Экзамен
Школа дает множество полезных знаний. Но никакого представления о реальной жизни. Потом с удивлением узнаешь, что люди не обязаны к тебе хорошо относиться только потому, что ты хороший парень. «Хороший парень» не профессия. А школьные преподаватели ставили тебе положительные оценки именно за это.
Один мой приятель заявил на экзамене, что «булка во рту разлагается на спирт и коньяк».
Другой одноклассник на вопрос, «чем объясняется увеличение в последнее время количества межвидовых скрещиваний», гордо ответил:
Падением нравов!..
Я же вообще заявил, что «не буду отвечать на теоретические вопросы по генетике, потому что я практик!»
Все мы получили хорошие оценки. Потом поступили в Политехнический.
Разочарование настало уже на первом курсе. Преподаватель физики считал, что «на пять предмет знает Бог, на четыре он сам, а студент, соответственно, максимум на три». С другой стороны, на физико-техническом факультете тройка по профильному предмету была невозможна. Возникала патовая ситуация.
Я пришел на экзамен после бессонной ночи, проведенной за учебниками. Я был небрит и помят. Преподаватель, несмотря на хронический алкоголизм, ежедневно носивший свежевыглаженные рубашки, безукоризненные костюмы и шикарные галстуки, осмотрел меня с ног до головы и поставил два.
В следующий раз я появился в двубортном костюме и лучшем своем галстуке, недавно привезенном из Риги. Преподаватель долго смотрел на него и, видимо, счел, что «на пять галстуки носит Бог, четверки заслуживают его собственные, а галстук студента не должен превышать слабой троечки»
Следующая попытка перешла из плоскости моды в сферу тактики. Я обратил внимание, что экзаменатор выставляет двойки утром и вечером, а днем, сразу после небольшого «обеденного» перерыва, бывает благосклонен. Именно в этот небольшой промежуток времени я и проскочил со своими скудными знаниями. А вот «противник падения нравов» ходил сдавать физику 12 раз!
К третьему курсу мне подумалось, что экзаменационные мучения связаны с неправильным выбором области.
Однажды преподаватель электродинамики сказал:
В эту курсовую работу вы должны вложить душу
Все засмеялись, а я пошел в деканат с заявлением об уходе. Я чувствовал, что в курсовик о Достоевском смогу вложить душу.
Целый год я готовился к поступлению на филологический факультет университета. Ходил, как на работу, в библиотеку. Занимался с преподавателями английским языком и историей. Наверное, никогда больше у меня не было в голове стольких академических знаний.
Сочинение я написал на пять единственный во всем потоке. Хотя меня отвлекали вопросами о количестве букв «с» в слове «прогресс».
Следующим был английский. Этот язык для меня как музыка. То есть вызывает большое волнение души, смутные образы, но ничего конкретного.
Я уставился в незнакомые слова текста для перевода. Через несколько минут встретилось одно впрочем, многое объясняющее. Слово было «Офелия». Передо мной лежал американский пересказ классики для школьников, позволяющий при минимальных затратах выглядеть вполне начитанным гражданином. Я стал думать о том, каким фаст-фудом подменяют классику, но тут меня вызвали отвечать.
Пока я пересказывал «Гамлета», преподаватель удовлетворенно кивал. Но потом попросил переводить с листа.
Не могу! честно признался я.
Почему? удивился экзаменатор, не ожидавший подвоха.
Я слов таких не знаю, промямлил я, на всякий случай еще раз заглянув в листок.
Пару минут мы молчали. Смотрели друг на друга. Потом по его лицу пробежало озарение, и в аудитории прозвучала фраза, полная гнева и радости разоблачения:
Да вы просто читали Шекспира!..
Я воровато оглянулся.
Ну, в общем, да А что?
Идите! Три!
Мне было стыдно. Не то за тройку на экзамене, не то за подпольное чтение Шекспира. Тем не менее, у меня было 8 баллов за 2 экзамена, что оставляло шансы. Следующей была история, к которой я готов блестяще. Да и вопрос попался прекрасный культура начала XX века. Ничто не предвещало беду.
Мой рассказ был прерван вопросом, заданным с интонацией следователя:
Кто был основоположником символизма?
Я сдержал желание быстро ответить «не я!» и повел речь о французских символистах, Соловьеве и прочем декадансе. Но меня перебили:
Основоположником символизма, молодой человек, был Валерий Яковлевич Брюсов Вы же понимаете, что с такими знаниями
Я уже понимал. Оставалось только доиграть сцену до конца.
Брюсов Брюсов Что-то знакомое Это не тот ли Брюсов, которому Блок руки не подавал? Не тот ли Брюсов, которому в трамвае Гиппиус в лицо наплевала? Да, точно! Вспомнил! Продажный функционер Брюсов, который подставил Гумилева
Я вышел на улицу. На душе было необыкновенно легко. Что, к сожалению, не отменяло необходимости «порадовать» родителей.
Я зашел в телефонную будку и набрал номер. Сквозь треск прокричал:
Два!
Что? Сдал? Молодец! Твоя жена в роддоме!
Я взял две бутылки портвейна. Одну положил во внешний карман костюма-тройки, а другую открыл. И пошел к роддому.
Однажды к нам заехал родственник из Москвы.
Две столицы существуют в стране для того, чтобы жителю одной из них было, где спокойно попить водку без назойливых звонков родственников и приятелей, без необходимости врать на работе Встать с утра, выпить рюмку и пойти гулять по столице.
После моего рассказа о поступлении в университет, а то есть после второй бутылки, родственника осенило:
Слушай! Ты же пишешь чего-то там Давай к нам в Литинститут! Академическая программа та же. Плюс компания хорошая.
Возразить было нечего. Я отдал ему свои рукописи, чтобы он занес их в приемную комиссию. И забыл об этом. Потому был сильно удивлен, когда мне пришло приглашение на экзамены.
Тут я применил совершенно другую тактику. Мало того, что я не готовился. Я даже не ставил будильник. Может быть, именно поэтому получил 29 баллов из 30 возможных и стал студентом.
С экзаменами и курсовиками было действительно проще. Я изучал то, что хотел изучать, что понимал и чувствовал. Однако и тут не обошлось без приключений. Взять хотя бы тот же английский.
Я буду вас всех спрашивать, а потом вы подойдете с зачетками, сказала типичная «англичанка», сухонькая и ухоженная.
Быстро за колонну! сказал типичный поэт Дима, небритый и растрепанный.
Мы стояли за колонной, пока весь курс на незнакомом языке рассказывал о своих семьях, любимых животных и летнем отдыхе. Потом подошли с зачетками.
Зачем-то современным литераторам понадобилась экономика. Я стоял перед дверью в экзаменационную аудиторию и думал, зачем. Наверное, чтобы торговаться с издательствами. Рассуждения прервал вбежавший Владик:
Ты что-нибудь знаешь?
Нет, конечно!
Боишься?
Ну, в общем да
Тогда пойдем!..
Мы вышли из института. Купили бутылку. Выпили ее в садике и снова вернулись к аудитории. Очередь еще была.
Еще боишься? спросил Владик.
Я ничего не ответил, и мы снова пошли.
Тянуть билеты пришлось, задержав дыхание. Посреди аудитории меня догнал Владик и спросил громким шепотом:
Слушай, а вот «естественная монополия» это про что?
Ну, наверное, про то, что в Бразилии кофе растет, а не в Бразилии не растет, предположил я.
Понял! уверенно сказал Владик и пошел к преподавателю.
Стараясь дышать в сторону, он 30 минут рассказывал о Бразилии, кофе и всех несчастных странах, где этот самый кофе не растет. Я слушал завороженно, проникаясь сочувствием к сложной экономической ситуации, созданной всего лишь отсутствием этих маленьких зернышек.
Я думал о том, что мир действительно несправедлив. Берется откуда-то маленькое, но очень важное зернышко, и человек абсолютно счастлив. А у кого-то этого зернышка нет и быть не может.
Жизнь монополия. Только что ж в этом «естественного»?
Продолжение следует
