Недавнее Российское литературное собрание разделило всех, кто обоснованно – или по собственному смутному ощущению – считает себя принадлежащими к данному сообществу, на две неравные группы: званых и незваных. Произошло это не по умыслу коварного врага, а потому, что формат мероприятия заведомо предполагал ограничения. Например, размерами выбранной аудитории (конференц-зал РУДН вмещает около тысячи человек). Или тем обстоятельством, что во встрече с президентом, как и было задумано, участвовали отнюдь не только писатели, а и учителя-словесники, преподаватели вузов, сотрудники литературных музеев, актёры и режиссёры и т.д. Так что сравнение этого беспрецедентного в новой России форума с I съездом писателей 1934 г. – заведомая натяжка. Но на натяжках и передёргиваниях построены почти все комментарии к событию со стороны недовольных. То бишь незваных. Когда писатели мелкими группами ходили к действующему президенту, это особого резонанса в либеральном лагере не вызывало. Так, вялое брюзжание. А тут возопили хором и поодиночке: мол, пошли на поклон к власти, продались, предали идеалы и пр. О том, что на сей раз власть наконец сама пришла на нейтральную и абсолютно демократическую университетскую территорию, старались не упоминать.
Некоторым СМИ удалось переключить внимание от культурной и политической составляющей мероприятия к мифической финансовой. Газетные заголовки и подзаголовки сосредотачивались именно на этом: «Кремль созывает Литературное собрание, в котором будут участвовать потомки классиков. По его итогам может быть создан новый писательский союз – распределитель грантов»; «Писатели создают Российское литературное общество за государственный счёт». И т.п. Разочарование тех, кто на это повёлся, вероятно, было велико: грантов не раздавали. Но СМИ, публикуя информацию о литературном событии такого масштаба под рубрикой «Новости экономики», своё дело сделали – перевели стрелки на деньги. И в каких-то кругах сработало!
Некоторым – как вольнолюбивому детективщику Акунину – Литературное собрание дало возможность лишний раз обнажить масштаб мышления: «Раздумья мои закончились, когда я узнал, что на собрание собирается прийти Владимир Путин – не то выступать, не то даже председательствовать. Если так – без меня, пожалуйста». Значит, присутствие тысячи коллег, среди которых было немало единомышленников г-на Акунина, для него ничто в сравнении с присутствием одного человека? Это уже тянет на маниакальность! И никакие профессиональные – тем более общекультурные – вопросы волновать человека, испытывающего «одну, но пламенную страсть», понятно, не могут. В незапущенной стадии мании лечатся медикаментозно. Но здесь, видимо, случай тяжёлый.
Среди званых оказалось ещё несколько литераторов, которые по разным причинам не почтили собрание своим присутствием. Свобода передвижения – одно из базовых личных прав человека (либералам ли этого не знать!). Право это в равной степени предполагает и свободу не передвигаться, если нет к тому охоты или служебной необходимости. Но непошедшие во всех подробностях и с пиаровским смаком растолковывали случайно оказавшимся рядом журналистам решение остаться дома.
Это ещё ладно. Самое забавное началось, когда званые и пошедшие принялись оправдываться перед своими стейкхолдерами. Так в США называют группы влияния, существующие внутри или вне корпорации, которые необходимо учитывать при осуществлении той или иной деятельности. Особенно доскональным отчётом отличилась Евгения Вежлян, работающая в журнале «Знамя», преподающая одновременно в МГПИ и ИЖЛТ (как ей только времени на всё хватает!) и сочиняющая вирши вот такого рода:
не хочу ничего различать
не желаю иметь
и зубами вставными стучать
костылями греметь...
Насчёт костылей язвить не станем – только посочувствуем. А вот учиться «различать» и «стучать зубами» (со страху?) Вежлян пришлось – и ещё как. Судя по всему, она не ожидала, что стейкхолдеры устами фейсбучных троллей так на неё ополчатся. Бедняга весь птичий язык источила в оправданиях. Оказывается, она пошла на собрание не потому, что её пригласили, а с целью зафиксировать и задокументировать каждое слово, осознанно или по неосторожности произнесённое участниками. Кто дал ей такое поручение, неизвестно, ибо если дали, то за что потом били? А личная инициатива такого сорта называется соглядатайством, каковое в русском языке имеет не вполне положительную коннотацию. Когда индивид оказывается перед разъярённой толпой, он, пытаясь спастись от града камней, часто неубедителен и даже смешон, ii, конечно, опять-таки вызывает сочувствие. Вежлян договорилась до того, что пойти на Литературное собрание было необходимо, ибо иначе «гэбэшники так нас поодиночке переловят и разагитируют (или сагитируют)». Это напоминает знаменитого неуловимого Джо, которого, как выяснилось, отродясь никто не ловил. На собрании если за что и агитировали, так за возвращение экзамена по литературе. А насчёт «поодиночке» – это вы, мадам, Окуджавы переслушали.
Судя по единственной реплике, поданной Вежлян в ходе работы по секциям (в промежутке между съёмками на айпад шарахающихся от неё участников), она причисляет себя к некоему «экспертному сообществу», которое призвано решать (но, очевидно, из-за происков врагов не решает) все вопросы, связанные с литературной деятельностью. Это лишний раз подтверждает предположение о наличии групп влияния. И тогда невольно закрадывается мысль о хорошо подготовленной имитации обструкции, призванной продемонстрировать объективность и непредвзятость «экспертов», бьющих своих, чтоб чужие боялись. В таком случае Вежлян попалась в ею же расставленные сети, и сетовать ей не на что. Однако – сетует: «Друзья литераторы, имейте лицо. Имейте совесть. Перед лицом общего врага – не топите друг друга». Общим врагом «экспертов», без сомнения, является государство, наконец обратившее внимание на положение дел в отечественной литературе, оккупированной премиальными и журнальными функционерами, которые диктуют свои законы, любыми способами добиваются их исполнения – или отлучают «нарушителей» от литературного процесса путём замалчивания. Собственно, Вежлян это и транслировала, отвечая своим оппонентам (или клакёрам): «Я – за автономию литературы от государства. И это нужно было проговорить. Чтобы не пришли эксперты из ФСБ». Навязчивая фиксация на одной и той же мысли тоже явно имеет признаки мании – или фобии. Но в этом предоставим разбираться докторам.
Отсутствие в повестке собрания «денежного вопроса» либеральных «экспертов» только разогрело. Один блогер остроумно назвал массированные – и часто нецензурные – обвинения участников в продажности и низкопоклонстве «тотальной мобилизацией». Непозванный Станислав Львовский (ещё один неопознанный эксперт?) перед лицом создания новой литературной организации пугает гипотетических «отказников» ни много ни мало, как преждевременной смертью: «Кто не согласится войти – их (через некоторое время) лишат тех полутора медных копеек, которые прежде им случайно, раз в десять лет, перепадали. Потом, ещё чуть позже, им постараются отрезать и любую возможность публичного высказывания. Это будет по нынешним временам сложнее, чем при Ю.В. Андропове. Но и писатели – люди такие: бить необязательно, в тюрьму сажать незачем. Раз – и всё, шёл, да и помер себе на улице». Прямо апокалипсис какой-то! Значит, теперь писателю не то что на собрание пойти, но и на улицу нос высунуть опасно? А не ограничивает ли такое положение вещей той самой священной свободы передвижения? Но и С. Львовский, увы, не чужд психологических проблем: «люди, которым не стыдно» (т.е. те, кто принял участие в собрании), приводят его, по собственному признанию, «в ярость, в настоящее бешенство». «Бешеными», напомним, звалась одна из наиболее радикальных фракций французской революции 1789–1794 гг. Но якобинцы нашли для них подходящую вакцину. Надеемся, месье Львовский справится с недугом без посторонней помощи.
Эти и многие другие либеральные фобии, не исключая единичные случаи бешенства, всё же говорят о том, что предприятие удалось! Характерна проговорка А. Цветкова, которому, вопреки ожиданиям, не доверили вести первую скрипку в экспертном оркестре. Возвращаясь к теме якобы состоявшейся – или отложенной – «проплаченности» участников собрания, он признаётся: «...я не могу дать никакой гарантии, что некоторые из этих денег не были истрачены на меня самого. Но если такое и было, то всегда через третьи организации». Значит, через третьи руки десятилетиями играть роль пятой колонны невозбранно, а общаться с государством, в котором живёшь, напрямую – недостойно? Интересно у вас получается, господа эксперты! Но, может статься, и перестанет получаться. И в этом – ваш главный страх. А нам-то чего бояться?
Макаров Максим
