Нашествие короеда-типографа на подмосковные леса привело к тому, что мертвые деревья сейчас приходится вырубать. Причем рубка идет сплошная. Заодно с главными жертвами короеда — елями — валят здоровые сосны, березы, осины.
Журналист «МК» попробовал разобраться, насколько обоснован такой подход и какие он может скрывать злоупотребления.
Дачница в трениках берет след
В двух километрах от дачи у нас родник. От шоссе до родника — метров пятьсот в глубь леса.
Жители постоянно ходят туда за водой. Лесная тропа — под их неусыпным вниманием.
И вот весной возле нее начались работы. Ходили лесники, помечали сосны зеленой краской. «Лес будут рубить, — объясняли они. — Из-за короеда-типографа много больных елей».
В середине лета заехали лесорубы. Валили ели, березы, но помеченные краской сосны оставляли. Это было логично — для того их, наверное, и помечали.
Но наступил момент, когда бригада взялась и за сосны. Зеленые здоровые деревья падали на землю. На месте густого леса на глазах образовывалась голая просека шириной метров триста.
От этой жутковатой картины во мне проснулась общественница. Такая, знаете, дачница в трениках с пузырями, которой до всего есть дело.
Я позвонила в Комитет лесного хозяйства Московской области. В пресс-службу — поскольку, кроме всего прочего, я еще заодно и журналист.
Пресс-секретарь Комитета попросил выслать фото, подтверждающие мои сомнения в законности вырубания всех и вся.
Я выслала: одно — с соснами, сделанное две недели назад. Другое свежее — с теми же соснами в штабелях.
Он сверился с документами и перезвонил: все законно. Если здоровых деревьев на участке меньше 50%, проводится сплошная санитарная рубка. На нашем участке здоровых деревьев гораздо меньше 50%. В этом случае даже сосны, хоть и здоровые, оставлять нельзя. В прореженном лесу они будут ломаться от ветров и бурь. А у нас рядом населенный пункт — поселок Цюрупы, люди сюда ходят за ягодами-грибами. Чтоб их не убило падающими деревьями, сплошная санитарная рубка проводится в обязательном порядке. К тому же здесь родник, рядом с ним уже падали сосны, и администрация сама обращалась, чтоб почистили лес.
Я немножко удивилась, потому что возле родника как раз ничего не «почистили». Он как был среди высоких деревьев, так среди них и остался.
И непонятно все-таки было с помеченными краской соснами. Зачем же их метили, если все равно валят все подряд?
Пресс-служба объяснила: сосны помечают, чтоб их сосчитать. Компания, которая проводит рубку, за них должна заплатить — внести попенную плату.
На просеке оставались еще не спиленные сосны — довольно много, штук пятьдесят. «Значит, им тоже конец», — подумала я.
Но это был не конец. После моих звонков в Комитет сосны валить вдруг прекратили. Рабочие жгли сучья, таскали бревна, но оставшиеся сосны не трогали. Почему?
Пресс-секретарь дал новое объяснение: эти сосны оставлены для осеменения, — опровергнув, таким образом, предыдущие свои объяснения насчет бурь, ветров и прочих опасностей, которые представляют одиноко стоящие деревья для мирного населения.
Разнообразие правил, узаконивающих любые варианты вырубки леса, меня как-то раззадорило.
Дачница в трениках, которой до всего есть дело, полезла в Интернет, чтоб самой разобраться, кто может рубить здоровые сосны и на каких условиях.
Жесткий административный замес
Отвечающие за подмосковные леса органы устроены довольно замысловато.
Главный орган — Комитет лесного хозяйства. Он входит в состав Правительства Московской области
У Комитета — две подведомственные организации: ГКУ «Мособллес» с 19-ю филиалами и ГАУ «Центрлесхоз».
Основной целью «Мособллеса» является «обеспечение реализации полномочий Комитета лесного хозяйства Московской области в сфере лесных отношений». Цели и задачи «Центрлесхоза» — тушение лесных пожаров и ликвидация последствий чрезвычайных ситуаций.
Короед-типограф — чрезвычайная, по-видимому, ситуация. Поэтому аукционы на порубку пострадавших от него лесных участков проводит «Центрлесхоз». Но сначала он сам покупает эти участки — причем не у кого-нибудь, а у «Мособллеса».
Комитет лесного хозяйства в этой хитрой конструкции выступает в роли заказчика. Он дает задание — рубить.
Такой у них жесткий административный замес.
Победитель аукциона получает задание на вырубку участка леса и субсидию на порубочные работы.
Субсидия маленькая, на ней особо не заработать. Зарабатывают на древесине. Ту древесину, что будет вырублена, победитель аукциона покупает у государства заранее по низкой выкупной цене, а продает по нормальной, рыночной. Разница между ценами и есть его прибыль, которой он, как я полагаю, по-честному делится.
Сумма выкупа назначается на основе обследования делянки. Проводят его лесники. Они измеряют и считают все деревья: здоровые, сухие, полусухие. Потом по формулам подсчитывается, сколько кубометров дров из них получится, сколько деловой древесины и сколько неликвида.
Если вырубать только погубленные короедом ели, прибыли не будет. Они же гнилые, их только на дрова. Другое дело — сплошная санитарная рубка. Там будут здоровые деревья, то есть деловая древесина, на которой уже можно заработать.
Это одна из основных причин, по которым назначаются сплошные рубки. Выборочные — только по больным деревьям — настолько невыгодны, что за них никто и браться не станет.
Лесная династия
Все это я выяснила в Интернете без большого труда. Для дальнейшего расследования теперь нужно было узнать имена фигурантов и цену вопроса.
Информация об аукционе на порубочные работы нашлась на сайте госзакупок. Итоги открытого конкурса «на право заключения договоров по проведению санитарных рубок с правом выкупа заготовленной древесины» подводились 30 января 2015 года. На конкурс выставлялись 19 лотов — по несколько выделов в разных лесничествах.
Мне нужно было Виноградовское лесничество — лот №2. Из документов на сайте следовало, что этот конкурс выиграло ООО «Плитинвест». Но текста договора там не было. Хотя на другие лоты договоры были, они загружались, их можно было прочесть, и там, кстати, было подробно все написано про сосны: на каком выделе сколько штук надо оставлять для осеменения.
Пришлось опять тормошить пресс-службу. Так и так, договора нет.
Пресс-служба удивилась и пообещала «спросить старших товарищей». Однако после общения с ними она резко снизила уровень доброжелательности и велела задать все вопросы сразу, а не по одному, потому что дел невпроворот, а я отвлекаю. Из-за меня в Цюрупу уже отправляли проверку и еще отправят, а людей и так не хватает, поэтому вот вам договоры, какие просили, и отстаньте, а что на сайте госзакупок их нет, так это вопрос к сайту, а не к нам.
В документах, которые мне прислали, были акт лесопатологического обследования, договор купли-продажи между виноградовским филиалом «Мособллеса» и «Центрлесхозом» и справка на полстраницы специально для меня — о том, что в квартале 27, выделах 16, 21, 23 Виноградовского участкового лесничества все работы выполнены в соответствии с правилами, исполнитель ООО «Плитинвест».
Я набрала в поисковике: «Плитинвест». Интересные сведения нашлись немедленно. К примеру, интервью коммерческого директора и учредителя «Плитинвеста» Дениса Нефедьева шатурской газете, где он рассказывает, как мама Наталия Николаевна Нефедьева привила ему любовь к лесу. Я набрала «Наталья Николаевна Нефедьева» и с удивлением — а вернее, без всякого удивления — узнала, что в данный момент она возглавляет ГКУ «Мособллес». Генеральный директор, да.
Пора мне уже было ехать к роднику — воды набрать и заодно увидеть в действии сына такого большого начальника.
На просеке горели костры, рабочие жгли сучья. Сосновые стволы, уже очищенные от коры, ждали вывоза.
Возле родника красовался транспарант «Губернаторская программа «Наше Подмосковье». Очаг поражения короедом-типографом». И буквами помельче: квартал 19, выдела 17, 18, 23, площадь 2,1 га, подрядчик «Центрлесхоз», исполнитель «Плитинвест».
«Вы «Плитинвест»? Где ваше начальство?» Худой жилистый мужичок, разговаривавший с водителем манипулятора, с подозрением посмотрел на мои баклажки для воды. Какой «Плитинвест»? Я показала на транспарант. Он оглянулся, будто впервые увидел.
Лесорубы были вовсе не «Плитинвеста». «Он просто выиграл конкурс, — объяснили они. — Реально здесь работаем мы, субподрядчики».
Я набрала воду и, возвращаясь к дороге, еще раз глянула на транспарант. И тут до меня наконец дошло.
Это ж 19-й квартал.
А мне-то из Комитета прислали документы на 27-й!
Все божья роса
В очередном послании в Комитет лесного хозяйства я осторожно поинтересовалась проверкой вырубки у Цюрупы: как там результаты?
«Результаты проверки простые, — ответила пресс-служба. — Все выполнено согласно правилам и нормам, замечаний и нарушений не выявлено. Вам очень повезло с исполнителем работ, он понимает что делает, и делает на хорошем уровне. Ни одного лишнего дерева не спилено, все отчетные документы соответствуют реальности».
«Жаль только, мне их так и не показали, — подумала я. — Но какой же все-таки квартал они проверяли? 27-й или 19-й? И почему мне прислали документы на 27-й вместо 19-го? Хотят что-то скрыть?»
Содержание следующего моего письма в Комитет было примерно таким: зачем вы мне морочите голову с кварталами и кого, кстати, называете «хорошим исполнителем» — работяг-субподрядчиков или маминого сына-посредника?
На этот раз пресс-служба затаилась. Проявилась она только спустя сутки. Развернутый ответ про «хорошего исполнителя» цитирую почти целиком, он этого достоин: «Аукцион ставил ГАУ МО «Центрлесхоз» по исполнению госзадания по санитарным рубкам на 2015 год. Наталья Николаевна Нефедьева возглавляет ГКУ МО «Мособллес», который не может повлиять на ход аукционов. Основная задача «Мособллеса» — это управление лесами, самостоятельно «Мособллес» работы не проводит, а только назначает мероприятия в лесу. Из которых впоследствии Комитетом лесного хозяйства Московской области формируется государственное задание для специализированного лесохозяйственного предприятия — «Центрлесхоза». Дальше открытый публичный аукцион, победитель которого определяется согласно 44-ФЗ».
То есть это чистое совпадение, что победитель аукциона оказался еще и сыном главы «Мособллеса». Как я и предполагала.
И то, что работает в лесу не его компания, а субподрядчики, — это тоже совершенно нормально. «Крупные компании привлекают на ряд лесосек местные, более мелкие, — объяснил Комитет. — В основном это связано с логистическими и инфраструктурными вопросами. Субподрядчиками становятся более мелкие компании, которые не могут выполнить все требования к обеспечению госконтракта (согласно 44-ФЗ). Также надо учитывать, что в регионе давно наблюдается дефицит профессиональных лесопромышленных компаний, из-за чего в Подмосковье работают компании из других регионов».
К ответу прилагались наконец документы на 19-й квартал. Хотя при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это опять не те документы. Мне нужен был договор о сплошной санитарной рубке на 19-м квартале, заключенный между «Центрлесхозом» и победителем аукциона «Плитинвестом», — тот, что должен был висеть на сайте госзакупок, но не висел. Вместо этого мне прислали договор между «Мособллесом» и «Центрлесхозом». Похожий, но не тот.
Ощущение, что с 19-м кварталом что-то неладно, усилилось.
В документах был еще акт осмотра лесного участка, в границах которого проведена заготовка древесины, — 2 га на 19-м квартале, 17, 18, 23-й выделы. В акте указывался объем заготовки — 698 кубов — ровно тот, какой и было предусмотрено продать. Из них 539 кубов — дрова, и 159 — отходы. В строке деловой древесины — ноль. Ни одного куба.
Ноль. Но как там мог быть ноль? Рядом с сухими елями на участке стояли здоровые зеленые сосны. Да и в акте лесопатологического обследования, который мне тоже прислали, они указаны: 37 здоровых, 45 ослабленных, 9 сильно ослабленных. Это по одному только выделу — 17-му. А там же еще два — 18-й и 23-й. И на них тоже стояли здоровые сосны.
А потом они лежали в штабелях. Идеальное сырье для пиломатериалов — балок, срубов, досок.
И их решили продать как дрова? Или просто оформили как дрова? Или вообще никак не оформили?
И опять пошла дачница в трениках к своему компьютеру, и опять стала кликать Комитет лесного хозяйства: «Да что у вас там творится, у меня уже память в компьютере переполнилась, столько там карт и техзаданий, а ясности все равно нет, только новые вопросы».
Ничего не сказала пресс-служба на этот раз. Лишь хвостом по воде плеснула.
Тут и мне надоело с ними тренироваться. В конце концов я и так узнала достаточно, чтоб сделать выводы.
Докладываю по результатам расследования:
1. Работа госструктур, отвечающих за сохранность подмосковных лесов, носит непрозрачный характер. Гражданский контроль над их деятельностью затрудняется искусственно создаваемыми препятствиями.
2. Бюджетные средства расходуются неэффективно: часть выделяемых на вырубку леса бюджетных средств оседает у посредников.
3. Есть основания подозревать при проведении конкурсов коррупционную составляющую, поскольку в результатах аукционов усматриваются признаки кумовства.
4. Действующая модель администрирования лесозащитных мероприятий нерациональна. В ней присутствуют избыточные звенья и превалирует коммерческий подход, который ведет к подмене цели. Цель «сохранить лес» подменяется целью «получить максимальную прибыль» — в результате государство теряет леса.
А вообще, если бы сплошную санитарную рубку не затеяли там, где ходит много людей — как у нашего родника, например, — я никогда бы не узнала того, что изложено в предыдущих пунктах. И вы тоже не узнали бы.
Поэтому впредь надо назначать санитарные рубки исключительно в дикой чаще, куда не забредают дачницы в трениках с пузырями и не шастают там взад-вперед.
Это, я думаю, единственный вывод из всего вышеизложенного, который Комитет лесного хозяйства сделает сам для себя.
