то такое по мне острое — вжих! Володя — мне: «По-моему, стреляют». Я присматриваюсь: а это шурупы и гвозди. За ними последовала картечь яиц.

РГ: В вашей профессиональной жизни были случаи и поболезнее. 30 лет прослужив Большому, вы, в числе других его звезд, как «не прошедшие по творческому конкурсу» были уволены. Это предательство сильно обожгло?

Максимова: Безусловно, мы испытали шок. Но нет худа без добра. Изгнание из родного дома открыло для нас весь мир. Теперь мы могли танцевать в любой стране, куда нас приглашали.

РГ: После изгнания из Большого вас запретили называть «звездами». А за рубежом тут же назвали «суперзвездами». Не было тщеславного чувства отмщения? Мол, «вот вам, получите!».

Максимова: Нет, нет, нет! Тщеславие — это не про нас. Вот честолюбие — другое дело: доказать свою правоту, свои возможности и себе, и другим. А что касается «звезд», то я вообще не приемлю эти этикетки. Хоть «солнцем» себя назови, все равно видно, как танцуешь, чего на деле стоишь.

РГ: Давайте теперь про добрых людей в вашей жизни. Вам встречались не только добрые, но и чудо-люди. Одним из таких чудо творцев для вас стал доктор Лучков. Он вопреки всем приговорам эскулапов, утверждавших, что после тяжелейшей травмы вам никогда больше не танцевать, все-таки «вывел» вас на сцену.

Максимова: Владимир Иванович разработал свою собственную методику. Я целый год ходила и занималась в специальном корсете.

РГ: И 10 марта 76-го года триумфально станцевали «Жизель».

Максимова: Весь мой первый выход шел под нескончаемые овации — музыки просто не было слышно. А во время танца в зале стояла гробовая тишина. Мне рассказывали, что в антракте люди поздравляли друг друга.

РГ: Владимир Викторович пишет стихи. Живопись для него — вторая после танца любовь. А вы чем, помимо работы, увлекаетесь?

Максимова: Работой. Все время, что танцевала, самым большим моим увлечением была подготовка балетных туфель. Это очень сложно. Носок, например, нужно разбивать молоточком, чтобы пальцы чувствовали пол. Так всегда делала Галина Сергеевна Уланова — мой великий учитель.

РГ: Чему главному в профессии и жизни Галина Сергеевна вас научила?

Максимова: Отношению к делу, которым занимаешься. Она была строга к ученикам. Но еще больше к себе. Приходила на каждый мой спектакль. И я старалась станцевать так, чтобы Галине Сергеевне не было за меня стыдно.

РГ: Знакомясь с вашей биографией, почувствовала, что залогом вашей славы во многом стало живущее в вас чувство преемственности поколений. Вашим педагогом в училище была знаменитая прима Императорского театра Елизавета Павловна Гердт. Ее отец — первый танцовщик великого Мариуса Петипа. На туалетном столике вашей бабушки лежал роскошный веер великой Веры Комиссаржевской. Пройдет время, и он распахнется в руках блестяще станцованной вами Элизы Дулиттл из «Галатеи». Галина Сергеевна Уланова передаст своей любимой ученице свою любимую «Жизель». И вот теперь «Жизель» в руках (и ногах) вашей ученицы — нынешней примы Большого Светланы Лунькиной.

Максимова: Эти ниточки, связывающие поколения, бесценны. Тем более в нашем искусстве, в котором мастерство передается только из рук в руки, из ног в ноги.

РГ: Что вам нравится, а что отвращает в поколении младом?

Российская газета