Миф об Эдипе принадлежит к тем немногим явлениям культуры, в которых веками видят символ человеческого бытия. Античная трагедия рока. Романтический идеал свободной личности, противостоящей воле богов. Набивший оскомину эдипов комплекс… Впрочем, обращаясь к драме Софокла, Римас Туминас предсказуемо не собирался иллюстрировать общепризнанные теории. Премьера Театра имени Вахтангова, по его словам, посвящена «утраченному величию». Ушедшему поколению, способному чувствовать вину и брать на себя ответственность. «Древним титанам», живущим под пристальным взглядом небес.
Внутреннюю мощь Эдипа (Виктор Добронравов) и Иокасты (Людмила Максакова) режиссер противопоставляет нашей инфантильности, тем самым делая постановку актуальной. Этому способствует и эклектичность сценографии, костюмов, музыкального оформления. В соответствии с законами античного театра, Римас Туминас чередует драматические эпизоды со стасимами, которые хор исполняет на древнегреческом языке. Но вид фиванских старейшин, мечущихся по сцене в забавных котелках и бесформенных пальто, ставит на идее аутентичности жирный крест. Туминас не стремится быть последовательным и исторически точным. Античность для него – всего лишь антураж, допускающий вольное и слегка ироничное обращение. Воин (Павел Юдин) размахивает игрушечным троянским конем. Крылатая дева (Екатерина Симонова) в картинных позах застывает за спиной Иокасты. Креонт (Эльдар Трамов) возвращается из паломничества в Дельфы в золотом лавровом венке и с рваным чемоданом наперевес.
С нотками ироничного фарса в спектакле контрастируют музыка Фаустуса Латенаса и безупречные минималистичные декорации Адомаса Яцковскиса. Хотя слово «декорации» в отношении вахтанговского «Царя Эдипа» звучит не совсем точно. В голом полумраке сцены Яцковис не оставил ничего, кроме обломка трубы (вавилонской башни? оси мироздания?), который, кажется, живет своей жизнью и претендует на звание действующего лица, а не элемента оформления. Как гребень волны, он поднимает царя Эдипа на вершину славы, а потом опрокидывает Эдипа-отшельника в темноту кулис. Грозит раздавить беспомощный хор. Нависает над притихшим залом, заставляя зрителей морщиться от соприкосновения с неконтролируемой силой и ее порождением – властью.
Именно о них, вопреки замыслу режиссера, твердит премьера Театра имени Вахтангова. Ни Эдип, ни Иокаста не несут груз личной ответственности, ведь над своими жизнями они не властны. Узнав о страшном пророчестве, Эдип бежит из Коринфа. Он и не предполагает, что исполнение предсказания зависит от него. Точно также Лай и Иокаста решают убить сына, не сомневаясь, что он станет орудием рока, игрушкой богов. Человек не может противостоять бессмертным – мысль о таком бунте у Софокла не приходит в голову даже самым независимым, гордым, мудрым. Единственная надежда – на ошибку оракула. Единственный выход – спрятаться, сбежать, обмануть судьбу. А если не получится, то принять на себя ее удары.
Эта позиция не лишена восхитившего Туминаса мужества. Но это скорее мужество отчаяния, чем умение принимать последствия собственного выбора. Иокаста, например, не винит себя в попытке убить ребенка. А Эдипа не мучит то, что он в порыве гнева убил человека. Обоих терзает совершившаяся над ними воля богов; оба взваливают на плечи груз роковой случайности, не замечая зло, которое творят сами.
Все это – логичное проявление предельно далекой от современности картины мира. И лишнее доказательство того, что к античным текстам бесполезно применять критерии Новейшего времени, что возможности их переосмысления не безграничны. Софокл писал о власти рока. В век Интернета это понятие кажется странным, даже бессмысленным. Мы слишком верим в себя и в прогресс, слишком одержимы свободой, чтобы уважать сверхъестественное. Мы позволяем себе игнорировать рок... Но не власть. Она перестала быть безусловной и непостижимой. Но раздражающе цепкая власть денег, авторитетов, правительств, новых технологий продолжает давлеть над каждым из нас.
Наверное, поэтому в спектакле Театра имени Вахтангова запоминается деревянное величие, с которым Эдип обращается к подданным. Жесткость, с которой властелин пресекает даже не попытку, а намек на нарушение его воли. Ледяное одиночество того, кто начал подъем к вершине вавилонской башни. Эдип у Софокла – справедливый, любимый народом правитель. Что не мешает ему грозить расправой Креонту или неразговорчивому Пастуху (Рубен Симонов) – как раз тем, кто беспокоится о стоящем на пороге катастрофы человеке, а не о неуязвимом истукане-царе. Уничтожать приближенных и ближних Эдип, кажется, собирается в поисках правды. И ради блага подданных. Но на деле насилие лишь поддерживает власть. Чтобы вернуть покой в Коринф, Эдипу придется потерять жену, ослепнуть, оказаться на пороге безумия. И, разумеется, отказаться от власти, символ которой (цепь с орденом) он униженно передает Креонту.
Такое прочтение, конечно, упрощает драму Софокла. Но оправдывает претензию вахтанговской премьеры на актуальность. А главное, поднимает ее до уровня трагедии (пусть эклектичной и спорной). В полном соответствии с замыслом автора и желанием режиссера, «Царь Эдип» – трагедия рока. Рока власти, которая вечно хочет блага, но почему-то совершает иное.
Татьяна Ратькина
