На днях «МК» посетил легендарный поэт, много лет публикующий свои произведения на страницах нашей газеты. Евгений Евтушенко пришел, чтобы подарить свой монументальный труд — антологию «Поэт в России — больше, чем поэт. Десять веков русской поэзии» и рассказать о сенсационном выступлении, которое он готовит 24 мая, в День славянской письменности и культуры (день святых Кирилла и Мефодия). Он будет читать стихи... в храме. Поэт, который в 1960-е был символом оттепели, свободы слова и творчества, и сегодня продолжает доказывать, что литература может менять жизнь и у творчества нет границ.
«Газете «Московский комсомолец», сделавшей так много для нашей молодежи, страны и народа, в целом для воспитания широкого нравственного прорыва в развитии российской прессы», — пишет «живой классик» Евгений Евтушенко на титульном листе тома антологии. Он в бодром настроении, ярком пиджаке и экстравагантном галстуке. Готовится к новым свершениям, среди которых важнейшее — популяризация антологии. Это авторская подборка произведений русских поэтов: он собирал их в единое издание 40 лет (работа еще продолжается — на очереди четвертый и пятый тома). Книга продуманная, выстраданная, из изданий, которым суждено стать настольными.
— Это 40 лет моей жизни! — поэт хлопает по фолианту в красном переплете. — Сюда вошли стихи, которые были запрещены в советское время, так называемые «белые».
— Вы сами отбирали стихи для издания? — интересуется главный редактор «МК» Павел Гусев.
— Конечно. Это издание сделали два человека, хотя это работа целого института. Титаническая работа! А началось все с первого прорыва, когда я попал в Париж и встретился с основателем всех литературных мод — в высоком смысле слова — с хорошим поэтом, жаль, написавшим мало стихов, и блистательным критиком Георгием Адамовичем. Я познакомился с ним в невероятной ситуации. Мы ехали с женой Галей в такси. Она куда-то хотела поехать, а я нет, мы спорили, и я вставил крепкое слово. Шофер повернулся ко мне и говорит: «Хочу вас предупредить, что я русский. Если у вас были отношения с матерью этой прекрасной женщины, зачем же вы ей об этом говорите?». Я обалдел! После того случая я матом не ругаюсь! Потом мы разговорились. Оказалось, он из белой эмиграции и знает мои стихи. Так я встретил Георгия Адамовича. Такой весь набриолиненный, маленький. Знаете, что он мне прочитал?
— Что же? — включаюсь в разговор.
— Это меня удивило! Такое смачно написанное стихотворение! — поэт набирает воздух и начинает в своей фирменной манере, нараспев, выделяя «р» и «ш», волновать слух строками, написанными в 1955 году:
Играла девка на гармошке.
Она была пьяна слегка,
и корка чёрная горбушки
лоснилась вся от чеснока.
И безо всяческой героики,
в избе устроив пир горой,
мои товарищи-геологи,
обнявшись, пели под гармонь.
У ног студентки-практикантки
сидел я около скамьи.
Сквозь её пальцы протекали
с шуршаньем волосы мои.
Я вроде пил, и вроде не пил,
и вроде думал про своё,
и для неё любимым не был,
и был любимым для неё.
— Каково! — сделав паузу, продолжает поэт. — Адамович потом подарил мне антологию. К тому времени много видел сборников. Адамович сказал: «Женечка, дорогой, не может быть написано с ненавистью к родине ни одно хорошее произведение. Это невозможно».
— А как же, допустим, «Прощай, немытая Россия»?
— Это та же любовь, только с болью. Тот же Лермонтов писал «Люблю отчизну я, но странною любовью!». Я решил восстановить русскую поэзию с самого начала, с фольклора. Эта книга имеет колоссальное образовательное значение. Например, в третьем томе — 90 стихотворений Ахматовой. Людмила Швецова делала оче нь много для этой книги. Теперь ее нет. И происходит трагическая история. Я уже писал в Министерство образования, к бывшему министру Фурсенко ходил, который рассказывал мне, как его папа читал им с братом мои стихи. И после всего этого — ничего. Я принес ему пять тысяч экземпляров «Весь Евтушенко». И после этого книги исчезли, гнили где-то пять лет. Я всего-то просил рекомендательное письмо по поводу антологии для библиотек. Но глава столичного Департамента образования Исаак Калина написал, что они не могут ничего рекомендовать. Почему? Зачем они там сидят? Швецова хотела, чтобы, когда я поеду по стране, оставлять в каждом городе какое-то количество экземпляров для библиотек. Как она умерла — умерла эта идея. Книга не доходит в школы.
— Будем надеяться, что ваши слова возымеют действие, и ваш труд, получивший Гран-при премии «Книга года» в 2013-м, оценят по достоинству. Но вы готовите еще одно важное событие — поэтическое выступление в храме. Такого ведь не было в истории никогда прежде...
— Совершенно точно не было! Это историческое событие, которое, надеюсь, изменит роль церкви. Я был в 97 странах и во многих выступал в синагоге, в лютеранских и католических церквах.
— Почему выбрано село Теплое?
— Это родное место для моей няни. Ее звали Нюрой. Она была моей Ариной Родионовной. В 1925 году в Москве появились голодные девчонки, дети раскулаченных. Такая девочка 16 лет от роду постучала однажды к нам в дом и стала моей няней. Потом началась война, Нюре пришлось вернуться в свой дом в Тульской области, к сестре. Она навещала меня несколько раз. Я посвятил ей стихи. А дома Нюра сделала великую вещь. В селе Теплое во время войны была разрушена церковь. Там сделали склад. Няня спасла все иконы, забрала к себе в избу — а это было уголовное преступление. Люди приходили к ней молиться, за благословением. Когда стало возможно, няня отдала иконы назад в церковь. Она считается местной святой, хотя это и неофициально. Храм теперь называют Нюриным. Так же называются и мои стихи «Нюрин храм».
— Вы сами предложили сделать поэтическое выступление в храме?
— Нет, мне позвонил отец Валентин, настоятель храма. И я был счастлив услышать его предложение. Митрополит дал ему благословение и просил передать мне благодарность за поэзию, которая воспитала его. Иногда церковь упирается, но тут все получилось наоборот. В час дня 24 мая, в День славянской письменности, будет первое в истории выступление поэта в церкви. Сначала споет хор. Потом выступит отец Валентин. Затем я. В храме соберутся студенты из местных институтов.
