Память о любых исторических событиях живёт по-настоящему, пока не умер последний, кто их помнит. Потом историческое событие становится собственно историей. Параграфом в учебнике, не вызывающим уже яркого эмоционального отклика. Например, невозможно представить современного человека, остро переживающего гибель своего прапрапрадеда в войне 1812 года.
Для «живой» памяти о 22 июня 1941 года и о Второй мировой войне в целом, таким образом, осталось приблизительно двадцать лет. Не так уж и мало.
Ещё живы свидетели войны. Тысячи ветеранов, младшим из которых, правда, уже далеко за восемьдесят. Десятки тысяч тех, кто не воевал, но застал войну и хоть что-то может о ней рассказать.
Моя бабушка (по отцовской линии), которая, слава богу, жива, рассказывала, как бежали они от немцев летом 1941 года с Западной Украины. Ехали с матерью на подводе. Вдруг неподалёку от дороги, на пригорке, они увидели немецкий самолёт — может быть, подбитый или неисправный, а рядом с ним — лётчика. Он закричал: «Партизанен!» — и выстрелил. Пуля попала бабушке — ей тогда было около четырнадцати лет — в ногу. К счастью, ранение оказалось не опасным. Её отец, мой прадедушка, воевал в Красной Армии, погиб уже в 1944 году, при освобождении Румынии. Что всё-таки произошло 22 июня 1941 года?
Советское руководство «прошляпило» начало войны — хотя только и твердило о том, как важно быть готовым к отражению «империалистической агрессии». С каждым годом этот милитаристский психоз только крепчал: десятки бодрых патриотических песен, парашютные вышки в каждом парке, нормы ГТО («готов к труду и обороне») для всей молодёжи, «ворошиловские стрелки» и так далее. А как пришла реальная война — бац, и не готовы.
Версий, почему так случилось, много.
В книгах небезызвестного Виктора Суворова (Резуна) утверждается, что Сталин сам хотел напасть на Гитлера первым. Враг застиг нашу армию, что называется, на изготовке: к нападению мы были готовы, а вот к обороне — нет.
Другие версии винят во всём (в разных пропорциях) Сталина, генералитет, офицерство, традиционное русское разгильдяйство, головотяпство, шапкозакидательство и вечную надежду на «авось».
Думаю, в каждой из версий есть доля истины, которая, как известно, всегда «где-то посредине».
В СССР само предположение, что мы допустим врага на родную землю, было под запретом. Вообще, все войны, трагедии, катастрофы, даже стихийные бедствия могли, в соответствии с официальной идеологией, происходить исключительно за границей, но никак не в Советском Союзе. Этот неписаный закон давил на всех советских писателей и кинематографистов до самой перестройки. Хочешь написать книжку о Третьей мировой войне или снять фильм-катастрофу – будь добр, перебрасывай действие за рубеж или на другую планету, а родная страна – это неприкосновенный земной рай.
Сталин, по словам Жукова, однажды сказал, что планы борьбы с германской армией на советской территории — это «записки для прокурора». Похожим образом, возможно, мог бы отреагировать Папа Римский, если бы ему кто-то сказал, что протестанты или православные вот-вот захватят Ватикан. Ведь это чушь собачья, ересь, этого не может быть, потому что не может быть никогда…
Оказалось, не чушь.
Армии тиранов бывают разгромлены легко и быстро, какие бы шапкозакидательские речи не гремели с трибун. Вспомним поражение Саддама Хусейна в войне с США. Некоторые иракские офицеры, захваченные в плен, даже называли Саддама «американским шпионом», припоминая все его просчёты в военной сфере. Так, полагаю, в начале Великой Отечественной войны проклинали Сталина и многие офицеры Красной Армии. Есть, кстати, занятная версия, что Саддам Хусейн — внебрачный сын «отца народов».
Тирания зиждется на страхе, а страх убивает инициативу, смелость, независимость и талант. В начальники всех уровней, в армии и на «гражданке», выбиваются трусливые и бездарные лизоблюды. Но главное, что люди, настрадавшиеся от тирании, не очень-то рвутся её защищать. Есть нацистский плакат: из надписи «22 июня 1941 года» молния бьёт в растрескавшуюся каменную тюрьму, выстроенную в виде серпа и молота, с крупной надписью «НКВД».
Многие русские эмигранты пошли на службу нацизму, видя в нём надежду на свержение большевистской власти. Священник отец Иоанн, архимандрит, один из виднейших иерархов Русской православной церкви за рубежом, выступил 29 июня 1941 года в американской русскоязычной газете «Новое слово»:
Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. […] Обессиленные и закрепощённые по лагерям, заводам и колхозам русские люди были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась профессионально-военная, испытанная в самых ответственных боях, железно-точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звёзды со стен Русского Кремля. И она их собьёт, если русские люди не собьют их сами. Эта армия, прошедшая своими победами по всей Европе, сейчас сильна не только мощью своего вооружения и принципов, но и послушанием высшему зову, Провидением на неё наложенному сверх всяких политических и экономических расчетов. Сверх всего человеческого действует меч Господень.
Число «изменников Родины» среди русских, украинцев, белорусов в этой войне, что называется, зашкалило. Ни в одной войне, которые вела Россия на всём протяжении своей истории, такого не было. Александр Солженицын писал, что, не будь немцы «так тупы и чванны» не боялись бы подъёма русского самосознания, всё бы у них получилось.
Известный современный публицист Александр Минкин пять лет назад опубликовал в газете «МК» статью, где высказался в том духе, что лучше бы Гитлер победил: всё равно долго бы он у власти в России не продержался, зато советская власть была бы уничтожена.
Первая реакция на такие слова – конечно, раздражение. С детства нам внушали: если бы победил Гитлер - не было бы нашей страны, наших родителей и нас. Но известно, что немцы нигде и никогда не уничтожали население захваченных территорий поголовно. В оккупированных нацистами странах Запада режим был и вовсе, по нашим меркам, «санаторным».
Радикальные либералы давно поставили знак равенства между нацистской Германией и ленинско-сталинским СССР – единственное отличие, говорят они, что нацисты угнетали и убивали людей по расовому признаку, а коммунисты – по классовому. Немецкий национал-социализм со временем бы «смягчился» - так же, как советский социализм к 70-м годам. То есть, как в старом анекдоте про публичный дом, «это ужас, конечно, но не ужас-ужас».
Процитирую одного из самых интересных, на мой взгляд, участников нашего форума - Александра Абрамовича:
Единственная разница между нацистской Германией и СССР того же исторического периода - критерии, которые нацисты и коммунисты использовали, выбирая свои жертвы.
Для евреев или цыган это определённо означает, что СССР для них был «меньшим злом», поскольку коммунисты выбирали кандидатов в концлагеря не по национальному признаку (в основном, бывали и исключения). Для русских это тоже в какой-то степени правда, поскольку, хотя Гитлер и не планировал их поголовно физически уничтожить, то, что их ожидало в случае победы гитлеровцев, было ещё хуже, чем то, что они уже имели в СССР.
Точно так же с точки зрения немцев по такой логике нацизм должен бы считаться «меньшим злом», поскольку ликвидация гражданских свобод в какой-то степени компенсировалась для них статусом и привилегиями «высшей расы» и мощью и величием их родины.
Немцы (по крайней мере, их подавляющее большинство), к счастью, понимают, насколько опасен - для них самих в первую очередь - такой поиск «меньшего зла» в своей истории. Русские упорно это понимать отказываются.
Как и в случае немцев, такой отказ - проблема самих русских и вредит в основном им самим.
Что же касается СССР последних 20-30 лет его существования, то все тоталитарные государства развиваются по очень схожим законам. С возрастом и франкистская Испания, и маоистский Китай тоже «выросли» из кровавой вакханалии своего начального периода. Никаких оснований считать, что, победи Германия в той войне, она сильно отличалась бы в этом плане от СССР, не существует. Точно так же после смерти первого поколения вождей наступило бы естественное «притупление» идеологической озверелости. К 70-80-м годам картина была бы очень похожа на советскую.
Конечно, ни евреи, ни цыгане до этого момента не дожили бы. Как в советском случае не дожили, к примеру, не желавшие вступать в колхоз крестьяне. То, что в одном случае уничтоженная группа «фильтровалась» по расовому, а в другом - по экономическому принципу, для тех, кого уничтожили, - абсолютно безразлично. Да и с точки зрения того, какое общество вырастает из такой политики, это тоже никакого значения не имеет. Ничего, достойного существования, не вырастет ни из первого, ни из второго.
Вроде бы всё это правда. Но не окажутся ли наши ветераны (по крайней мере с точки зрения «продвинутой» части общества) виновными в том, что не шли сдаваться, не поворачивали штыки против советской власти, а наоборот, отбивались от гитлеровцев как могли, на грани и за гранью человеческих возможностей?
Грустные вопросы в грустный день.
