Евфросиния Керсновская, дворянка, пережившая ГУЛАГ, бежала из ссылки, пройдя по зимней тайге 1500 км. Имя этой женщины, нарисовавшей свою жизнь карандашом в двенадцати тетрадях, более известно на Западе, чем в России. Несмотря на все пережитые тяготы и трудности жизни, которые должны были ее сломать и обозлить, до конца своих дней оставалась такой же открытой и доброжелательной, как и в юности. Последние годы жизни Евфросиния Антоновна провела в Ессентуках. Эта удивительная женщина ни разу за свою жизнь не пошла на сделку с совестью и ни разу себе не изменила.
ПОЧТИ СЧАСТЛИВАЯ ЮНОСТЬ
Евфросиния родилась в Одессе в 1907 году в дворянской, интеллигентной, образованной семье. Отец, Антон Антонович, был юристом-криминологом, мать, Александра Алексеевна, преподавателем иностранных языков. Был у Евфросинии и старший брат Антон, впоследствии военный историк. С детства девочка знала несколько иностранных языков. Эти знания остались у нее на всю жизнь: даже будучи в очень преклонном возрасте, она свободно поддерживала беседу с иностранцами, которые навещали ее в Ессентуках.
И вот всей этой семье пришлось бежать от революции в Бессарабию, которая в те годы входила в состав Румынии. Как оказалось, глава семьи владел там небольшим участком земли и домом, который в свое время приобрел дед Евфросинии. Приехав в Бессарабию буквально в чем были, Керсновские приобретают там статус помещиков – все-таки им принадлежит родовое имение Цепилово. Однако помещиками они были лишь на словах. Антон Антонович, интеллигент до мозга костей, не был приспособлен к хозяйственным делам, а утонченная мама тоже слабо понимала в коровах и пашне.
Зато Евфросиния с азартом и увлечением стала осваивать новое для нее, дворянской барышни, ремесло земледельца. Окончив курсы ветеринаров, она на 40 га принадлежавшей семье земли завела настоящее крестьянское хозяйство: выращивала пшеницу и виноград, разводила скот. Училась у соседки-фермерши и по книгам в дедовской библиотеке. За несколько лет хозяйство стало образцовым, Евфросиния разводила ранее неведомые в тех краях породы коров и свиней, выписывала и привозила особые сорта зерна и винограда.
Соседи часто обращались к «дудуке» (барышне) за советами по хозяйству. Утонченная «кисейная» барышня превратилась в крепкую хозяйку, умевшую и сеять, и жать, и загон скотины убрать, и без седла на лошади скакать. И ей нравилась такая жизнь, нравилось заботиться о своих близких, разводить новые сорта винограда и пшеницы, нравилось ухаживать за животными.
Лишь одно событие омрачило спокойное течение жизни в Бессарабии: в 1936 году умер горячо любимый отец, Антон Антонович. Он завещал дочери лишь одно – заботиться о матери. «Единственное, что я завещаю тебе особо, это мать. Не покидай ее на старости лет! Пусть она никогда не чувствует одиночества, и мое благословение никогда не покинет тебя!» сказал он перед смертью.
СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ ЗАКОНЧИЛАСЬ
Спокойная жизнь семьи закончилась в одно мгновение. В 1940 году Румыния передала Бессарабию СССР, и на ее территорию были введены части Красной Армии. Быстро были национализированы банки, промышленные и торговые предприятия, транспорт. На большей части территории Бессарабии была образована Молдавская ССР. Население республики начало массово перебегать в Румынию. Причем на первых порах это было сделать довольно легко, новая власть не очень следила за перемещением своих граждан, у нее были задачи поважнее.
Но Евфросиния свято верила, что русские русских не обидят, хотя ее всячески уговаривали забрать маму и переехать в соседнюю Румынию. И надо сказать, что она никогда не жалела о своем решении остаться, как никогда она не жалела о всех своих решениях. Но однажды им с мамой сообщили, что дома у них больше нет, оставив на улице в том, что было на них надето. Все, что удалось Евфросинии отвоевать у новой власти – это свой же набор рабочих инструментов, ведь она не собиралась сидеть сложа руки.
И она стала работать на новую власть. Нанималась на сезонные работы, пахала и сеяла, работала на стройках, ухаживала за животными. Однажды поняла, что маму все-таки лучше увезти из новой республики. Это был один из самых тяжелых моментов в ее жизни. Помня волю отца – не оставлять мать, и прекрасно понимая, что в новых условиях выживать очень трудно, Евфросинии все же удалось уговорить маму уехать с оказией в Румынию. Они расстались на долгие 18 лет.
ССЫЛКА, ПОБЕГ, ТЮРЬМА
Что помогало этим людям, загнанным советской властью в теплушки, увозившие их в неизвестном направлении, оставаться людьми? Какая сила поддерживала их в нечеловеческих условиях жизни в ссылках? Сколько их сгинуло в «филиалах» ГУЛАГа в разных уголках России, где до сих пор находят ранее неизвестные захоронения? Что помогало не сломаться тем, кто выжил?
Мне кажется, Евфросинию Антоновну поддерживала вера в себя, несгибаемая сила воли, способность не гнушаться любой работой, привычка всегда и всем говорить правду, умение любить и заботиться о людях даже в нечеловеческих условиях. А еще был у нее, несомненно, ангел-хранитель, не раз спасавший ее от неминуемой смерти. Недаром, одна из ее знакомых по ГУЛАГу как-то сказала ей: «Кто-то за вас очень сильно молится!»
Евфросинии не удалось избежать ссылки: ее, как и многих жителей бывшей Бессарабии, загрузили в вагоны и повезли, не сообщив, куда. Ну как же – бессарабская помещица! Из всего богатства, которое осталось, ‒ лишь старые садовые ножницы и набор слесарных инструментов. Путь был долог, без еды и воды их везли по России. В дороге они узнали, что началась война с Германией. В дороге же у одной из женщин начались роды. И Евфросинии принесла для нее со станции ведро воды. За этот проступок ее посадили в карцер. Это было первое наказание в череде написанных доносов, карцеров, направлений на самые тяжелые работы и объявленных Евфросинией голодовок.
В Томском крае, куда привезли ссыльных, Евфросиния попала на лесозаготовки. Она валила лес для узкоколейки и дороги. Нормы были завышенные, пайка хлеба – всего 150 граммов. А когда зимой Евфросиния заболела, с нее сняли даже эту пайку: начальство жаждало избавиться от непокорной женщины, которая всегда говорила все, что она о них думает. Но смерти от голода Евфросиния предпочла побег. Она прошла по тайге в одиночку без еды и одежды 1500 км!
Скиталась почти шесть месяцев, нанимаясь на подсобные работы, чтобы заработать на еду, ночевала в тайге: ссыльных в дома не пускали из боязни расправы. Увидела жизнь сибирской глубинки изнутри. Но все-таки ее задержали в августе 1942 года и этапировали к месту ссылки. За время этапирования Евфросинию допрашивали множество раз.
Особенно примечателен протокол допроса одного из следователей, который, поняв, что перед ним образованная женщина, знающая множество иностранных языков, решил выслужиться перед начальством и обвинил ее в шпионаже. И даже сообщил, что недалеко от места, где ее задержали, был найден парашют, на котором опасную шпионку забросили в Сибирь.
Барнаул, Новосибирск, пересыльные тюрьмы. Версия о шпионаже лопнула за недостатком улик, и Евфросинии были предъявлены обвинения по статье 58–10, части 2 («клеветала на жизнь трудящихся в СССР») и по статье 82, части 2 («совершила побег из места обязательного поселения»). Приговор – расстрел. Но и здесь ангел-хранитель уберег Евфросинию: расстрел ей заменили 10 годами исправительно-трудовых лагерей и поражением в гражданских правах на 5 лет.
В Томске, где она оказалась, часть своего пайка она отдавала беременной сокамернице, за что и поплатилась – ее отправили на строительство военного завода. В начале зимы 1943 года на морозе она возила тачки с раствором и материалами по трапам на пятый этаж. Когда же сокамерница родила, Евфросиния стала крестной матерью новорожденного, продолжая опекать ослабшую после родов его мать.
РАБОТА В МОРГЕ И НА ШАХТЕ
Летом 1944 года оказалась в Норильске, где на стройке получила травму ноги. Началось заражение, и Евфросинии сделали операцию в Центральной больнице лагеря, где работали такие же ссыльные врачи, некоторые из которых имели высокую квалификацию. Ногу спасли, и женщина осталась работать сначала санитаркой, потом – прозектором в морге. За время работы Евфросиния сделала более 1600 вскрытий. А ночевала там же, в морге, на столе, где в рабочее время производились вскрытия.
Она же потом и хоронила трупы. Но с коллективом морга Евфросиния не сработалась, несмотря на то, что это было престижное место с усиленным пайком. Она требовала, чтобы протоколы писались правдиво, без искажений результатов вскрытий. Чем заслужила недовольство начальства, вынужденного «приукрашивать» протоколы.
Тогда Евфросиния стала требовать перевода на шахту, и когда ее настойчивым просьбам было отказано, устроила голодовку. Ослабшую, обессиленную женщину все-таки перевели в шахтеры. Проработала на шахте Евфросиния до 1960 года. В 1952 году ее освободили, но она осталась в Норильске вольнонаемной, чтобы заработать шахтерскую пенсию. Примечательно, что ее хотели освободить раньше на два года, с условием, что она даст слово, что никому не будет рассказывать о том, что видела в лагерях. Она отказалась, сказав: «Человек стоит столько, сколько стоит его слово». После чего вернулась в барак.
За время работы Евфросиния освоила несколько шахтерских специальностей, даже профессию взрывника, рискованную и для мужчин. Лишь узнав, что в Румынии жива и надеется на встречу с дочерью ее мама, Александра Алексеевна, Евфросиния Антоновна стала осмотрительнее распоряжаться своей жизнью: она поняла, что есть человек, которому она нужна. Работа на шахте не была сахаром, Евфросиния всегда говорила правду в лицо, вызывая недовольство начальства.
Ее даже попытались уволить якобы по медицинским показаниям, но товарищеский суд заступился за своего товарища. И все эти годы Керсновская находилась под неусыпным наблюдением КГБ, проверке подвергалась и вся ее переписка. В это же время журнал «Заполярная правда» публикует несколько статей, написанных по заказу КГБ и порочащих честь и достоинство Керсновской и ее родителей. За эти статьи редакция журнала впоследствии принесла извинения.
ЖИЗНЬ НА КАВКАЗЕ, КАРАНДАШНЫЕ РИСУНКИ
Евфросиния Антоновна впервые оказалась на Кавказе в гостях у своих норильских знакомых, у которых был дом в Ессентуках. И влюбилась в горы. Очень много путешествовала, дошла до Грузии по военно-грузинской дороге, пешком, в одиночестве ходила через не самые простые перевалы. А несколько лет спустя, уже заработав пенсию, купила в Ессентуках небольшой домик, куда перевезла чудом найденную в Румынию маму. Кстати, мама Евфросинии не уступала по твердости характера и решительности своей дочери: чтобы переехать к ней в Россию, Александра Алексеевна вынуждена была отказаться и от румынского гражданства, и от румынской пенсии.
Правда, счастливой семейной жизни выпало не очень много: через четыре года, в 1964 году, мама Евфросинии Антоновны скончалась. Сразу после смерти самого близкого и дорогого ей человека, Керсновская села писать воспоминания и рисовать цветными карандашами картинки своей жизни: детство, ссылка, ГУЛАГ, работа в морге и на шахте. Всего было сделано более 680 рисунков, которых набралось 12 толстых тетрадей.
Кроме этого Евфросиния Антоновна сделала альбом рисунков с пояснениями к ним. Вся эта в те времена «нелегальщина» хранилась у друзей, и в Москве удалось выпустить самиздатовский вариант альбома. В 1990 году в журнале «Огонек» вышла серия очерков с иллюстрациями. Очерки о Керсновской вышли в английском журнале Observer.
В 1991 году вышел альбомов Е. А. Керсновской под заглавием «Наскальная живопись» на русском и немецком языках, рисунки публикуются в немецких журналах Art и Stern. В этом же году Керсновскую реабилитировали в России и Молдове.
Евфросинии Антоновне приезжают множество посетителей из разных стран, чтобы лично увидеть эту легендарную женщину. И со всеми она разговаривает на их родном языке. Судьбоносной можно назвать знакомство Евфросинии Антоновны с редактором журнала «Огонек» Игорем Чапковским, который занимался публикацией очерков о ней. Именно его дочь Даша, переехав в Ессентуки, будет ухаживать за Керсновской до конца ее дней.
«ГОРОДСКАЯ БЛАЖЕННАЯ»
Ольга Чихун, научный сотрудник Краеведческого музея Ессентуков рассказывает «Совершенно секретно»: «Я была девочкой, когда Евфросиния Антоновна жила в Ессентуках. И помню, что нас с классом отправляли иногда помогать ей по хозяйству. И она всегда отказывалась от нашей помощи. Угощала нас чаем и смеялась.
Ее считали кем-то вроде городской блаженной: ходила в спортивном костюме с авоськами, полными книг, каталась на велосипеде. Можете себе представить, она, уже не очень молодой и не очень здоровый человек, доехала на велосипеде до Домбая, Тбилиси и самое удивительное – до Таллина! Местные ессентукские бабушки ее не жаловали – она не любила пустых разговоров за семечками. Зато выставляла тазы с яблоками из своего сада на улицу для всех желающих, совершенно бесплатно. Засадила всю улицу цветами и деревьями. Пенсия у нее была приличная – заработала в Норильске. Но жила она скромно: много денег раздавала своим друзьям, оказывала им безвозмездную поддержку».
Вспоминает Валентина Хорунженко, бывший директор Краеведческого музея города Ессентуки: «Я познакомилась с Евфросинией Антоновной очень давно, я тогда работала заведующей абонентским отделом курортной библиотеки. Сразу обратила на нее внимание, хотя еще не знала, кто она. Приезжала на велосипеде, всегда одетая в спортивный костюм, с авоськой, куда складывала книги. И брала почитать не то, что обычно заказывают курортники, не «что-нибудь легкое», а классиков. Интересовалась и современными авторами. Я обратила внимание на то, что книги, когда она их возвращала, пахли керосином.
Уже потом, когда я стала директором Краеведческого музея, узнала, кто эта женщина, так непохожая на других. А книги пахли керосином потому, что домик, в котором она жила, был без удобств: туалет и вода – во дворе, отопления нет, поэтому отапливался керогазом. Я пошла к председателю совета курортов, попросила сделать ремонт в домике Евфросинии Антоновны. Он сказал, что ему легче выделить ей квартиру, чем ремонтировать этот домик. Но от квартиры она категорически отказалась. Да и от ремонта – тоже. Пришлось пойти на хитрость: когда Евфросиния Антоновна уехала в Москву на операцию, я быстренько организовала бригаду по ремонту.
Побелили все, покрасили, крышу починили, проводку спрятали. Дорожку заасфальтировали. Я говорила ремонтникам: «Знаете, какой выдающейся женщине вы ремонт делаете? Чтобы все хорошо сделали!» Когда Евфросиния Антоновна вернулась, я у нее спросила, как ей новая асфальтовая дорожка. Ее ответ помню до их пор.
«Как взлетная полоса!» – ответила она. Лишь с мебелью не хотела расставаться, с продавленным диванчиком, креслом. Это была память о матери, которую Евфросиния Антоновна просто боготворила.
Очень ей помогали девочки, которые у нее жили, – Даша Чапковская и ее подруга Лена. Девушки специально переехали из Москвы, Даша перевелась на заочное отделение института, и все для того, чтобы ухаживать за Евфросиней Антоновной. Даша до сих пор приезжает в Ессентуки – ей Керсновская оставила по завещанию свой домик. Я ее как-то увидела и удивилась – до чего красивая девушка. А Даша рассмеялась: когда она жила у Евфросинии Антоновны, не было условий, чтобы особо ухаживать за собой.
Еще мне запомнился один эпизод. Как-то к ней в гости приехал американец, а я к чаю испекла торт. Сидим за столом, гость спрашивает – как называется торт? Я говорю – «Графские развалины». Гость призадумался: название звучало символично, ведь Керсновская была из дворянской семьи.
Я благодарна судьбе за встречу и дружбу с Евфросинией Антоновной».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Евфросиния Антоновна Керсновская умерла 8 марта 1994 года, прожив 87 лет. Похоронена рядом с матерью на ессентукском кладбище. Последние несколько лет из-за перелома шейки бедра она была прикована к инвалидному креслу-каталке, в 1987 году перенесла инсульт. При этом оставалась такой же жизнелюбивой и активной. Она не нажила добра, правда, сохранился домик и ее велосипед, на котором она ездила в Прибалтику. Но когда люди говорят о ней (а прошло уже более 20 лет со дня ее смерти), то их глаза теплеют. И даже фраза «городская блаженная» звучит в их воспоминаниях очень по-доброму.
К 100-летию со дня рождения Евфросинии Антоновны была переиздана главная книга ее жизни «Сколько стоит человек». В твердом переплете, с иллюстрированной обложкой, издание получилось очень достойным. Спонсировал книгу один из руководителей РАО ЕЭС, молдаванин, слышавший на родине историю этой удивительной женщины. Легенды о ней до сих пор рассказывают и в Молдавии, и в Сибири.
Имя Евфросиния переводится с греческого как «радость». И всей своей нелегкой жизнью, всеми своими поступками и помыслами Евфросиния Антоновна старалась сделать жизнь своих близких хоть немного светлее и радостней. А после ее ухода след этой радости остался в тех, кто знал ее при жизни.
Галина Кива
Опубликовано 3 октября 2015
